помощь.
— Глупости, Итан! — оборвала меня мать. — Мы все взрослые, и все любим Кама. Копать будет весело, и вам, молодежи, полезно побыть на свежем воздухе и поработать физически. Бедный Джон Доу, например, похож на ребенка, нуждающегося в благотворительной помощи.
— Спасибо, миссис Джарлевски.
— Джон, это сущая правда! Я отвел мать в сторонку.
— Мама, ты что себе думаешь? Привела остальных — ты с ума сошла?
— Перестань волноваться! Как только мы почувствуем запах Тима, я заставлю всех уйти.
— Я хочу взять напрокат экскаватор.
— Ни в коем случае! А если он случайно заденет труп Тима? Надо уважать мертвых.
Компания начала копать, но дело шло медленно. Настоящих лопат было всего две. У Бри — совсем маленькая лопатка, у Кейтлин — лопата для обработки кромок, а Джону Доу досталась штука в форме шеста, которую отец купил в телемагазине в три часа ночи, перепив рома. Бри посмотрела на шест и сказала:
— Наверное, если держать его вверх ногами, он заплетает французскую косу.
Через час мы решили выкорчевать папоротник. Вшестером (мама командовала) мы умудрились вытащить его из ямы и откатить в сад камней. Интересно, что скажет на это Кам. Вряд ли что-то хорошее.
Все вели себя очень дружелюбно и стремились помочь друг другу. Несмотря на дурацкие инструменты, яма получалась отличная Ковбой в кои-то веки не забивался в угол, размышляя о смерти (и не договаривался о быструхе на троих). Джон Доу был полон сил, даже обнаружил до сей поры неизвестный нам талант: он имитировал телефонные гудки. Бри рассказала о парне, с которым встречалась вчера во второй и последний раз («Думаешь, что знаешь человека, и вдруг он начинает говорить о ротации сельскохозяйственных культур…»). Марк, дай ему Бог здоровья, трудился за всех.
Мама сбегала за перекусом в магазин здорового питания.
Мы сидели и ели. Я даже не помнил, когда мне в последний раз было так классно. И тут обуявшее нас веселье показалось мне подозрительным. Я догадался, почему все так радуются, и моя кровь превратилась во фреон. Я поставил коктейль с пыреем и сердито посмотрел на них:
— Вы все увольняетесь, так? Вот почему вы такие веселые. Молчание.
— Это правда. Ну, давайте колитесь!
Все опустили лопаты и посмотрели на Кейтлин.
— Итан, э-э-э…
— Я так и знал!
— Итан, это никак не связано с нашим отношением к тебе. Дуг сделал нам отличное предложение. Только идиоты бы не согласились.
— Дуг, Дуг, Дуг! Может, хоть расскажете мне, что у этого козла за идея?
— Итан, я говорила тебе уже тысячу раз: мы подписали договор о неразглашении. Сам знаешь, это святое. И позволь мне заявить во всеуслышание: я не хочу, чтобы Кам думал, что рассказала я.
Ну, Кейтлин!
— И когда вы уходите?
— Сегодня.
— Я уверена, твои друзья найдут способ забрать тебя к себе, когда там пообвыкнут. Правда ведь? — вставила мама.
Они закивали, даже слишком согласно. Я чувствовал себя, как последняя собака в Обществе защиты животных от жестокости.
— Не будь таким мрачным букой, дружок! И вообще… — Мама подумала, что бы еще сказать хорошего. — Научись находить радость в мелких событиях жизни. Смотри, какую большую яму ты выкопал!
Кейтлин пошла к крану ополоснуть руки.
— Итан, поговорим об этом вечером. А пока нам с Бри пора на косметические процедуры.
Парни тоже засобирались.
— Сегодня день новой обуви. Из Аргентины привозят «адидас» ограниченного тиража. Это от нас не зависит, Итан — нам пора. Извини, друг!
И снова мы с мамой остались вдвоем.
— Сынуля, не дуйся! А то у тебя появляется второй подбородок.
— Мама, ради всего святого, почему ты не можешь нарушить этот дурацкий договор и рассказать мне, что…
Мои слова прервал сиропный душок разлагающегося мяса.
— Мама, кажется, мы нашли Тима.
— Я пошла за фибризом.
Через четверть часа и две бутылки фибриза мы соскребли достаточно земли, чтобы показались несколько квадратных дюймов ковра из папиной комнаты.
— Итан, надо просто дернуть за ковер, и все. Проще не бывает.
— Мама, ковер от одного дерганья не поднимется. Надо браться за туловище.
— К чему ты это?
— Мама! Мне это делать, не тебе.
— Ты прав — зато ты не был в него влюблен.
Я потыкал ковер тупым концом лопаты. Мама спросила зачем.
— Не знаю. Наверное, определить, хрустик там или тянучка.
— Скорее второе, дорогой. Кости разлагаются очень долго. Те кости от бифштекса, которые я зарыла среди азалий для подкормки кальцием еще в восьмидесятых, до сих пор твердые как кварц.
Я посмотрел внимательнее.
— Он не раздулся, а? Вроде не похоже, землей придавило.
— Знаешь, Итан, если думать о Тиме как о школьном научном проекте, может, дело пойдет быстрее. По-моему, мы слишком крутим носом.
Мамина сумочка пукнула.
— Извини, дорогой, это сотовый. — Она порылась в сумочке, проверила номер. — Вьетнамский торговец удобрениями. Мне придется ответить.
Я еще раз ткнул лопатой в кокон Тима. Вдруг среди ясного неба грянул адский вопль в стиле манги:
Ye shen! Shenme shi ni, eren zhu mei dao wo xinai de shu jue?
(О боги! Что вы, нечестивые свиньи, сделали с моим возлюбленным древесным папоротником?)
Конечно, это был Кам. А с ним — невысокая энергичная дамочка в блондинистом парике, белых сапогах из сексшопа, огромных солнечных очках и белой кожаной куртке с кисточками. Несколько лет назад я видел в Лас-Вегасе проститутку точно в таком прикиде. Она покупала двадцать четыре коробки «судафеда».
— свобода?! — воскликнул я.
— свобода?! — пискнула мама.
— Привет, Кэрол! Привет, Пенис!
Первый взрыв ярости прошел, и Кам начал изъясняться понятнее.
— Что вы сотворили с моим дорогим папоротником?
Мать, под впечатлением от нового имиджа свободы, отнеслась к злости Кама приблизительно так же, как воспитательница детского сада — к завыванию малыша.
— Ну, Кам, перестань сердиться! Я все тебе объясню.
— Советую сделать это поскорее!
— свобода, я думала, ты сегодня выступаешь в Сиэтле!
— Собиралась, но мне позвонил Кам.
— Кэрол! Почему ты выкопала мой папоротник?!
— Кам, остынь! Я куплю тебе новый.
