установлением техники гоплитов его прежнее военное значение было утрачено, и в более позднее время он служил лишь для выражения социального влияния господина. Эллинская же демократия полностью уничтожила этот институт. В средневековом городе он существовал только в форме мундиума полноправного бюргера над неполноправным, вступившим под его патронат. С падением господства родов исчезла и защита клиентов в суде.
4) Наконец, в античном городе были вольноотпущенники. Их число, а также их роль были очень значительны. Использовались они экономически. Из тщательно проверенных итальянскими исследователями надписей следует, что около половины вольноотпущенников составляли женщины. В этом случае отпуск на волю был, вероятно, связан с заключением брака и выкуп совершал, очевидно, жених. Судя по надписям, многие вольноотпущенники были из числа домашних рабов и, следовательно, обязаны своей свободой расположению господина. Дают ли эти данные правильное представление о составе вольноотпущенников, судить трудно, так как естественно, что в надписях упоминаются именно эти категории. Но вполне вероятно, что, как указывает Кальдомини, число такого рода отпусков на волю растет в периоды политико–экономического упадка и в периоды экономического подъема: уменьшение доходов побуждало владельцев сокращать объем хозяйства и взваливать в трудные времена риск ведения хозяйства на рабов, которые обеспечивали себя сами и платили господину повинности. Авторы аграрных трактатов упоминают об отпуске на волю в виде награды за успехи в ведении хозяйства. Нередко господин отпускал на волю домашнего раба, чтобы, как указывает Штрак, не нести за него, пусть даже ограниченной, судебной ответственности. Но другие категории этого слоя играли не меньшую роль. Так, раб, которому его господин предоставил право самостоятельно заниматься предпринимательской деятельностью за определенные налоги, имел наибольшие возможности накопить деньги для выкупа на волю, как это делали крепостные в России. Очевидно, во всяком случае, что для господина наибольшую роль играли услуги и налоги, к которым обязывался вольноотпущенник. Отношение вольноотпущенника к семье его господина носило чисто патримониальный характер, который исчезал только через несколько поколений. Он был обязан не только выполнять услуги и повинности, часто тяжелые, но и наследство его, как и несвободных в средние века, в значительной степени находилось под контролем господина. Долг уважения принуждал вольноотпущенника к послушанию различного рода, что усиливало социальное влияние и даже политическую власть господина. Следствием этого было то, что при демократии, например в Афинах, вольноотпущенники были полностью лишены прав гражданства и приравнены к метекам. Напротив, в Риме, где господствующее положение должностной знати никогда не было сломлено, вольноотпущенники входили в число граждан; но по настоянию плебса они могли быть зачислены только в четыре городские трибы: должностная знать уступила, опасаясь, что в противном случае может быть подготовлена почва для тирании. Попыткой такого рода в Риме сочли предложение цензора Аппия Клавдия дать вольноотпущенникам равное с гражданами право голоса, распределив их по всем трибам. Однако это не следует понимать вслед за Эдуардом Мейером как попытку установить «перикловскую» демагогию. Ибо Перикл опирался не на вольноотпущенников, которые были демократией лишены всех гражданских прав, а на заинтересованность полноправных граждан в политической экспансии города. Вольноотпущенники античности были в своем большинстве слоем мирных людей, занимавшихся предпринимательством, homines oeconomici, которые были значительно ближе, чем какой–либо полноправный гражданин античной демократии, предпринимательскому бюргерству средних веков и Нового времени. Вопрос заключался, следовательно, в том, будет ли создан в Риме с помощью вольноотпущенников институт народных капитанов; отклонение попытки Аппия Клавдия означало, что определяющими факторами по–прежнему остаются крестьянское войско и господствующая над ним должностная аристократия.
