античным социальным реформаторам, прежде всего к установлению военной силы политического союза, к приостановлению деклассирования и пролетаризации сельских землевладельцев, скупки их земель крупными собственниками, к увеличению их числа и тем самым к созданию самоэкипирующегося войска граждан. Следовательно, эта партия также была прежде всего сельской, хотя Гракхи и были вынуждены, чтобы чего–нибудь достигнуть, привлечь в своей борьбе против должностной аристократии капиталистический слой всадников, заинтересованных в аренде государственной земли и в государственных поставках; из–за своей предпринимательской деятельности всадники не допускались к занятию должностей.
Политика Перикла в области государственного строительства справедливо рассматривалась и как средство предоставить занятие ремесленникам. Так как строительство оплачивалось из дани союзников, они и служили источником заработков ремесленников, но, как можно установить из надписей об участии в работах метеков и рабов, не только заработков ремесленников, обладавших полноправным гражданством. Подлинным «заработком безработных» из низших слоёв населения были во время Перикла матросская служба и военная добыча, прежде всего в морских сражениях. Поэтому именно демос и был так склонен к войне. Эти деклассированные граждане не имели никакого экономического положения, им нечего было терять. Напротив, подлинной предпринимательской политики производителей в качестве решающего фактора на протяжении всего развития античной демократии не существовало.
Если политика античного города преследовала в первую очередь интересы городских потребителей, то это, несомненно, относится и к средневековому городу. Однако меры, принимавшиеся в античности, были значительно более решительными, вероятно, потому, что казалось невозможным предоставить снабжение зерном таких городов, как Афины и Рим, одной только частной торговле. Между тем и в античности иногда поощрялся экспорт особо важных товаров. Однако отнюдь не преимущественно ремесленного производства. Политика античных городов никогда не исходила из интересов производителей. Решающими для политики старых приморских городов были интересы городских патрициев, землевладельцев и всадников, занимавшихся морской торговлей и пиратством, которые служили источником их богатства; затем, в » период ранней демократии, интересы живших в сельских местностях землевладельцев, способных нести службу в войске гоплитов — этот слой горожан встречается только в средиземноморских городах античности; и наконец, интересы владельцев капиталов и рабов, с одной стороны, и слоя мелких горожан — с другой; обе эти группы — крупные и мелкие предприниматели, получатели рент, воины и матросы — были заинтересованы, хотя и различным образом, в удовлетворении потребностей государства и в добыче.
Политика средневековых городских демократий была принципиально иной. Причины этого различия коренились в самом основании города и проявлялись уже на этой стадии. Они определялись географическими, военными и культурно–историческими условиями. Средиземноморские города античности не возникали при наличии значительной военной власти вне города обладавшей — что особенно важно, — высоким техническим уровнем. Они сами создавали военную технику высокого уровня, сначала в городах в виде аристократическо–родовой фаланги, затем — и прежде всего — в виде дисциплинированного войска гоплитов. Там, где в средние века существовали сходные в военном отношении условия, как, например, в южноевропейских приморских городах раннего средневековья и в аристократических городских республиках Италии, развитие во многом напоминает ситуацию в античных городах. В южноевропейском городе– государстве раннего средневековья аристократическое членение обусловливалось уже самим характером военной техники. Меньше всего демократий было среди приморских городов и (относительно) бедных городов внутри страны с политически им подчиненными большими территориями, где господствовал городской патрициат, получающий Ренты (как Берн). Напротив, промышленные города внутри страны, особенно континентальные города на севере Европы, противостояли в средние века военной и административной организации королей и их вассалов, живших в разбросанных по всей территории континента рыцарских бургах. На севере и внутри континента большинство городов с момента их основания были связаны концессиями вотчинных и политических сеньоров, входивших в состав феодального союза военных и административных властей. Конституирование «города» обусловливалось не политическим или военным интересом союза землевладельцев, а экономическими мотивами основателя, рассчитывавшего на получение пошлин, налогов и других торговых доходов. Город был для него прежде всего хозяйственным, а не военным предприятием, а если последнее и имело некоторое значение, то оно было во всяком случае второстепенным. Характерная для средневековых западных городов автономия различной степени достигалась лишь в том случае, если находившийся вне города господин — это было единственным решающим моментом — еще не располагал таким аппаратом обученных должностных лиц, который мог бы настолько обеспечить управление городскими делами, чтобы удовлетворить его связанные с экономическим развитием города интересы. Административный и судебный аппарат сеньоров города еще не располагал в раннее средневековье ни достаточными знаниями, ни необходимой настойчивостью и профессиональной рациональной объективностью, чтобы руководить делами городских торговцев и предпринимателей, далекими от требующих всего их внимания собственных занятий и сословных привычек. Интерес же властителя города сводился только к денежным поступлениям. Если жителям города удавалось этот интерес удовлетворить, он обычно воздерживался от вмешательства в их дела, чтобы не ослаблять свою притягательную силу при основании городов и не терпеть поражение в соперничестве с другими феодалами, сокращая этим свои доходы. Соперничество между феодальными сеньорами, а особенно между центральной властью с могущественными вассалами и иерократической властью церкви шло на пользу городам, тем более что союз с богатыми горожанами обещал ряд преимуществ. Поэтому, чем более единой была организация политического союза, тем меньшего развития достигала политическая автономия городов. Ибо развитие городов вызывало сильнейшие опасения всех феодальных властей, начиная с королей. Только отсутствие бюрократического аппарата управления и нужда в деньгах заставляли французских королей начиная с Филиппа Августа, и английских, начиная с Эдуарда II, опираться на города, подобно тому как немецкие императоры пытались опираться на епископов и на церковное землевладение. После борьбы за инвеституру, в ходе которой немецкие императоры лишились этой опоры, императоры Салической династии также предпринимают немногочисленные попытки поддержать города. Но как только политические и финансовые возможности королевской власти и территориальных патримониальных властей позволили им создать необходимый административный аппарат управления, они стали пытаться уничтожить автономию городов.
Таким образом, исторический промежуточный период автономии в развитии средневековых городов был обусловлен совершенно иными причинами, чем в городах античности. Типичный античный город, его господствующие слои, его капитализм, интересы его демократии, все это — и чем больше выступает его античный характер, тем больше — ориентировано прежде всего на политику и войну. Падение знатных родов и переход к демократии были следствием изменения военной техники. Борьба со знатью, оттеснение ее в военном и затем в политическом отношении велись самоэкипирующимся дисциплинированным войском гоплитов. Его успехи были различны, иногда они, как, например, в Спарте, вели к полному уничтожению знати, иногда, как в Риме, к формальному уничтожению сословных ограничений, к рациональному, легкодоступному судопроизводству, к правовой защите личности, к устранению жестких правовых норм для должников при фактической неизменности положения знати, принимавшего иную форму. Иногда же борьба завершалась, как в Афинах во времена Клисфена, включением знати в демы и тимократическим [111] правлением. До тех пор пока решающим фактором был слой сельских гоплитов, обычно сохраняются авторитарные институты государства знатных родов. Очень различной была и степень милитаризации институтов. Спартанские гоплиты рассматривали всю принадлежащую воинам землю и сидящих на ней несвободных как общее владение и позволяли каждому воину, участвующему в обороне города, притязать на долю земельной ренты. До этого не доходил ни один полис. Широко было распространено сохранившееся
