межпланетное путешествие. Бросались в глаза круглые резиновые жгуты, проходившие по всему телу, и многочисленные застежки-«молнии», выпуклые груди и тощие икры ног. Черные добротные ботинки на толстой подошве были чем-то похожи на водолазные. В туго обхватывавших тело костюмах ребята казались меньше, тоньше и все сутулились, словно под тяжестью.
— Простин, — окликнул инженер по спецоборудованию, — вот ваш шкаф. — Он посмотрел мои антропометрические данные и снял с вешалки один из костюмов. — Попробуем этот. Распустите шнуровку и расстегните застежки в грудобрюшной области, на рукавах и штанинах, потом можете надевать. — Он отошел, чтобы помочь какому-то летчику, предоставив меня самому себе.
Я удивился легкости костюма и плотности тонкой ткани, от которой еще пахло заводской краской. Со стороны казалось, он в три раза тяжелее и толще.
Прислонившись спиной к стене, стал натягивать штанины.
Подошел Лобанов. Он надел свой костюм одним из первых и, подогнав его с помощью инженера и врача, помогал другим. Всегда прямой, Лобанов теперь тоже ходил сутулясь.
— Ты присядь, — сказал он мне, — удобнее будет, — и подал стул.
— Ничего, теперь только руки осталось просунуть.
— Подожди, у тебя подогнулся ворот.
Когда костюм на меня был напялен, Лобанов расправил собравшиеся на нижнем белье складки, чтобы они не давили при работе в костюме, и сам пристегнул кнопками к комбинезону костюма брюшную часть противоперегрузочного устройства, которое было хитроумно вмонтировано в костюм.
— Теперь застегни «молнии» и сделай несколько глубоких приседаний, поболтай руками и ногами, чтобы хорошенько расправить комбинезон по всей поверхности тела.
Внимание Лобанова мне было понятно. Он все-таки каким-то образом узнал, как я и Михаил щадили его самолюбие, затаскивая в спутную струю, как я хлопотал за него, когда оказалось, что фамилия Лобанова не попала в число летчиков, которым решили в первую очередь дать новые машины. И вот теперь он чувствовал себя немного виноватым за свою неприязнь ко мне.
К тому же он увидел, что его самолюбие будет удовлетворено, потому что подчиняться мне как командиру звена почти не придется — ведь наши новые самолеты предназначались для перехвата противника в сложных метеорологических условиях, когда полеты группами исключены и каждый летчик во время работы предоставлен самому себе. Говоря по совести, он не особенно верил в мои командирские и летные качества. Меня это тоже обижало, но я не подавал виду. Если говорить начистоту, я пока и сам не очень-то был уверен в себе.
Инженер по спецоборудованию снова подошел и стал подгонять на мне костюм с помощью регулировочной шнуровки. Ему помогал и Лобанов. Я чувствовал, как комбинезон все плотнее облегал мое тело.
— Любая модница позавидовала бы такому «корсету», — сказал Лобанов. И уже шепотом: — Надо будет посоветовать жене Истомина.
Меня посадили в стенд-кресло для контроля за состоянием высотно-компенсирующей одежды под давлением и подсоединили к кислородной системе шланг, связанный с камерами натяжных устройств костюма.
Товарищи подшучивали:
— Держись, Простин! Сейчас тебе достанется! Успел ли застраховать свою жизнь?!
Я на всякий случай напряг мышцы, как это мы делали, тренируясь в катапультировании на установке.
Александрович открыл вентиль. Кислород под давлением ринулся по шлангам под маску и в камеры натяжных устройств. Надуваясь, они стали плотно стягивать мое тело. Помимо воли руки и ноги начали выпрямляться, как у резиновой надувной игрушки.
Александрович внимательно осмотрел шнуровку, нашел, что она кое-где распределена неправильно, и велел сделать мне несколько приседаний и движений руками.
— Нигде не больно? — спросил он. — Может, где-нибудь чувствуете слабину?
