— «Тут вот и сидел!„Дай мне есть“, — сказал… Подать я —Подала что́ бог послал…У огня сушил он платье,Кушал — а потом он спал…Как проснулся, не могла яСлез невольных удержать…Он же точно утешая,Обещал врагов прогнать.А горшок тот сберегла я,Из которого он ел,Суп простой наш ел…»«Цел горшок тот, цел, родная?Говори ты: цел?»— «Отвезли его в безвестный,Дальний край: свою главуОн сложил не в битве честной —На пустынном острову.Даже — верить ли? — не знали…Всё ходил в народе слух:Скоро, скоро из-за дали,Грозный он нагрянет вдруг…Тоже, плача, всё ждала я,Что его нам бог отдаст,Родине отдаст…»— «Бог за слезы те, родная,Бог тебе воздаст!»
(Между 1845 и 1859)
Мюссе. Люси
Друзья мои, когда умру я,Пусть холм мой ива осенит…Плакучий лист ее люблю я,Люблю ее смиренный вид,И спать под тению прохладнойМне будет любо и отрадно.Одни мы были вечером… я подлеНее сидел… она головкою склониласьИ белою рукой в полузабвеньиПо клавишам скользила… точно шепотИль ветерок по тростнику скользилЧуть-чуть — бояся птичек разбудить.Дыханье ночи, полной неги томной,Вокруг из чащ цветочных испарялось;Каштаны парка, древние дубыС печальным стоном листьями шумели.Внимали ночи мы: неслось в окноПолуоткрытое весны благоуханье,Был ветер нем, пуста кругом равнина…Сидели мы задумчивы, одни,И было нам пятнадцать лет обоим;Я на Люси взглянул… была онаБледна и хороша. О, никогдаВ очах земных не отражалась чищеНебесная лазурь… Я упивался ею.Ее одну любил я только в мире,Но думал я, что в ней люблю сестру…Так вся она стыдливостью дышала;Молчали долго мы… Рука моя коснуласьЕе руки — и на челе прозрачномСледил у ней я думу… и глубокоЯ чувствовал, как сильны над душойИ как целительны для язв душиДва признака нетронутой святыни —Цвет девственный ланит и сердца юность.Луна, поднявшись на небе высоко,Вдруг облила ее серебряным лучом…В глазах моих увидела онаПрозрачный лик свой отраженным… кротко,Как ангел, улыбнулась и запела.Запела песнь, что трепет лихорадки,Как темное воспоминанье, вырывалИз сердца, полного стремленья к жизниИ смерти смутного предчувствия… ту песню,Что перед сном и с дрожью Дездемона,Склоняяся челом отягощенным,Поет во тьме ночной, — последнее рыданье!Сначала звуки чистые, полныПечали несказанной, отзывалисьТомительным каким-то упоеньем;Как путник в челноке, на волю ветраОтдавшись, по волнам несется беззаботно,Не зная, далеко иль близко берег,Так, мысли отдаваясь, и онаБез страха, без усилий по волнамГармонии от берегов летела…