хорошенькая? Или страшила? Мать была хорошенькая, но отец все равно ее бил. Или как раз из-за этого?
— Почему тебе больше нравится быть лисой? — Ночь окрасила глаза Клары в черный цвет. — Так легче понять жизнь?
— Лисы не пытаются понять жизнь.
Клара обнимала себя за плечи, словно все еще чувствовала на них руки Джекоба. И Лиса видела: ей тоже хочется променять кожу на шкуру.
ОКНА ТЕМНОЙ ФЕИ
Мясники, портные, булочники, ювелиры. Мост, на головокружительной высоте протянувшийся к висячему дворцу, был торговой улицей. В окнах витрин посверкивали драгоценные камни подземного мира, но были тут и отбивные из мяса подземных варанов, и даже выращенная без солнца чернокочанная капуста. Предлагались также фрукты и хлеб из надземных провинций, равно как и сушеные жуки всех видов, почитавшиеся у гоилов особым деликатесом. Но единственное, что сейчас интересовало Джекоба, был дворец в самом конце торговых рядов.
Он свисал из-под сводов пещеры как исполинская люстра. Когда Джекоб, протиснувшись между двумя лавками, перегнулся через перила и глянул вниз, туда, где сталактит заканчивался огромной хрустальной короной, сверкающие зубцы которой были устремлены в зияющую пустоту, у него и вправду закружилась голова.
— Где окна Темной Феи?
— Вон те, из малахита. — Валиант нервно озирался.
На мосту было полно солдат не только из дворцовой охраны, но и просто в уличной толпе, что слонялась вдоль магазинов. На женщинах были платья, отделанные камнем в тон цвета их кожи. Собственно, это были тончайшие шлифованные пластинки, придававшие наряду вид змеиной чешуи, и Джекоб поймал себя на том, что пытается вообразить, как выглядела бы в подобном платье Клара.
Окна феи немигающими зелеными глазами смотрели со светлого песчаника. Железные опоры моста впивались в стену метрах в двадцати над ними, но дворцовая стена была отполирована, как зеркало, не обнаруживая, в отличие от обычных сталактитов, ни малейших неровностей, по которым можно карабкаться.
Пока Валиант у него за спиной что-то бурчал об ограниченности человеческого ума, Джекоб достал из кармана свою табакерку. В ней хранилась одна из самых удивительных и практичных волшебных вещей, какие он разыскал на своем веку: это была шпулька с одним-единственным золотым волосом. Карлик потерял дар речи, когда Джекоб начал крутить его между пальцами. Сам собою, из тончайших, словно мушиная ножка, волосков у него в руках сплетался канат. Не прошло и минуты, а он был толщиной уже с палец и прочнее любого троса в любом из миров на свете. Однако не только и не столько прочность делала его поистине неоценимым приспособлением. Другим, еще более чудесным его свойством была способность достигать любой длины и цепляться точно за то место, куда направлен взгляд бросающего его человека.
— Рапунцелева коса. Недурно, — пробормотал Валиант, наблюдая, как Джекоб, свернув канат в кольца, приглядывается к зеленым окнам. — Только супротив часовых он тебе никак не пособит! Ты же будешь весь на виду, все равно что букашка, которая у них по лицу ползет!
Вместо ответа Джекоб извлек из кармана пузырек зеленого стекла. Когда-то он похитил его у лесовичка. В пузырьке была слизь, которая на несколько часов делала тебя невидимкой. Этой слизью с успехом пользовались диковинные хищные улитки, которые с ее помощью добывали себе любое, самое лакомое пропитание; лесовички и дупляки придумали специально этих улиток разводить, чтобы тоже выходить на охоту невидимками. Достаточно было помазать слизью у себя под носом — процедура не слишком аппетитная, хоть слизь была и без запаха, — и средство действовало безотказно. Правда, имелись у него и неприятные последствия в виде многочасовой дурноты, а от слишком частого употребления на некоторое время даже отнимались конечности.
— Слизь-невидимка и рапунцелева коса. — В голосе карлика наряду с завистью слышались и нотки восхищения. — Ничего не скажешь, снарядился ты хоть куда. И все равно. Прежде чем ты туда полезешь, я хотел бы узнать, где растет золотое дерево.
Но Джекоб уже натирал себе слизью верхнюю губу.
— Ну уж нет, — сказал он. — Вдруг ты опять что-нибудь утаил и меня внизу поджидают очередные твои друзья-приятели? Канат все равно двоих не выдержит, так что оставайся здесь, но если часовые поднимут тревогу, постарайся любой ценой их отвлечь, иначе не видать тебе золотого дерева как своих ушей.
И прежде чем карлик успел что-то возразить, Джекоб перемахнул через перила. Слизь уже сделала его невидимым, и он, перехватываясь руками по железной балке, своих рук уже не видел. Добравшись до одной из опор, он примерился и бросил канат. Тот как-то странно, угрем, извернулся в воздухе и послушно зацепился за карниз одного из малахитовых окон.
Карабкаться по рапунцелевой косе было одно удовольствие. Канат сам льнул к его рукам, а о бездонной пропасти под собой Джекоб старался не думать. Все будет хорошо. Сталактит приближался, на глазах увеличиваясь в размерах, мощный и жилистый, как каменный мускул. Он уже начинал чувствовать легкую дурноту от слизи.
Покрепче хватаясь за туго натянутый канат, он пополз дальше, покуда его незримые руки наконец-то не коснулись гладкой стены. Ноги благополучно нащупали опору на карнизе, и он замер, чтобы хоть немного отдышаться, всем телом прильнув к холодному гладкому камню. Справа и слева от него, точно две замерзшие проруби, мерцали зеленые окна.
Он вынул из-за пояса нож Хануты и приставил острием к стеклу. Оправленные лунным камнем отверстия он заметил лишь тогда, когда из одного из них молнией выскочила змея. Лунный камень — такой же бледный, как чешуйки на брюхе гадины или как кожа ее госпожи. Джекоб и опомниться не успел, а змея уже обвила его шею. Он попытался ткнуть в нее ножом, но змеиный обруч сжимал его столь беспощадно, что пальцы сами собой выронили нож и теперь только лихорадочно теребили эту чешуйчатую удавку. Карниз ушел из-под ног, и он беспомощно повис над пропастью, как пойманная птица. Еще две змеи выползли из отверстия рядом с ним и обвили ему ноги и грудь. Он тщетно хватал ртом воздух, но продохнуть все равно не мог, — последнее, что он увидел, был золотой канат, отвязывающийся от карниза и исчезающий в черной тьме.
НАЙДЕШЬ — ПОТЕРЯЕШЬ
Песчаниковые стены, зарешеченная дверь. Сапог крокодиловой кожи, только что ткнувший его под ребра. Серые мундиры и красноватый туман перед глазами. Но хотя бы змей нет и дышать можно. Гнида карлик опять его продал. Это была единственная выплывшая из тумана мысль. Где, когда, как успел?
Он хотел было сесть, но руки оказались связаны, а шея болела так, что даже глотать и то было трудно.
— Это кто же тебя воскресил? Ее сестра?