Я еще подвигал конечностями. Костюм равномерно, с одинаковой силой обжимал все части тела. Тесьма была натянута. Не наблюдалось ни пережатий, ни провисаний.
— Примите исходную позу для катапультирования, — попросил Александрович.
Я уперся ногами в подножку сиденья, а руками в поручни, прижал руки к туловищу.
Врач еще больше открыл кран и довел давление в костюме до одного килограмма на квадратный сантиметр.
Ощущение было такое, как будто меня погрузили на дно океана и огромные толщи воды давят на грудную клетку, живот, руки и ноги, хотят расплющить мое тело.
— Ну вот и все, — Александрович сбросил давление из натяжных устройств, попросил Лобанова помочь мне завязать шнурки и убрать свободные концы под шнуровку.
Я посмотрел на часы. Почти два часа я провозился с подгонкой и только сейчас почувствовал, как устал. Нижняя рубашка прилипла к спине, даже ладони вспотели.
— Вот если тревогу объявят, не скоро справишься с таким снаряжением.
— На одевание подогнанного костюма требуется не более пяти минут, — спокойно заметил Александрович.
— За пять ни за что не управиться, — ввязался в разговор Шатунов, ни в чем не выносивший спешки. Он надел костюм, в котором был похож на футбольный мяч.
— Будем тренироваться, — усмехнулся Александрович. — Подождите-ка еще, за три минуты будете справляться с надеванием поверх костюма теплого обмундирования.
Все, кто подогнали костюм, толпились около тренажера летчика, который устанавливали в соседнем помещении. Разоблачаться никто не спешил. Комбинезон как-то приближал нас к тому времени, когда можно будет приступить к полетам на новых самолетах. Да нам пока и не велели снимать с себя снаряжение.
В кабине тренажера, куда мы забирались по очереди, чтобы пока хоть на земле приобщиться к работе летчиков-сверхзвуковиков, было все как в новом самолете… Не поднимаясь в воздух, не расходуя горючее, не изнашивая дорогостоящую материальную часть, не требуя внимания со стороны обслуживающего персонала, не выжидая подходящей для полета погоды, летчик мог решать с помощью тренажера целый комплекс пилотажно-навигационных задач применительно к характеристикам нового самолета-перехватчика.
Я сел за стол инструктора и попробовал представить себе, как в скором времени буду контролировать действия обучаемых летчиков своего звена. Нет, я, наверно, никогда не смогу учить других на таком сложном оборудовании. Тут надо знать и электронику, и автоматику, и телемеханику.
Лобанов подметил мою растерянность:
— Что, мой командир звена? Или не по Сеньке шапка?
Я ответил в том же шутливом тоне:
— Не беспокойтесь, товарищ старший летчик. Надеюсь, вы ознакомились с графиком тренировок летного состава на тренажере?
— Конечно.
— Ну так вот, за восемь часов в месяц, которые вам отведены на тренировки, я постараюсь доказать, что шапка по голове.
Мы вышли на улицу. Было довольно прохладно, где-то стороной шел дождь: лохматые тучи черными мокрыми космами волочились по земле, застилали стоявшее на горизонте село. Воздух был насыщен водяной пылью. Она оседала на одежду летчиков, на самолеты. Поверхность луж мелко дрожала. Но летчики такой погоде сейчас только радовались. Нам нужно было пробыть в высотных костюмах около часа, чтобы потом врач мог проверить, как это влияет на организм, и мы понимали, что в жаре, наверное, выпарились бы без привычки.
Мы сидели вокруг начавшей желтеть березки и курили.
Здесь же был и наш адъютант лейтенант Пахоров. Он с завистью смотрел на нас, облаченных в необычные костюмы. И вдруг заговорил о своем проступке в трудную для полка минуту.
Пахоров не щадил себя и ничего не утаивал. Он говорил то, о чем много думал, — для этого у него