Поясним несколько особое положение вольноотпущенников, этого в известном смысле наиболее современного, близкого «буржуазии» слоя античности. Они нигде не получили доступа ни к должностям, ни к жречеству, ни полного connubium[115], ни участия в военных маневрах (gymnasion) -хотя в случае необходимости их и призывали в армию, — ни в судопроизводстве; в Риме они не могли войти в состав всадников, и почти повсюду их положение в судебном процессе было менее благоприятным, чем положение свободных. Их особое правовое положение означало для них в экономическом отношении не только то, что они были лишены предоставляемых государством и других политически обусловленных гражданских преимуществ, но и невозможность обладания земельной собственностью, а тем самым и правом на ипотеку.
Таким образом, земельная рента и при демократии, что характерно, оставалась особой монополией полноправных граждан. В Риме, где вольноотпущенники были гражданами второго сорта, исключение их из сословия всадников означало, что для них были закрыты (по крайней мере в качестве собственных предприятий) откупы налогов и крупные дела по поставкам государству, монополизированные всадниками, которым они противостояли как своего рода плебейская буржуазия, практически же это означало, что данный слой оказался исключенным из сферы античного политически ориентированного капитализма и вынужден был вступить на стезю
получения доходов, сравнительно близкого современному. И действительно, вольноотпущенники, резко отличаясь от типичного демоса, состоящего из полноправных граждан греческих городов, монополизировавшего политически обусловленные ренты — государственные, ипотечные, земельные, а также поденные выплаты, — являются важнейшими представителями тех форм дохода, которые ближе всего современным, и соответствуют нашему среднему сословию мелких капиталистов, достигающих тем не менее значительного богатства. Обучение рабов различным формам труда и возможность выкупа служили в античности главным стимулом к заработку, так же как это было в Новое время в России. Напротив, интересы античного демоса лежали в области военных действий и политики. Экономические интересы вольноотпущенников влекли их к общине культа Августа как защитника мира. Основанное им почетное звание августалов соответствует нашему званию поставщика двора.
В средние века вольноотпущенники как особое сословие известны только в ранний период до основания городов. Внутри городов полное или частичное право господина на наследство зависимого стало уже в первый период развития городов ограничиваться принципом «городской воздух делает свободным», а также императорскими привилегиями, запрещавшими притязания на наследство горожан, а со времени господства цехов это право вообще было уничтожено. Если в античности цеховая организация, в которую входили бы ремесленники из полноправных граждан, из среды вольноотпущенников и из рабов, совершенно немыслима как политическая основа города, представляющего собой военный союз, средневековый цеховый строй исходил из полного игнорирования внегородских сословных различий.
Резюмируя, можно сказать, что античный полис был со времени создания дисциплинированного войска гоплитов цехом воинов. Каждый город, который хотел вести активную политику, должен был в большей или меньшей степени следовать примеру жителей Спарты и создавать из граждан обученные отряды гоплитов. Аргос и Фивы также создали в период своей экспансии контингенты виртуозов военного дела, в Фивах они были еще усилены личными узами товарищества. Города, не имевшие подобных отрядов и ограничивавшиеся гоплитами из горожан, как Афины и большинство других городов, были вынуждены довольствоваться обороной. После падения знатных родов гоплиты городов стали господствующим классом полноправных граждан. Аналогии им нет ни в средние века, ни где–либо еще. И греческие города неспартанского типа также носили в той или иной степени характер постоянного военного лагеря. В первый период господства гоплитов в полисе города, в отличие от большой свободы передвижения во времена Гесиода, ограничивают связь с внешним миром и затрудняют отчуждение предоставленных за участие в военных действиях наделов. Однако в большинстве городов это ограничение скоро перестало действовать и оказалось вообще ненужным с того момента как главной силой стали наемные войска, а в приморских городах флот. Но и тогда военная служба оставалась решающим фактором для политического господства в городе, а город по–прежнему сохранял характер цеха военных. В Афинах именно радикальная демократия проводила фантастическую, если принять во внимание ограниченное число жителей города, политику экспансии, в орбиту которой попали Египет и Сицилия. Внутри полис был в качестве военного союза абсолютно суверенным и полностью распоряжался отдельным гражданином. Вопреки знаменитому утверждению Перикла в надгробной речи Фукидиду, что в
