государственное сокровище и владели бы им! Обвиняю Прометея в том, что он разгласил тайну открытия огня, которая должна была принадлежать правителям страны!
Судьба готовила испытания, которые я не мог предвидеть, но мог предчувствовать. Когда были получены около десятка положительных отзывов о внедрении предлагаемых методов психотерапии в разных городах России, была написана и подготовлена для начального прочтения специалистами диссертационная работа, состоялось и первое взаимодействие с учеными, которые должны были сказать свое ответственное слово. Визит в военно-медицинскую академию принес неожиданность — одобренная ранее профессором Кира работа вдруг была оценена им же с позиций человека, страдающего зубной болью. Были сделаны замечания, которые, как правило, высказываются (и, соответственно, воспринимаются естественно) на этапе подготовки работы, но не при ее завершении. Вместе с тем профессору удалось сохранить маску доброжелателя. Потребовался еще год на доработку и исправление замечаний, чтобы она могла быть представленной в диссертационный совет Военно-медицинской академии. Когда исправления были завершены, состоялась повторная поездка в Петербург в 2001 году.
Предшествующие десятилетия кафедры акушерства и гинекологии ВМА прежде всего связаны с именем выдающегося врача и педагога профессора В.П. Баскакова. Наделенный талантами блестящий ученый и изумительной внутренней красоты человек, с начала восьмидесятых активно поддержавший исследования Н.В. Старцевой, щедро делился своим дефицитным временем и научными рекомендациями со мной. Внимательно читал и делал коррективы в диссертации, которая потом пошла на стол профессору Кира. Встреча с В.П. Баскаковым в том 2001 году была такой желанной (он был как путеводная звезда в холодном научном мире расчета), но грустной. Дождавшись после приема больных, я увидел его в скрытой печали и придавленным усталостью. Разостлав стол с прекрасным походным обедом, приготовленным любимой и любящей женой, он угостил меня и армянским коньяком. Слова его выражали внимательную заботливость, а осторожный искоса брошенный взгляд имплицитно вселял тревогу. Вместе с тем я знал и чувствовал, что пока есть Виктор Павлович, моя песня любви к женщине не может прерваться. После прощального объятия я сказал: «Знаю, что вступил на Голгофу».
Хотя страха не было.
На следующий день была аудиенция у Кира. Маска доброжелательности еще болталась возле лица на тоненькой подвязочке, и он, задержавшийся где-то после операции и сильно преувеличивающий свою усталость, заявил, что диссертацию он не может взять в ученый совет для защиты. И махнул рукой куда-то в сторону Сибири, указывая направление моих дальнейших устремлений. Оставалась последняя зацепка изведать честь советско-русского офицера: «Могу ли я рассчитывать на положительный отзыв внешней организации в лице ВМА?» Ответ: «Бесспорно!»
Но это было лишь первое постижение главного смысла военного искусства.
Осенью того же года диссертация была представлена в Томский государственный медицинский университет, на кафедру акушерства и гинекологии, где и состоялась предзащита. А как не просто это, когда психотерапевт вынужден защищаться по специальностям «Медицинская психология» (на выбор — «Психиатрия») и «Акушерство и гинекология». В стране, где психотерапия, едва вылупившись из небытия, исчезла еще на заре Советской власти, обучение людей преодолению страха — рискованное занятие. В стране, где устами обычно молчаливых ученых едва ли не большинство соматических заболеваний сегодня отнесены к числу психосоматических (то есть признается ведущая роль психики в их происхождении), до сих пор психотерапия не считается научной специальностью. Государство, прямо или косвенно, поддерживающее церковные догмы, оставляет психотерапии (базирующейся на трудах Павлова, Бехтерева Могендовича) право самой доказывать свое отличие от шарлатанства всех уровней. Если Павлов и Бехтерев не нуждаются в представлении, то о Могендовиче следует сказать, что он являлся одним из основателей отечественной космической медицины.
