просвета небом. Телеграфные провода, протянутые от столба к столбу, тихонько гудели, вибрируя под тяжестью великого множества падающих на них капель, непрерывно скатывавшихся вниз с проволоки на проволоку. Сами столбы потемнели, разбухли и лоснились от сырости, а фаянсовые чашечки на поперечинах отражали тусклый, серый свет уходящего дня.
Энникстер уже собрался было тронуться дальше, но тут показался товарный поезд, идущий из Гвадалахары на север, в направлении Боннвиля, Фресно и Сан-Франциско. Поезд был длинный, двигался медленно, с равномерным покашливанием локомотива, с ритмичным постукиванием колес на стыках. На двух-трех хвостовых платформах поезда Энникстер ясно рассмотрел плуги Магнуса Деррика; окрашенные в красный и зеленый цвет, они ворвались единственно ярким пятном в этот серо-бурый пейзаж.
Энникстер придержал лошадь, провожая глазами проходящий поезд, который увозил плуги Деррика в противоположную от ранчо сторону в первый осенний дождь, как раз когда они были больше всего нужны. Он наблюдал все это молча, без каких-либо четко оформившихся мыслей. Даже после того, как поезд прошел, Энникстер еще долго стоял на месте, следя, как он медленно тает вдали, прислушиваясь к затихающему шуму. Немного погодя он услышал свисток, который дал паровоз перед въездом на Эстакаду.
Но движущийся поезд никак не ассоциировался с картиной ужаса и гибели, столь поразившей воображение Пресли накануне. Он тянулся медленно к месту своего назначения, грустно постукивая колесами, как похоронная процессия, как вереница зарядных ящиков, вывозящих убитых с поля боя. Паровозный дым вился за ним траурной вуалью, наводя тоску, поезд проплывал мимо, унылый, неизъяснимо печальный под этим серым небом, под этой серой пеленой дождя, который все лил и лил с монотонным бормотаньем, ровным и однообразным, слышавшимся сразу отовсюду.
III
Когда Энникстер приехал в тот вечер на ферму Лос-Муэртос и вошел в дом, в столовой уже собралась небольшая компания. Магнус Деррик, надевший ради такого случая сюртук тонкого сукна, стоял у камина, грея спину. Хэррен сидел поблизости, перекинув ногу через ручку кресла. Пресли в плисовых бриджах и высоких шнурованных ботинках, развалясь на диване, курил сигарету. Бродерсон сидел у стола, поставив на него локти, а Дженслингер, редактор и издатель самой популярной в округе газеты «Меркурий Боннвиля», держа под мышкой шляпу и перчатки с крагами, стоял напротив Деррика с наполовину опорожненным стаканом виски, разбавленного содовой, в руке.
Войдя в комнату, Энникстер услышал, как Дженслингер сказал:
- Завтрашняя передовица в «Меркурии» должна вас заинтересовать, господа. Ходят слухи, что этой зимой будет произведена на предмет продажи расценка зе
мель, на которых расположены ранчо. Полагаю, никто из вас от покупки не откажется.
Сказав это, редактор сразу же стал центром внимания. Наступившее вслед за его словами молчание нарушил Энникстер.
- Да, пора бы им выработать эти цены.
Вопрос, которого коснулся Дженслингер, затрагивал самые насущные интересы фермеров, обрабатывающих земли в окрестностях Боннвиля и Гвадалахары. На деле ни Магнус Деррик, ни Бродерсон, ни Энникстер, ни Остерман не были владельцами ранчо, которые они обрабатывали. До сего времени огромная часть этих хлебородных земель принадлежала Тихоокеанской и Юго-Западной железной дороге. Чтобы понять причину такого положения, следовало обратиться к началу строительства этой дороги, когда правительство, в качестве поощрения, передало компании в собственнесть все участки, обозначенные нечетными номерами, по обе стороны запроектированной дороги на протяжении двадцати миль. Эти участки бесспорно принадлежали ТиЮЗжд. Участки под четными номерами, будучи собственностью правительства, могли перейти,-и перешли,- в руки фермеров, земли же, принадлежавшие дороге, или, как их называли, «чередующиеся участки», нужно было приобретать непосредственно у дороги.
