слеп и который требует смерти вашего императора. Любому другому я сдался бы — но не ему!
Раздались приветственные возгласы, зазвенели кубки. Антоний также поднял свой и воскликнул: — Живым он меня не получит, и я останусь победителем — так или иначе!
В начале августа флот Октавия вошел в гавань Птолемаиду Акко. Этот финикийский город был покорен Александром, укреплен Птолемеем Филадельфом и назван его именем. Намерения Октавия были ясны: он хотел показать, что с занятием этого города падение династии Птолемеев становится делом окончательно решенным. Очевидно, у него был план окружить нас, потому что его войска двигались с севера к границе Египта, в то время как флот под командованием Корнелия Галла приближался к Александрии с запада. Антоний спешно снарядил сорок кораблей, но был разбит и в последнюю минуту смог бежать.
Когда загнанный император в отчаянии вошел в восточную гавань, он получил известие, что вражеские войска заняли Пелусий. Это означало, что противник находится на расстоянии всего пяти дней пути от Александрии, а вражеские корабли под командованием Корнелия Галла могли появиться в восточной гавани в любой момент.
Сегодня все знают, какое крушение потерпел этот Галл позже, когда стал префектом Египта, но тогда он мог еще насладиться своей победой над Марком Антонием.
Теперь, когда опасность стала так близка, даже моя Ирас потеряла свою железную выдержку и самообладание.
— Сделайте же наконец что-нибудь! — потребовала она. — Неужели вы допустите такую жалкую гибель, выдадите нас римским варварам! Как ты думаешь, что они сделают с нами, с женщинами? Царицу закуют в цепи и украсят ею триумфальную процессию, а потом отдадут палачу, а нас, придворных дам, опозорят, унизят и бросят в цирк на растерзание диким зверям? Ну же, Гиппо, придумай что-нибудь. Пока император топит в вине остатки своего разума, мы должны найти какой-то выход, чтобы спасти хотя бы царицу.
За несколько дней до этого меня посетила одна мысль.
— Успокойся, Ирас. У меня есть одна идея, и я хотел бы немедленно поделиться ею с царицей. Ты не могла бы устроить, чтобы при этом присутствовал также и император?
Ирас с облегчением вздохнула и засмеялась, как будто спасение уже стояло у нашей двери.
— Сейчас будет сделано! — поспешно воскликнула она и исчезла.
Спустя два или три часа я стоял перед царицей, слегка возбужденной от любопытства, и главой «Товарищества смерти», который взглянул на меня насмешливо и воскликнул заплетающимся от вина языком:
— А, смотрите-ка — наш спаситель явился! Неужели нашему Олимпу еще пришло что-то в голову, когда все мы уже по шейку в воде! Ну, говори же скорей!
Ирас ободряюще улыбнулась мне, Шармион взглянула строго, а по лицу Мардиона видно было, что он настроен скептически.
— Хорошо, это всего лишь идея, но вполне осуществимая, даже сейчас, в последнюю минуту. Завтра или послезавтра противник займет обе гавани, и тогда подойдут войска из Пелусия — так что мы уже не сможем ничего сделать. Путь по морю закрыт, восток и север — тоже. Но ведь еще остается юг, царица. Перед нами лежит все твое могущественное государство, и египетский народ на твоей стороне. Почему бы тебе не отправиться в Фивы? Оттуда ты можешь поехать в Сиену, а затем, если нужно, в Мерое. Царь Акинидад охотно примет тебя. Он весьма обязан мне и моему отцу — ведь если бы он остался хромым, то не смог бы занять трон. Легионы Октавия никогда не пройдут так далеко на юг: как смогут они прокормиться — ведь там очень мало плодородных земель и почти сплошь пустыня.
Твой флот, царица, стоит нетронутый на озере Марсотида — мы можем отправиться в любой момент!:.
Клеопатра только улыбнулась и ничего не сказала, а Антоний воскликнул, хлопнув себя по ногам:
— И как мы раньше не додумались! Конечно, юг! Юг свободен, и между Мемфисом и Сиеной стоят два моих легиона! Мы сможем переждать там, собрать новое войско, построить корабли…
— Нет.
