подходящего учителя до ее приезда в Славонию практически невозможно.
И тут британский посол сказал:
— Новый адъютант его величества, сопровождавший нас в Англию, ведь славонец?
— Если вы говорите о капитане Озо Дариусе, то он слишком молод. А поскольку при дворе он совсем новичок, то не считаю его подходящим наставником для ее высочества.
— Все остальные ведь немцы, — спокойно сказал сэр Эдвард, — и, полагаю, вряд ли среди них найдется хоть кто-то, бегло говорящий по-славонски.
Весьма неохотно посол Славонии уступил.
— Ну хорошо, — сказал он, — вы можете заниматься с капитаном Дариусом, а едва мы прибудем в Дюрик, его услуги больше не потребуются.
По его тону Хиона поняла, что выиграла генеральное сражение.
Только когда посол удалился, вновь высокопарна объяснив, как замечательно для всех, что она должна стать королевой Славонии, принцесса Луиза спросила:
— Почему, любовь моя, ты так настаиваешь на уроках славонского языка?
Хиона с изумлением посмотрела на мать.
— Мама, — сказала она, — но ведь именно так поступил бы папа. Как он досадовал и сердился, когда посещал страну, на языке которой не мог говорить бегло. И он возмутился бы, если бы я согласилась стать королевой Славонии, не умея двух слов сказать подданным моего мужа.
Принцессе нечем было парировать такой довод, но перед тем как на другое утро капитан Дариус приехал дать Хионе первый урок, она сказала дочери:
— Послушай, Хиона, мне кажется, ты сделаешь ошибку, если заговоришь с капитаном Дариусом о политике.
— Почему, мама? — удивленно спросила Хиона.
Принцесса замялась, и Хиона сказала:
— Почему политика Славонии — такой секрет? Я вчера прекрасно поняла, что посол что-то утаивает от меня.
— Мне кажется, ничего секретного тут нет, любовь моя, — сказала принцесса. — Британский посол объяснил мне, что в стране неспокойно, потому что многим людям не нравится, что ими правит король- иностранец, как они считают.
— Я могу это понять.
Принцесса проницательно посмотрела на дочь.
— Понять ты можешь, — сказала она, — но было бы огромной ошибкой сочувствовать им или хоть в чем-то забывать о лояльности, какой ты обязана своему мужу.
— Разумеется, мама, — согласилась Хиона. — И все-таки я не могу понять, почему столько балканских стран предлагают престол королям-иностранцам. Я помню, как много лет назад папа сказал, что это огромная ошибка.
— По-моему, твой отец говорил о Греции. Нет никаких причин не верить, что король Фердинанд — монарх во всех отношениях превосходный, и, разумеется, революционеров любого толка необходимо укрощать.
Хиона ничего не ответила, и принцесса продолжала:
— И, любовь моя, ты должна очень следить за тем, что будешь говорить капитану Дариусу, и если он, как славонец, попытается заручиться твоими симпатиями, надеюсь, ты дашь ему ясно понять, что сердцем и душой ты всецело на стороне короля.
— Но как я могу быть в этом уверена, мама, пока не приеду в Славонию и не познакомлюсь с королем?
Принцесса Луиза протестующе вскрикнула.
— Ах, Хиона, — сказала она, — поменьше независимости. Помни, что теперь все, что ты говоришь, и даже почти все, что думаешь, обрело значение и может быть использовано как за тебя, так и против тебя, то есть и против твоего супруга-короля.
Хиона засмеялась:
— Я уверена, мама, вы преувеличиваете мою важность. В конце-то концов важно только, что я англичанка и отправлена туда королевой держать над его головой зонтик на случай, если его принудят войти в Австрийскую империю.
— Хиона, ты не должна говорить подобных вещей! — упрекнула принцесса.
Однако Хиона понимала, что на самом деле ее мать опасается, как бы она не начала свою брачную жизнь по расчету с неверного шага.
Но она никак не ожидала, что капитан Дариус окажется очень красивым молодым человеком лет двадцати пяти.
Славонский посол разменял шестой десяток, и почему-то ей казалось, что все, кто его сопровождает, должны быть такими же надутыми, чванными и витиеватыми, как он.
А вместо этого, когда капитан Дариус приехал, и она спустилась в маленькую гостиную, она подумала, что это первое приятное впечатление, которое произвело на нее хоть что-то, имеющее отношение к ее браку.
Капитан Дариус говорил по-английски с сильным акцентом, но улыбка у него была обаятельная, и ей показалось, что в его взгляде, когда он представлялся ей, вспыхнуло восхищение.
— Ваше высочество, — сказал он, — его превосходительство оказал мне большую честь, поручив научить вac немного говорить пo-славонски, до того как вы прибудете в мою страну.
После маленькой паузы он добавил:
— И дозволено ли мне со всей почтительностью сказать, что Славония будет счастлива иметь такую прекрасную королеву.
Хиона улыбнулась.
— Благодарю вас, — ответила сна, — но к тому времени, когда мы туда приедем, я хочу говорить по- славонски не немного, а бегло!
— Боюсь, это невозможно, — сказал капитан Дариус. — Ведь это довольно сложный язык. Но, конечно, ваше высочество, я приложу все усилия, хотя до сих пор бывал только учеником, а учителем — никогда.
— Не думаю, что славонский труднее греческого, — возразила Хиона, — а я говорю по-сербски, немного по-албански и чуть по-македонски.
Капитан Дариус, казалось, не поверил своим ушам, а когда они приступили к занятиям, Хиона, к величайшей своей радости, обнаружила, что в славонском, как она сказала Хлорис, действительно очень много от знакомых ей языков.
— Вы невероятны, ваше высочество, абсолютно невероятны! — воскликнул через час капитан Дариус. — Мне бы хотелось от всего сердца поблагодарить вас за желание выучить славонский, хотя, полагаю, пользоваться им вам придется очень редко.
— Почему вы так считаете? — быстро спросила Хиона.
Он как будто смутился, точно сказал что-то, не подумав.
— Полагаю, вам уже известно, что при дворе его величества говорят по-немецки?
— Да, я об этом слышала, — ответила Хиона.
— А так как большинство придворных и практически все члены правительства либо немцы, либо австрийцы, славонцы редко слышат свой язык при дворе, только на улицах.
— Неужели это правда? — спросила Хиона.
— Пожалуй, мне не следовало бы говорить вам то, в чем вы вскоре убедитесь сами, — сказал капитан Дариус.
Хиона понизила голос:
— Я хочу, чтобы вы говорили мне правду. Мы не сможем работать вместе, если оба будем говорить одно, а думать другое. Прошу вас, капитан, будьте откровенны со мной.
Капитан вздохнул:
— Именно этого я и хотел бы, ваше высочество, но если об этом станет известно, мне грозят большие неприятности.