Мой визит в Томск, кажется, растревожил тихую жизнь ученого совета. В качестве рецензента диссертации по медицинской психологии был назначен выдающийся ученый Н.А. Корнетов. Его слава среди томичей была столь велика, что когда он вошел в комнату, где устроилась комиссия акушеров-гинекологов для апробации работы, раздался вздох восторга от встречи с ним. Мне было сделано немало замечаний и, прежде всего, по форме доклада, но диссертация была одобрена к защите с учетом внесения исправлений. Уверенности собранию придало мое заявление, что Военно-медицинская академия дает положительный внешний отзыв. Однако той же осенью случилась беда — умер профессор В.П. Баскаков. Почти полвека он трудился во славу здоровья женщины и более двадцати лет был поддержкой в научных исследованиях Н.В. Старцевой и лично моих работ.
Полгода потребовалось на доработку диссертации. Продолжалась и работа в консультации. Я по- прежнему выполнял свои обязанности, убеждаясь в простоте и эффективности выбранной модели терапии. Вот еще одна яркая история того периода.
Прихрамывая, держа одну руку на животе, в кабинет вошла беременная Л.Е.Д. После предложения сесть сначала боязливо смотрит на кресло, потом осторожно устраивается в положении полулёжа, подложив руку под поясницу. Третий триместр. Главная жалоба — сильные боли в пояснице в течение недели при изменении положения тела в пространстве. Резкому ухудшению здоровья предшествовало стрессовое событие. Какие рекомендации даёт в подобной ситуации на приеме акушер-гинеколог, пожалуй, знают все. Но теперь вызов брошен психотерапии. И он принимается. Если поддержать существующее мнение о разгулявшемся не ко времени остеохондрозе — значит, открывать дорогу беспомощности. Вместо этого после тестирования тонуса живота в состоянии пережитого страха и осознания женщиной его постоянного напряжения, она была обучена расслаблению брюшного пресса. Боль уменьшилась. Когда беременной было предложено занять стойку Лоуэна, боль исчезла совсем. Еще несколько минут назад больная, а теперь здоровая женщина свободно ходила по комнате, садилась на кресло, и дальнейшие полчаса приема походили на игру, сопровождаемую получением новой для нее информации. Больше женщина не совершала визитов к психотерапевту при беременности, хотя, как всегда, прием был бесплатным для пациентов. Да, и зачем, ведь она была обучена самостоятельному решению проблемы…
Дата защиты была определена на весну 2002 года, и в феврале ожидалось получение внешнего отзыва из ВМА. На предложение представить диссертацию коллективу кафедры профессор Кира сказал, что делать этого не надо: «Напишем и вышлем». Однако в нарушение правил ВАКа отзыв был представлен в совет поздно; более того, находясь в Перми, мне пришлось «мобилизовать» своего петербургского товарища для того, чтобы «вырвать» отзыв из рук профессора и лично переправить его в Томск. Но отзыв был отрицательным. Воистину, профессор был еще и прекрасным военным стратегом. И его усилия по спасению акушерства от психотерапии вскоре по достоинству были оценены наверху.
Мне же предстояло теперь поехать на кафедру акушерства и гинекологии ВМА и пытаться доказать важность работы на расширенном заседании сотрудников кафедры (несколько открытий, предложенных акушерству, не соответствовали их представлениям о подлинной науке). Туда же приехала и профессор Старцева. Я пытался отговаривать ее от этого шага, предполагая негативные последствия для здоровья. Но она все еще верила, что происшедшее — случайность.
Та апробация была вершиной всяческих нарушений и подтасовок. Сам заведующий кафедрой Кира исчез в неизвестном направлении и не отвечал на звонки по всем видам связи. Сочувствующие нам коллеги говорили, что он заперся один в своем кабинете. Председателем собрания был назначен учебный доцент (нарушение); рецензировала работу кандидат медицинских наук Каплун (нарушение), именно она и дала отрицательный отзыв. Профессор Цвелёв обвинил соискателя в представлении выводов, основанных на статистически незначимых различиях в изучаемых группах. А на возражения после заседания ответил тем, что надо понятней докладывать (до апробации изучал диссертацию несколько дней). Также публично сказал, что работа навеяла ему плохие воспоминания, связанные с неудачными попытками внедрения двадцать лет назад на кафедре ВМА метода абдоминальной декомпрессии с помощью импортной аппаратуры. Полученные же нами в работе результаты были для него, видимо, плохим настоящим: то, что удавалось делать диссертанту на одном единственном занятии в амбулаторных условиях без всякого специального оборудования, не могло рассматриваться как достижение («так просто не бывает»). Почти никого не заинтересовало полученное автором снижение количества преждевременных родов втрое, все