Она сказала это совсем спокойно, не повышая голоса.
Антоний посмотрел на нее с изумлением.
— Нет? Что это значит? Почему нет? Разве есть другие возможности?
— Разумеется! Мы могли бы договориться с Октавием… Но теперь о твоем предложении, Гиппо. Я не хотела пока говорить, поэтому ты не мог знать, но недавно пришло известие, что трон занял не твой бывший пациент Акинидад, а его мать Амани-Рена. Она ненавидит меня и всех египтян, и вся ее жизнь нацелена на то, чтобы часть за частью заполучить все земли к северу от второго катаракта. Даже если бы ты спас ее сына от смерти, она не отказалась бы от своих стремлений. Стоит мне появиться там, и она сразу прикажет бросить меня в темницу, чтобы потом за приличное вознаграждение выдать римлянам. Благодарю тебя за совет, дорогой Гиппо, но теперь ты понимаешь, что я скорее договорюсь с Октавием, чем с этой мстительной царицей негров.
— Мстительная царица негров! — весело воскликнул Антоний и пьяно засмеялся. — Клянусь Гераклом, хорошо сказано. Но не жди слишком многого от Октавия, моя дорогая. Он объявил тебе войну и доведет ее до конца.
Император оказался прав. Все попытки вступить в переговоры с Октавием окончились ничем. Перед народом и сенатом Рима он объявил царице войну и хотел выиграть ее, чтобы отпраздновать победу над Египтом и одновременно — хотя об этом и не говорилось прямо — уничтожить Марка Антония. Очевидно, он хотел сделать это лично, потому что ничего не ответил на предложение императора, которое тот сделал совершенно серьезно и при свидетелях. Он готов был убить себя, если Октавий пообещает сохранить Клеопатре жизнь и трон.
Октавий не ответил на это, потому что хотел уничтожить Клеопатру и убить Антония, которого объявил предателем. Тогда он смог бы вернуться в Рим победителем, который поверг к ногам сената богатый Египет, и стать полновластным правителем Римской империи — все равно под каким титулом: может, диктатор, а может быть, даже царь?..
Сегодня мы знаем, что с первым Гай Октавий справился, а что касается второго, то из него вышел Август, который скромно настаивал на том, чтобы быть primus unter pares — первым среди равных.
Вскоре запыхавшиеся гонцы принесли ужасную весть о том, что Октавий вот-вот займет Каноб. Услышав об этом, Антоний преисполнился священного негодования и, собрав несколько верных ему когорт, устремился к Канобу. В этом городе Антоний когда-то устраивал всевозможные праздники и увеселения и теперь не мог смириться с тем, что там оказался враг.
Римляне как раз собирались устроить свой лагерь на ипподроме городка, когда Антоний налетел, подобно Орку, так что они от неожиданности обратились в бегство.
Я присутствовал, когда Антоний, не успев еще снять доспехи, ворвался во дворец, на глазах у всех обнял Клеопатру и сообщил ей о своем геройстве. Потом он представил ей нескольких солдат, которые особенно отличились в этом бою.
— Это вернейшие из верных! — похвалил он, и царица щедро их одарила.
На следующий день этих вернейших и след простыл, и стало ясно, что они сбежали в лагерь неприятеля, прихватив все свои сокровища.
В отчаянии император еще раз предложил Октавию встретиться в честном поединке. На этот раз ответ пришел, и он состоял только из одного предложения: «У тебя будет еще много возможностей покончить с жизнью».
В эти дни царица вызвала меня для беседы, в которой также приняли участие Шармион, Ирас и Мардион.
Лицо Клеопатры было очень бледным, в больших серых глазах застыла, нет, не страх и не отчаяние, а мрачная решимость идти своим, и только своим, путем — без Антония, и если будет нужно, то и без нас.
Об этом она и заговорила сразу же:
— Похоже, для царского двора лучшие дни миновали. Часть моих слуг уже улизнула, но меня это совершенно не волнует. Вы четверо верно служили мне, но вы еще и мои друзья, и мне было бы тяжело,
