ничего не значит для нас.
— Он кое-что значит, Шарлотта, — тихо произнес Раф. — Он оставит нас, только когда ты решишь довериться мне, чтобы я мог помочь тебе забыть его. Но сейчас мы будем притворяться, что дела обстоят именно так, как ты хочешь, и столь долго, сколько захочешь. Поэтому… позволь рассказать тебе о Грейсоне и миссис Пиггл.
Она поблагодарила его одними глазами, глубоко вздохнула, успокаиваясь.
— Так что же они натворили?
— Ага, так ты знаешь, что она способна кое-что
— Я предупреждала, что ты должен взяться за Грейсона, иначе будут проблемы.
Они оставили лошадей щипать траву и прогуливались сейчас вдоль изгороди. Шарлотта действительно начала успокаиваться. Как Рафу удалось так легко возвратиться к их прежним, непринужденным дружеским отношениям? Она не знала. Но если он постарался, то и она тоже должна это сделать.
— Проблемы, да. Вернее,
Шарлотта остановилась, изумленно глядя на Рафа.
—
— В ее оправдание скажу тебе, что она не собиралась сжигать весь дом. По словам Николь, которую я, струсив, послал к миссис Пиггл узнать, что та скажет по этому поводу, Грейсон якобы подорвал ее авторитет, нагло вмешавшись в составление недельного меню.
— Но он делает это не впервые, — вздохнула Шарлотта.
— Итак, миссис Пиггл ворвалась к нему в комнату, чтобы разобраться с ним. Грейсон возмутился — могу себе представить как: ведь она застала его, когда он менял подштанники. Я не должен произносить при тебе слово «подштанники», да? Извини, я гораздо дольше был солдатом, чем герцогом.
Шарлотта попыталась сдержать улыбку, но тщетно.
— Не важно. Так что было дальше?
— Дальше разгневанный Грейсон швырнул эти самые подштанники прямо ей в голову. Она в долгу не осталась: схватила небольшой канделябр, оказавшийся у нее под рукой, и запустила
Слушая Рафа, Шарлотта медленно качала головой. Его вопрос заставил ее внутренне сжаться при одном воспоминании.
— Я бы сочла, что вид Грейсона без подштанников — достаточное наказание для женщины, — откровенно сказала она. — Но отнесись к этому серьезно, Раф. Ты должен что-то сделать. Эта вражда станет непримиримой, если ее не прекратить.
— Я знаю. Если бы они были под моим командованием, то, думаю, смог бы устроить им военный трибунал. Но при том, что Николь и Лидия полностью на стороне миссис Пиггл, я не имею ни малейшего понятия, как мне быть. И Грейсон находится в Ашерст-Холл все время, сколько я себя помню. Когда мой дядя был жив, они не сражались подобным образом. Он бы не позволил.
— Все порядком боялись твоего дядю, у которого в Ашерст-Холл все шло как по маслу, хотя и не так уж весело, — сказала Шарлотта. — После его смерти все они словно почувствовали себя свободными. Как тебе известно, слуги обожали Эммелину и сохраняли по крайней мере видимость мирных отношений, пока она оставалась в имении. Но с тех пор, как ты говоришь, неприятностей столько, что мало не покажется. Думаю, ты должен отпустить одного из них. Или обоих. Ясно, что эта вражда никогда не утихнет.
— Да, я знал, что ты скажешь это, — произнес Раф, когда они повернули назад к лошадям. — Фитц говорит почти то же самое. Ты поможешь мне, Чарли?
— Ты хочешь, чтобы
— Нет, конечно нет! Но Эммелина уехала, а у меня нет ни единой мысли о том, что требуется от экономки такого большого дома. Я могу нанять кого-то еще менее подходящего, чем миссис Пиггл.
