Я поехал домой, взглянул на свою одежду глазами Кам Фона и отправился в «Гэп». Там я накупил новых шмоток и собрался в дорогу. Стыдно признаваться, но при виде новых вафельных футболок, стирающихся свитеров из мериносовой шерсти, блейзеров в «елочку», брюк хаки без стрелок и немнущихся рубашек у меня возникло ощущение… свежести.
Когда за мной приехал водитель Кама, Кейтлин как раз привезли детали для обнимательной машины. Я поцеловал свою девушку на прощание (от нее пахло как от новостройки).
В аэропорту оказалось, что Кам купил мне билет в первый класс — ур-р-ра!
Выдался ясный вечер, и сквозь окна тихого зала ожидания для первого класса лился волшебный свет. Я потягивал «Вдову Клико» и осматривал аэропорт. Удивительно, до чего тут все похоже на детальки «Лего»: яркие хайтековские площадки, конусы, дорожки, тележки и эскалаторы. Я в этот мир не наведывался с тех пор, как мне исполнилось одиннадцать.
Взлет прошел гладко. Я развалился на кресле, откидывающемся почти в горизонтальное положение. Почему мой дом не похож на салон первого класса?
В тяжких раздумьях о том, какой из роскошных ужинов выбрать, я глянул на сиденье напротив и глазам своим не поверил — Дуглас Коупленд! Все, полет испорчен. Он печатал на своем ноутбуке очередную гадость. У меня вдруг пропал аппетит. Я заказал трехцветные итальянские макароны с грибами в масле лимонного сорго, а потом целый час оптимизировал на своем ноутбуке анимационный конвейер (правда, без особого энтузиазма). Я заказал виски, как, на мой взгляд, положено в первом классе, и попытался выбрать, что посмотреть из классики Хичкока. И все-таки Коупленд не лез у меня из головы. Как мне не повезло, что он на этом же рейсе! Что он вообще печатает? Может, я и в первый раз лечу первым классом, но я точно знаю: в первом классе не работают. Я прикинул: если пойти в туалет мимо него, можно прочитать, что он там пишет. Зрение у меня хорошее.
Якобы облегчившись, я тихо подкрался к Коупленду сзади. Он смотрел на фотографию китайца, стоящего перед танком на площади Тяньаньмэнь.
Мимо прошла стюардесса с горячими надушенными полотенцами. Я взял одно, но как-то неловко, и уронил на руку Коупленду.
— Извините.
— Ничего страшного. Он отдал мне полотенце.
— Слушайте, а вы не Дуглас Коупленд?
— Э-э… Да, это я.
— Я читал все ваши книги. По-моему, классно!
О боже, я только что покрыл себя вечным позором.
— О, ну… Э-э… Спасибо. Неловкое молчание.
— Меня зовут Итан. А вы, стало быть, в Китай? Неужели я действительно сморозил такую глупость?
— На пару дней.
— По особому заданию?
— Да. Пишу статью в журнал «Wired». «Wired»? Реликт девяносто шестого года.
— Да что вы!
— Статья будет о новой модной тенденции, которая исходит из Китая. Вообще-то правильно говорить не Китай, а КНР — Китайская Народная Республика.
Скукота.
— Как интересно!
— Мода на товары, изготовленные политическими заключенными.
— Что?
— Производители находят политзаключенных, уговаривают сделать что-нибудь своими руками и продают с наценкой.
— Что-то я не врубаюсь.
— Вот этот товарищ на экране… — Коупленд повернул ко мне ноутбук, чтобы я получше рассмотрел китайца на площади. — Знаете, чем он сейчас занимается? Ведет переговоры с «Веризон» и «Пицца-Хат». Он будет ставить панели на рекламные сотовые телефоны для «Пицца-Хат». Их будут дарить тем, кто закажет новое блюдо. «Пицца-Хат» все проталкивает идею сыра под слоем теста, но потребители упираются.
— Точно, мне брат об этом рассказывал!
— Ну вот. А еще я собираюсь навестить Аун Сан Су Чжи.
— Кого-кого?
— Это женщина из Бирмы, которая несколько лет назад получила Нобелевскую премию мира.
— Ах да!
— Она ведет переговоры с сетью универсамов «Уол-Март». Будет работать за станком, который выпускает белые пластмассовые стулья.
— А как узнать, что стулья делала она, а не кто-то еще?
— К каждому стулу будет прилагаться сертификат аутентичности, подписанный ею собственноручно. Можно вставить в рамку.
— Много ей придется подписывать…
— Я серьезно. На долю «Уол-Марта» приходятся два процента валового внутреннего продукта Китая. Правда, количество стульев будет ограничено. Будут награждать ими владельцев карточек, которые покупают в год больше определенной суммы.
— Ух ты! — Начали разносить ужин. — Еще поговорим.
— Конечно.
После макарон и нескольких порций виски у меня слегка закружилась голова, и я решил посмотреть, что за программы на видеоэкране. Скажу вам сразу: я не говорю ни по-японски, ни по-китайски, но понял, что японское телевидение классное, а китайское — отстой. Даже в самолете они показывают экскурсии по заводам. После десятого визита на завод микропроцессоров я задремал.
Проснулся с тяжелой головой, но вполне довольный — ура, я великий путешественник! Мне вспомнилось, как Бри в комнате для перекусов, пока я разогревал себе суп, рассказывала про книги Коупленда. Якобы Коупленд сказал: если в твоей жизни нет сюжета, она бессмысленна, и с таким же успехом ты можешь быть водорослью или бактерией. Интересно, что на это скажет сам Коупленд. Он передо мной в долгу, потому что на третьем курсе нас заставили прочитать его роман.
Он с легкой опаской проследил глазами, как я подхожу.
— Так вот, мистер Коупленд… Мне говорили, что вы думаете, если из жизни нельзя сделать роман, нет смысла жить, потому что тогда человек не важнее, чем водоросль.
— Водоросли тоже нужны!
— Я не то имел в виду. Я считаю, что…
Найти нужные слова оказалось сложнее, чем я думал.
— Как вас бишь там?
— Итан.
— Итан, зачем вы летите в Китай?
— Надо забрать одного человека.
— Кого?
— Стива.
— Кто такой Стив?
И вдруг я выпалил ему все: про мать, Стива, отца, Кама, Кейтлин, Бри — про всех и вся. Надо сказать, изложил отменно. Коупленд с большим интересом меня слушал — даже что-то записывал! — и засыпал вопросам. А потом, в самом конце (Господи, прости!), я спросил, не напишет ли он коротенький рассказ обо мне и моей жизни.
— Не знаю, стоит ли…
— Нет, правда, напишите! Будет прикольно.
— Ну, ладно. Несите сюда свой ноутбук.
Я открыл ему Ворд, а сам вернулся на место и заказал еще одно виски. Потом вдруг прошло много