Однако это не помешало притоку поселенцев, желавших заняться земледелием в этой части долины Сан-Хоакин. Задолго до описываемого времени дорога разослала по всему штату брошюры и проспекты, называя поселенцев на эти земли. Она тогда еще не располагала надлежащими документами на право владения нечетными участками, но намеревалась, получив их, произвести оценку земель и назначить торги с предоставлением преимущественного права покупки тем, кто фактически их занимал. Цена на эти участки должна была соответствовать цене, установленной правительством на принадлежащие ему смежные земли, то есть - два доллара пятьдесят центов за акр.
Обработанные и удобренные земли на ранчо неизбежно должны были повыситься в цене. Появилась нозможность хорошо приумножить свои капиталы. Когда принадлежащие железной дороге земли вокруг Боннвиля были предложены поселенцам, многие ринулись сюда: Бродерсон, Энникстер, Деррик и Остерман, успевшие обогнать прочих с заявками, получили право выбора и захватили лучшие земли. Но как только :юмли оказались заселенными, администрация дороги словно забыла о своем намерении оценить участки, входившие в территории разных ранчо, и назначить их к продаже. Это тянулось из года в год, иногда о продаже земель месяцами и вовсе не вспоминали; лаговаривали лишь в тех случаях, когда - как на этот раз - распространялся слух, что главное управление дороги решило наконец заняться этим делом вплотную.
- Если правление дороги намеревается серьезно разговаривать со мной относительно продажи принадлежащей ему территории Кьен-Сабе, то я готов в любую минуту,- заметил Энникстер.- Земля поднялась в цене больше чем вчетверо. Уверен, что я смогу продать свою землю по пятнадцати долларов за акр хоть завтра, и если я куплю ее у железной дороги по два пятьдесят, то дельце получится выгодное.
- По два пятьдесят! - воскликнул Дженслингер. - Да вы что? Неужели вы думаете, что железная дорога отдаст вам свою землю по такой цене? Откуда
вы это взяли?
- Из брошюр и проспектов,- ответил Хэррен.- Которые распространяла дорога, когда предлагала нам эти участки. У нас с дорогой была определенная до
говоренность, и таких обязательств, пожалуй, даже ТиЮЗжд нарушить не рискнет. Вы здесь человек новый, мистер Дженслингер. Откуда вам знать, на каких условиях мы брали землю.
- А улучшения, которые мы внесли! - воскликнул Энникстер.- Да в один только оросительный канал мы с Магнусом уже всадили тысяч пять. Мы обрабатывали эту землю не затем, чтобы железнодорожной администрации угодить. Сколько бы мы ни улучшали землю, сколь бы ни возросла она в цене, договор есть договор и цена там указана - два пятьдесят за акр. Тут мы как раз имеем случай, когда дорога не может поступать, как хочет ее левая нога.
Дженслингер поморщился, озадаченный:
- Я, действительно, здесь человек новый, как сказал Хэррен, но все же мне трудно разделить вашу точку зрения. Наличие железной дороги способствует повышению ценности ваших участков не меньше, чем внесенные вами усовершенствования. Почему же вам все, а дороге ничего? Было бы справедливо поделить барыши пополам.
- Ничего знать не хочу,- заявил Энникстер.- Назначали они цену, пусть ее и придерживаются.
- Но, насколько я слышал,- пробормотал Дженслингер,- правление дороги отнюдь не намерено продавать землю из расчета два пятьдесят за акр. По нынешним тяжелым временам они на всем норовят заработать как можно больше.
- Времена для дороги не такие уж тяжелые,- вставил слово старик Бродерсон.
Бродерсон был самым старым из присутствующих. Ему было лет шестьдесят пять,- почтенный, седобородый старик, согнутый тяжелым трудом.
Он был недалекий человек, осторожный в своих высказываниях, чтобы, не дай Бог, кого-нибудь не обидеть; тяжелодум, который если уж заведет речь о чем-нибудь, так уж надолго. Упомянув о тяжелых временах, он тут же решил пояснить, что он под этим подразумевает.
- Тяжелые времена,- повторил он озабоченно,- да, да, вот именно. Может, дорога и впрямь