— Знаешь, по зрелом размышлении, мне не хотелось бы, чтобы ее уволили, — сказала Шарлотта, искренне сочувствуя экономке. — И она действительно не виновата. В конце концов, Грейсон сам спровоцировал ее, настаивая, что кухня находится в его ведении. Все, что спучилось после, было просто… ну, неудачей.
— Иерархия слуг, как я начинаю понимать, еще более строгая, чем иерархия общества в целом. В ней существуют определенные ранги, сейчас мне это ясно. Однако миссис Пиггл устроила пожар.
— Не предумышленно, — почти сердито возразила Шарлотта. Она перевела дыхание, напомнив себе, что они с Рафом говорят о миссис Пиггл, а не о ней. — Грейсон виноват не меньше. Хотя я знаю, что всегда легче обвинить женщину во всем дурном в этом мире.
Раф взял ее за руку и повернул к себе.
— Неужели? Ты видишь этот мир таким, Шарлотта?
— Я вижу мир таким, глядя на него, Раф. Не потому ли вы, мужчины, не допускаете, чтобы мы владели собственностью, высказывали свое мнение о политике или зарабатывали на кусок хлеба не каким- либо самым подневольным трудом…
— Или выбирали в мужья того, кого хотите?
Сейчас она словно вела одновременно два разговора: один с Рафом, другой — с самой собой.
— Да, если желаешь — и выбирали в мужья кого хотим. Наверное, мы, женщины, очень опасные существа, если вы, мужчины, чувствуете необходимость держать нас так крепко под своим башмаком.
— Тебе нужно побеседовать с моим камердинером. Он говорит прямо противоположное. Но оставим это на потом. Так ты поможешь мне?
— Я… думаю, смогу поговорить с миссис Пиггл вместо тебя.
— Я бы хотел, чтобы ты возвратилась в Ашерст-Холл. Никакие постели не горели, когда ты находилась там, чтобы присматривать за близнецами. Хотя бы пока я все не улажу.
Ей следовало это помнить. Раф никогда легко не отступал. Он давил и давил на нее, и, так как ей было не безразлично, что он о ней думает, она в конце концов уступала и делала то, что он хотел. Но не без борьбы.
— В такой крайности нет необходимости. Я могу приезжать каждый день. Кроме того, с Грейсоном должен разобраться именно ты.
— Нет, так не пойдет. Мне нужно, чтобы ты находилась там, пока я со всем не определюсь. Пожалуйста! Ведь ты мой друг? Если я соглашусь решить вопрос с Грейсоном, ты возвратишься в Ашерст- Холл? Миссис Пиггл находится там лишь для виду — по крайней мере, пока. Кстати, если подумать, я не видел женского общества и не сидел за приличным обеденным столом шесть лет. Не думаю, что смогу выдержать еще один обед с Николь и Лидией, если рядом не будет кого-либо, чтобы можно было поговорить не только о том, как я весной возьму их с собой в Лондон — что, впрочем, вряд ли.
— Ах, так вот почему ты собирался пригласить моих родителей на обед! Ты хотел использовать их для защиты от двух девчонок, едва вышедших из детской.
— Я знаю. Мне так стыдно. — Раф улыбнулся, уже не сомневаясь, что выиграл их поединок. — Я никудышный герцог, малодушный трус, полностью заслуживающий твоего презрения. Так ты сделаешь это? Пожалуйста! Я действительно скорее бы возвратился на поле боя. По крайней мере, тогда я знал бы, кто враг, и он не носил бы юбки.
— Ох, ладно. — Шарлотта демонстративно вздохнула. — Не стоило бы, но сделаю. Но только для того, чтобы ты уделял внимание более важным делам в имении, а не домашним проблемам со своими слугами.
— Нет, ты делаешь это только потому, что знаешь: и буду изводить тебя до умопомрачения, пока ты не согласишься. И все же мне так стыдно!
— Нет, тебе не бывает стыдно. И каким-то образом ты всегда добиваешься своего.
— Не всегда, Чарли, — спокойно произнес он, подставив ей сцепленные руки, чтобы она могла