— Ты подписал этот договор? — спросил я.
— Да, похоже, что это моя подпись. Но этот текст… этот текст мне незнаком, то есть Даниэль говорил об этом, но я его высмеял…
Терпение мое начало иссякать, в то время как хозяин дома сидел так спокойно и невозмутимо, как будто речь шла о чем-то совершенно постороннем, а не о замужестве его дочери.
— Салмо! — перебил я резко. — Это твоя подпись? Да или нет?
— Да, господин, я поставил ее на этом пергаменте, но под другим текстом.
— Что? Что ты имеешь в виду?
— Даниэль хотел, чтобы я подписал договор о том, что снимаю у него комнату. Я сказал, что нигде еще не видел, чтобы для договора на несколько недель тратили целый пергамент, однако он настоял на своем. Еще больше я удивился, когда он пришел с пергаментом, который стоил, наверное, столько же, сколько моя комната здесь за четыре недели. Но Даниэль сказал, что любит порядок, а этот кусочек пергамента все равно уже давно лежит у него просто так и поэтому…
Салмо взглянул на меня, умоляя понять его.
— Что мне было делать, господин? Не спорить же с ним из-за каких-то нескольких строчек, где говорилось, что я, Саломон бен Наум, настоящим удостоверяю, что снимаю комнату в доме Даниэля минимум на шесть недель и готов платить за нее столько-то. Если мне придется уехать раньше, я должен буду заплатить ему за оставшееся время половину платы. Вот что я подписал, и больше ничего.
Теперь мне сразу стало ясно, почему на пергаменте оставалось еще так много места. Даниэль соскоблил короткий договор о сдаче комнаты и вписал туда брачный контракт. При этом надо было, чтобы под ним оказалась подпись Салмо. Я взял пергамент и провел по нему пальцем. Он был старательно разглажен, и нам было бы очень трудно уличить Даниэля в обмане. Однако я был убежден, что Салмо здесь заманили в ловушку.
Я повернулся к Даниэлю.
— Странно только, что брачный договор написан так мелко и тесно, хотя на пергаменте осталось еще много пустого места. Как ты можешь объяснить это?
— Очень просто, — спокойно ответил Даниэль, — я специально оставил место для того, чтобы все это потом заверил рабби.
— Ага, но почему же ты не позвал рабби сразу же, чтобы он был свидетелем? Тогда он сразу расписался бы внизу, и все было бы по правилам.
— В тот день рабби не было, мы заходили за ним.
Я решил, что пришло время показать когти и зубы.
— Даниэль бен Симон, ты именно тот, кем назвал тебя мой слуга, а именно отъявленный мошенник, который к тому же использует своих дочерей для вымогательства и обмана. Я требую, чтобы ты вместе со мной пошел во дворец наместника, и там римские чиновники, у которых большой опыт в разоблачении всякого рода обманов, как следует проверят этот пергамент. Здесь ясно видно, что ты загладил прежний текст и вставил вместо него новый, подлиннее.
Даниэль мгновенно попытался выхватить у меня контракт, но я был готов к этому. Я спрятал его под гиматием и грубо ударил его по руке.
— Да, Даниэль, не на того ты напал. Я личный врач царицы Египта и друг императора, и я легко могу разоблачить тебя, чтобы ты наконец получил по заслугам. Такие люди, как ты, очень опасны и не должны разгуливать на свободе. Я думаю, судья заинтересуется и твоей прежней жизнью, поскольку она тоже выглядит довольно подозрительно. Говорят, ты спровадил на тот свет трех жен…
Теперь наконец он потерял свое старательно сохраняемое спокойствие.
— Болтовня! Слухи! — взревел он, покраснев. — Это все клевета завистников! Ни один суд в мире не поверит этому!
— Может быть, ну а как с этим? — Я похлопал рукой по спрятанному пергаменту. — Это ведь очевидный ловко задуманный обман.
