– Раз мне не удалось вас ошарашить, к чему этот разговор?
– Позвольте уделить внимание предыстории, – сказал Тибо Эсу.
Пожатие плеч.
– Слушаю.
– Долго ещё?
– Нет.
Тропинка стала крутой настолько, что приходилось цепляться руками за ветви и выпячи-ваю-щиеся из твёрдой бугристой земли корни. Наконец двое выползли на более-менее ровный пятачок; вернее, выполз только он, ей же недавние физические упражнения явно казались лёгкой разминкой. Она даже не запыхалась.
– Ничего. Дальше будут ступени. Всё полегче.
– Дальше?!
– А ты думал. Это середина подъёма, а мы сейчас сидим… ну, если пользоваться той же аналогией, в шлюзе. Отдыхай пока.
Спустя пять минут, отдышавшись, он обнаружил, что ещё может проявлять какие-то человеческие чувства – например, интерес.
– Если эта площадка – шлюз, то между чем и чем?
– Ниже лежат просторы, куда можно попасть из обычных снов, – охотно начала объяснять она. – Во снах, принадлежащих кому-то одному, можно отыскать лазейку, ведущую в коллективные сновидения. Домик, из которого мы пустились в путь, был межой, дверью из твоих личных видений в пограничье общих снов. Ещё одним шлюзом, если угодно.
– Не уверен, что понял, но давай дальше.
– А дальше, там, куда уводит эта лестница, – взмах, указывающий на ждущий своего склон, – находится другая пограничная зона. Повыше рангом, чем любые видения. Более… хм… материальная. Я для себя называю её Межреальностью.
– Межреальность?
– Термин не мой. Никогда не видела нужды в том, чтобы выдумывать слова самостоятельно, если существуют занимающиеся тем же профессионалы.
– Вы знаете о случившемся с моей дочерью?
Шнайдер снова пожала плечами.
– В общих чертах.
– Так вот, если вам говорили, что моя Кара была шейдом, то это правда. Была. В ночь, когда я терял остатки надежды, появилась пара… молодых людей. Именно появилась, так как более всего способ их появления напоминал телепортацию. Эта пара сделала мне предложение, от которого я не смог отказаться. Я позволил им лечить Кару так, как они сочтут нужным. И парень, которому было на вид не больше пятнадцати, но который держался так, как не умеет держаться подавляющее большинство взрослых, вылечил мою дочь. Ему понадобился всего один инсайт-по-сыл… правда, длившийся две минуты с мелочью.
Доктор Шнайдер моргнула. Тибо Эсу бесцветно обыденным голосом говорил о вещах немыслимых, но если в лечении шейдов или телепортации она разбиралась, кратко говоря, никак, то вот в инсайт-посылах она разбиралась значительно лучше. Более того: она и сама владела этой ментальной техникой. Но такое…
– Две минуты? – переспросила она, не скрывая недоверия.
– Если быть точным, около ста тридцати секунд. Этот молодой человек, Клаус, – вероятно, один из лучших ментатов планеты.
– Если он шутя перекрыл мировой рекорд длительности инсайт-посыла в пятнадцать раз, он просто лучший, – сказала Шнайдер. – Абсолютный чемпион.
Доктор Эсу покачал головой.
– Вряд ли абсолютный. Видите ли, он учился творить чудеса совсем недолго. Смею полагать, в Группе Анжелики Недеевой были и гораздо более опытные ученики.
– О…
Тибо Эсу кивнул. Доктор Шнайдер повернулась и посмотрела на изображение спеленатой Анжелики Недеевой по-новому.
– Эта женщина – настоящий кладезь тайн. Когда человек медленно, шаг за шагом добивается выдающихся результатов в какой-то области, это не вызывает особых вопросов. Когда вспыхивает гений, выказывающий свою незаурядность чем-нибудь мало- или вообще невероятным, это тоже можно понять. Настоящая гениальность встречается редко, и часто идёт рука об руку с разного рода психическими отклонениями… – Доктор Эсу вздохнул, а потом сказал более резко, бессознательно подчиняя внимание слушательницы. – Но Недеева – не гений.
– Кто же она тогда?
– Не знаю.
Они поднимались. По лестнице карабкаться и в самом деле оказалось полегче, чем по зарос-шему склону. И у неё даже хватало сил болтать…
Нет, подумал он. Я несправедлив. Она не просто болтает, она таким образом что-то делает со мной. Или, может быть, маскирует за потоком слов какие-то более глубокие манипуляции. Отвлекает.
Надо быть внимательнее…
– Следует осознавать, что мы сейчас пребываем внутри частично воплощённой метафоры. Эта лестница могла бы быть и канатной дорогой в горах, и монорельсом, соединяющим районы гигаполиса, и небольшой парусной яхтой. Все варианты не перечесть. Именно такой вариант, однако, имеет большое преимущество: внутри него мы можем не особенно опасаться нежелательных встреч.
– Нежелательных?
– В Межреальности можно встретить самых разных… существ. И далеко не каждое из них отнесётся к нам благожелательно. А ты думал, что я первая, кто открыл для себя все эти просторы? Так вот, двигаясь коридорами Межреальности, надо помнить ещё одну вещь. В вольной формулировке Светланы это звучит так: никакого движения нет.
– Не понимаю.
– Тебе кажется, что ты карабкаешься по лестнице. На самом деле ты не двигаешься. Ведь вокруг нет ничего. Всё это – ступени, склон, перила, ограждающие от падения в пропасть, небо и солнечный свет, сила тяжести, пригодный для дыхания воздух – всё это материально лишь в малой степени. Единственная объективная точка отсчёта для тебя – это я, а для меня такая точка отсчёта – ты. И пока мы разговариваем, пока ты ощущаешь меня, а я – тебя, относительное расстояние между нами меняется мало. Если, разумеется, принять, что в Межреальности вообще существуют расстояния. То, что с нами происходит, нагляднее отразило бы сидение в уже поминавшейся мной камере декомпрессии. Это был бы ещё один вариант из множества равносильных: сидеть на скамейке, дышать как можно глубже и смотреть, как на электронном табло меняются числа, отражающие давление и время.
– Если этот вариант ближе к истине, – сказал он, остановившись и тяжело дыша, – почему ты не выбрала его?
– Подъём – нагляднее, – донеслось сверху. – И гораздо быстрее. Лезь.
Он вздохнул и полез.
– Вы завидуете Рустаму? Вы?!
Тибо Эсу покачал головой.
– Не так. Я вовсе не стремлюсь валяться без движения и видимых признаков жизни в хирургической сетке в соседней с ним палате.
– Но вы хотели бы знать то же, что знает он?
– Скорее – то же, что знает она. Недеева. И ещё – откуда она это знает. Вот вопрос, за ответом на
