Лидия вдруг поняла, что Элинор боится — боится, что она откажет Чайлду.
— Не делай глупостей, Лидия. Не отворачивайся от всего, что составляет твою жизнь. Не отворачивайся от меня.
— Я никогда не отвернусь от тебя, — возразила Лидия.
— Отвернешься, если не выйдешь замуж за Чайлда Смита! — воскликнула Элинор и, поднявшись с кресла, подошла к окну, чтобы взять себя в руки.
В дверь постучали, и в комнату вошла служанка с коробкой в руках.
— Прошу извинения, миледи, но парень, который принес это, говорит, что ему приказано ждать, пока не узнает, что это передано лично вам в руки.
Лидия, устало кивнув, взяла коробку.
— Дай ему шиллинг и поблагодари.
— От Смита? — спросила Элинор, бросая взгляд на коробку.
— Не знаю. Карточки нет. — Лидия развязала коробку, и у нее замерло сердце. Там, завернутая в несколько слоев рисовой бумаги, лежала золотистая перчатка из шерсти ламы. Ее перчатка.
«Значит, он знал, кто я такая».
Она остановилась в задумчивости, пока не поняла, что там лежит что-то еще. Она приподняла перчатку, заметив, что Элинор наблюдает за ней, прищурив глаза.
Под перчаткой находилась синяя с белым чаша, поверхность которой покрылась кракелюрами от времени. Это была китайская чаша, которую она нашла в лавке Рубале. Должно быть, тогда он тоже узнал ее.
Силы небесные!
Она нервно глотнула воздух и вынула из коробки прекрасную вещицу. Из упаковочной рисовой бумаги выпала записка. Она развернула ее дрожащей рукой. Записка была без обращения.
Элинор что-то говорила, но она не слышала. Она читала написанный уверенным почерком текст.
«…не хотел бы противоречить вам, но должен сказать, что я не смогу больше прожить и часа, зная, что вы считаете, будто я могу не узнать вас. Позвольте мне внести ясность: я никогда не принимал вас ни за кого другого. Какую бы маску вы ни надели, чем бы ни покрывали свою кожу, это не спрячет вас от меня.
Тысяча всяких мелочей позволит мне обнаружить вас: то, как вы поясняете какое-то замечание движением пальцев; то, как вы склоняете голову, слушая музыку; как быстро вдыхаете воздух, прежде чем рассмеяться; то, как вы молчите.
Стоит мне поднять руку, и я смогу изобразить покатость вашего плеча; стоит закрыть глаза, и я смогу нарисовать карту из голубых жилок на внутренней стороне вашего запястья; стоит втянуть воздух, как я смогу ощутить ваш аромат. Я настоящий эксперт по текстуре вашей кожи и большой знаток очаровательных оттенков ваших глаз, а также непререкаемый авторитет в области модуляции вашего дыхания. И все же мне не нужны ни зрение, ни слух, ни осязание, чтобы узнать вас. Я буду видеть, слышать и ощущать вас своей душой.
Вы в моем сердце, как луна на небе: светит ли она или предпочла сегодня не светить, она всегда находится там.
Поэтому умоляю вас, леди Лидия, никогда не думайте, что я могу не узнать вас.
Ваш самый покорный слуга,
капитан Эдвард Локтон».
— Лидия? Лидия, что там, в этом письме? — спросила Элинор, подходя к ней. — Это от него, не так ли? От Локтона? — Она с недоброжелательной интонацией произнесла это имя, глядя на склоненную голову задумавшейся Лидии. — Могу догадаться, что там такое. Какие-нибудь романтические бредни. Локтон забил тебе голову всякой романтической чепухой, а сам обманул тебя, воспользовался твоей доверчивостью и завлек тебя… и теперь ты страдаешь по нему.
Неужели Элинор и впрямь не видит, насколько нелепо ее обвинение?
— А что ты скажешь о моем поведении по отношению к нему, Элинор?
— Это совсем другое дело, — отмахнулась Элинор.
— Он любит меня.
— Он мерзавец, который имеет наглость преследовать тебя, хотя знает, что твои обстоятельства не позволяют даже подумать о браке между вами. Я не понимаю… Постой! Кажется, я поняла! — воскликнула она, и глаза ее сверкнули. — Знаешь, что все это значит? Он готовит почву для будущей интрижки. Возможно, у него все-таки больше здравого смысла, чем я думала.
Лидия наморщила лоб.
— Интрижка?
— Да. После того как ты выйдешь замуж, он по истечении какого-то приличного отрезка времени надеется возобновить ваши отношения.
Нет… Нет…
Лидия покачала головой. Только не Нед! Он слишком достойный человек, слишком честный. Такие беспардонные интриги показались бы ему, как и ей, отталкивающими. Она не была ни Элинор, ни Сарой, ни Эмили. На примере брака своих родителей она видела, чего можно достичь благодаря преданности друг другу и честности отношений. Разве не парадоксально, что именно их отношения были сочтены «скандальным браком»?
— Ты не права, Элинор.
И снова Элинор, ее самый лучший друг, с отвращением махнула рукой.
— Довольно говорить о Неде Локтоне. Он пройденный этап. Ты должна сосредоточиться на Чайлде Смите.
— Нет.
— Черт возьми, Лидия! — взорвалась Элинор. — Будь объективной. Перестань вести себя как ребенок. Возможно, Чайлд Смит не сделает тебя счастливой, но он и не сделает тебя несчастной. Он не разобьет твое сердце. Я говорю достаточно ясно? — спросила она, тяжело дыша. — Он понимает твой мир, его обычаи и условности. Он понимает тебя. Он знает тебя.
Лидия перестала злиться, на душе осталась одна пустота. Она не хотела спорить с Элинор. Возможно, она вела себя как ребенок, отказываясь принимать неизбежное, потому что это противоречило желанию ее сердца. И Чайлд действительно знал ее. По крайней мере он знал, кем она кажется. Да и было ли в ней что-нибудь большее, чем это?
Да. Было. Нед показал ей, что это. Лидия вспомнила, как сказала ему прошлой ночью, что он не знает ее и поэтому не может судить о том, что она хочет, а чего не хочет. Однако и перчатка, и чаша говорили о ложности этого обвинения. Он знал ее. Потому что любил.
Нед любит ее.
Что еще можно к этому добавить?
— Лидия, что с тобой? — спросила Элинор. — Ты как-то странно выглядишь. Зачем ты встаешь? Куда собираешься идти?
— Я… — Она покачала головой, с трудом вспоминая, зачем она встала, почему пришла Элинор, почему она сама все еще здесь.
Нед любит ее.
Она повернулась и направилась к двери.
— Извини меня, пожалуйста, — сказала она и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
Лидия с горящими глазами промчалась мимо Эмили, не заметив ее, стоявшую в коридоре перед дверью в гостиную.
Эмили слышала последнюю часть разговора Лидии с Элинор. Она двигалась медленно. Иногда даже медленнее, чем было необходимо, потому что это давало ей возможность услышать какие-то обрывки разговоров. Особенно если то, о чем шла речь, могло, по ее мнению, в какой-то степени задеть ее интересы. Лидия даже не догадывалась, что Эмили в совершенстве владела «мастерством выживания».
