пустые, поехали обратно, через город и на шоссе, ведущее в сторону Нальчика и прочих горских губерний, а автобус спустя полчаса направился в сторону Москвы, как и значилось в путевом листе.
Не то чтобы Тарханов с Кедровым опасались, будто здешняя группировка сторонников «Черного интернационала» настолько мощна и многочисленна, что может предпринять попытку организовать преследование группы и отбить пленника силой. Они скорее допускали возможность вмешательства со стороны служб госбезопасности или армии. Потому и решили устроить шум и направить внимание возможных противников в другие, южную и восточную стороны.
А саму акцию оформить под бандитскую разборку.
Бойцы «Печенега» имели по всей форме выправленные документы туристской группы из Москвы, возвращающейся из круиза по Грузии и Армении.
Автобус несся через ночь Южной России к северу, наматывая на свои колеса по полторы сотни протяжных верст в час, и, хотя риск погони или перехвата на одном из дорожных постов или прямо в чистом поле стремился к нулю, занимавшие передние сиденья бойцы не спали, наравне с водителем сторожко всматривались в освещенную светом фар и мощного лобового прожектора дорогу.
И оружие у них было под руками, несмотря на то что и впереди автобуса шла машина в качестве передового дозора, и с тыла прикрывала еще одна.
Опыт подсказывает, что самые неприятные вещи происходят тогда, когда все уверуют, что самое трудное позади.
В заднем отсеке второго этажа автобуса, отделенном от общего салона глухой звукоизолирующей дверью и похожем своей обстановкой на купе международного спального вагона, Тарханов и Розенцвейг, не теряя времени, приступили к предварительному допросу Маштакова.
Вернее, не совсем к допросу, а скорее к ознакомительной беседе. По горячим следам, пока клиент не опомнился и не составил в голове сценарий поведения.
Собственно, вести допросы ни Сергей, ни тем более израильский майор вообще не имели права, но об этой несущественной детали информировать клиента не было никакой необходимости.
Кроме того, изощренная интуиция подсказывала Тарханову, что Маштаков настроен на сотрудничество и, похоже, имеет на этот вариант собственные, далеко идущие планы.
– Ну-с, побеседуем? – светски осведомился Розенцвейг. – К сожалению, мы прервали ваш ужин. Может быть, вы голодны? Желаете что-нибудь выпить?
– Спасибо, не беспокойтесь. Разве что пару глоточков коньяку, если есть? Спать, как я догадываюсь, нам в ближайшее время не придется? Тогда не откажусь от кофе и сигареты.
Все требуемое было немедленно выставлено на откидной столик. И коньяк «Курвуазье» из личных запасов Розенцвейга, и коробочка с треугольными ломтиками сыра «Бакштейн», по отдельности завернутыми в тонкую фольгу, и термос с крепчайшим кофе. Пачку своих любимых «Купеческих» Тарханов раскупорил и протянул Кулибину.
– Благодарю, вы крайне любезны. Итак, что вы видите темой нашей беседы?
Во вводной части разговора обе стороны старательно избегали касаться того, что ему непосредственно предшествовало.
Словно просто так встретились благорасположенные друг к другу люди и ведут обычный дорожный разговор, чтобы скоротать время.
– Вообще-то нас больше всего интересует тот прибор, или, лучше сказать, устройство, которое некоторые далекие от материалистического взгляда на мир люди назвали «Гнев Аллаха», – разминая сигарету, сказал Тарханов, стараясь попасть в тон и стиль профессора. – Ну и заодно хотелось бы узнать, что именно случилось конкретно со мной.
– «Гнев Аллаха»? Образно, хотя неверно по сути. Ни о каком гневе тут говорить нельзя. Но разве объяснишь об этом малообразованным людям, тем более что их мировосприятие действительно резко отличается от нашего, а ведь кое-кто из них заканчивал европейские и российские вузы.
Очень богатый и настолько же дикий шейх по-своему истолковал объяснения, которые ему давал один из моих бывших студентов. Вообразил, что мой, скажем так, квантовый генератор можно использовать в качестве оружия массового поражения..
– А на самом деле нельзя? – включился Розенцвейг.
– На самом деле? Это скорее философский вопрос, если задуматься, что вообще означает термин «на самом деле».
– Давайте пока не вдаваться в философию, – пресек словоизвержение Маштакова Тарханов. – Давайте сначала четко расставим точки по положенным им местам, а уж потом.. Так оружие это или нет?
– Или, если я правильно понял, нечто, по своему принципу действия могущее быть использовано в качестве оружия, но таковым не являющееся? – внес уточнение Розенцвейг.
– Точно в такой степени оружие, как, допустим, дальновизор или электрогенератор. Голову противнику им размозжить можно, но данный результат не является основной функцией прибора.
– Цветисто выражаетесь..
– Я бы сказал, образно. Извините, привычка. Когда с кафедры излагаешь студентам сложную тему, образность примеров весьма способствует усвоению материала.
Еще сколько-то времени разговор вился вокруг да около, все три стороны блистали остроумием и пытались аккуратно выяснить, кто здесь есть кто, кто больше знает или больше может и оттого имеет перевес в позиции или в качестве.
Оказалось, что перевес все же на стороне Тарханова, который в нужный момент смог сказать достаточно грубо и убедительно, что ему вся эта трепотня надоела и роль интеллигентного следователя тоже.
В том смысле, что или будем говорить без дураков, или же одна высокая договаривающаяся сторона будет только спрашивать, а другая только отвечать, причем емко, коротко и исключительно по делу.