— Дебора подтвердит, что все это правда.
— Хорошо, — сказал я и снисходительно улыбнулся. — Тогда позови Дебору.
Это была его последняя отчаянная попытка выбраться из петли, но мне было совсем не жаль этого мерзавца, и я хотел увидеть, как он упадет в яму, которую сам же и вырыл.
Салмо был прав: Дебора оказалась весьма легкомысленной особой с ярко накрашенным лицом и хитрым взглядом. Любая греческая гетера или римская меретрисса приняла бы ее за свою подругу.
— Обещал ли этот господин, Саломон бен Наум, жениться на тебе, после того как ему удалось наконец заманить тебя в постель?
— Да-да, — пробормотала она, — сначала мы собирались обручиться…
С меня было довольно.
— Кончайте наконец этот жалкий балаган. Даниэль, я хочу, чтобы ты велел сейчас же подать двойные носилки и чтобы мы — я и Салмо и ты с Деборой — выяснили это дело в суде. Я заранее радуюсь в ожидании того момента, когда тебя вздернут над городскими воротами в назидание прочим мошенникам.
— Прочь отсюда! — прикрикнул на дочь Даниэль.
Дебора исчезла, и Даниэль, казалось, вновь обрел свое
обычное спокойствие.
— Прости, Саломон, — с притворной беспомощностью воздел он вверх руки, — но все это произошло только из-за отцовской любви и — я признаю это — непростительного потакания настроениям моей дочери. Она влюбилась в тебя, а от любви не открыли еще лекарства. Мне следовало бы быть умнее и настоять на своем…
Теперь мне действительно стало жаль этого человека. Он действовал как загнанный лев, который рыча пытается укрыться в спасительной пещере и в отчаянии выталкивает вперед себя львенка, пытаясь спасти собственную шкуру.
— Даниэль, Даниэль, из-за своей алчности ты превратил Дебору в проститутку, а теперь пытаешься еще и свалить на нее всю вину. Покажи же себя мужчиной и отцом и сам расхлебывай кашу, которую заварил.
С таким же успехом я мог обращаться к стене или дереву, поскольку Даниэль не прекращал попыток повыгоднее выпутаться из этой истории.
— Мы могли бы оставить контракт так, как он есть, и я дописал бы несколько строк, что помолвка расторгнута по моему желанию и по желанию Деборы.
Салмо ухмыльнулся:
— Но тогда придется платить штраф, дорогой Даниэль. Если договор расторгнут по вине одной из сторон…
— Ага, — торжествующе закричал Даниэль, вскочив, — так ты признаешь этот договор?
— Хватит! — заорал я. — Мы идем в суд, и пусть Даниэля повесят. Ничего другого он не заслуживает.
Тут наконец он сдался, заплатил Салмо пять золотых, и мы вместе сожгли этот фальшивый контракт. Когда мой слуга язвительно ухмыльнулся, пряча деньги, Даниэль заплакал.
По дороге во дворец наместника Салмо подробно рассказал мне, каким образом Даниэль устроил все это мошенничество. Я слушал его несколько сбивчивое объяснение и не мог удержаться, чтобы вновь не сравнить его с неловким и простодушным мальчишкой, за которым все время надо приглядывать. Но, впрочем, подобный случай мог произойти с кем угодно.
— Я уже в Иерусалиме понял, что нельзя оставлять тебя одного в большом городе, — сказал я строго. — Там мне пришлось вызволять тебя из тюрьмы, а здесь ты угодил в лапы мошенника, о котором знает весь город.
Странно было видеть на его покрытом шрамами мужественном лице выражение, какое бывает у виноватого мальчишки.
С этого времени Салмо жил в помещении для слуг во дворце наместника и каждый раз, когда отправлялся в город, сообщал мне об этом.
Да, что бы там ни было, наша жизнь в Антиохии была просто прекрасной. Но боги, как известно, не
