Жеребова наводят на цель
Двигатель заревел…
Жеребов дал знак технику, чтобы отняли колодки от колес, и лихо порулил к взлетной полосе. Из выхлопной трубы вырвался тугой поток раскаленных газов, обдав стоявших у самолета душноватой керосиновой гарью.
Красивая сигарообразная машина с острыми стреловидными крыльями, приспущенными к земле, разрезая тишину ревом, воем и грохотом, с нарастающей скоростью покатилась по бетонным плитам аэродрома, уходящим к горизонту.
Самолет оторвался, не пробежав и половины полосы, и сразу же круто пошел вверх, точно его вдруг потянул кто-то из-за облаков. Со стороны казалось, что это взлетал не самолет, а огромная ракета, выпущенная под углом к горизонту. Через минуту он уже исчез в облаках.
Покусывая мундштук, Стахов отправился на командный пункт. Он просто не находил себе места и хотел хоть как-то приобщиться к полетам.
Не так-то легко было попасть в число летчиков, которые первыми из полка осваивали новую технику. Но Стахов попал. Вероятно, какую-то роль тут сыграл его разговор с командиром соединения во время инспекторского смотра.
На вопрос генерала, есть ли у Стахова какие жалобы, летчик довольно дерзко ответил вопросом:
— Когда мы получим новые самолеты?
— А чем эти плохи?
— Не плохи, а есть лучше. В других полках.
— Правильно, есть, — генерал улыбнулся. — Стало быть, в тех полках они нужнее. А почему вас интересуют новые самолеты?
На этот вопрос молодой летчик не мог ответить чистосердечно. Его ответ, как он тогда думал, мог показаться наивным и даже смешным. В самом деле, разве мог Стахов сказать, что мечтает о межпланетных путешествиях, что именно это повлияло на его решение пойти в авиацию, которую теперь называют колыбелью космонавтики. Новые же самолеты, безусловно, повышали его шансы стать летчиком-космонавтом.
— Ну что же вы молчите? — спросил генерал.
— А что говорить? Всякий предпочтет новое старому. Это же как дважды два — четыре. Вот вы лично, товарищ генерал, разве не так думаете?
Генерал, кажется, растерялся. Посмотрел на сопровождающих. «Видали такого», — говорил его озадаченный взгляд.
Офицеры неодобрительно покашливали, опустив глаза. А Юрий и сам подумал, что, видно, переборщил в разговоре с генералом, добавил как бы в свое оправдание:
— Стремление к новому свойственно каждому. Это закон природы.
— Закон природы, говорите. — Генерал покачал головой. — Ну хорошо, будем иметь вас в виду. — И пошел дальше вдоль строя, улыбаясь в усы.
Командир соединения не забыл своего обещания. Когда нужно было послать нескольких летчиков из полка, в котором служил Стахов, переучиваться на новые самолеты, генерал, что называется, проявил к нетерпеливому летчику особый интерес. Он позвонил командиру полка и спросил, как Стахов служит.
В это время Юрий находился в штабе, только в другой комнате. Сквозь фанерную переборку ему хорошо был слышен весь разговор.
— Стахов — летчик грамотный, деловитый, целеустремленный, — отвечал полковник Турбай. — Подготовлен к полетам дневным и ночным… С дисциплиной у него неплохо… Над собой? Да, да, работает… Нет, его больше интересует космонавтика. Недавно выступал в нашем Университете культуры с любопытным рефератом о теории относительности Эйнштейна… Как вам сказать… Единственно, что ему остается пожелать, — командир выдержал паузу, — может быть… большей вдумчивости. Молод еще… любит петушиться.
Потом командир засмеялся на какую-то реплику генерала и сказал:
— Хорошо, включим его в список. Это верно: плох тот летчик, который не мечтает стать космонавтом…
Стахов вспомнил этот разговор командира соединения с Турбаем, и настроение у него еще больше упало.
Он шел к командному пункту напрямик, кратчайшим путем, и ориентиром ему служило песчаное возвышение, на котором медленно вращался квадратный домик без окон. Чудо-домик нацеливал в небо огромные изогнутые крылья антенны. Летчик знал, с решетчатых крыльев срывались мощные потоки невидимых радиоволн. Ничто не миновало эти волны — ни живое, ни мертвое.
Несколько минут тому назад где-то далеко-далеко радиолуч натолкнулся на летящий самолет и, отразившись, пришел назад, лег на янтарном экране радиолокатора слабой зеленоватой точкой… Одной засечкой больше, одной меньше — попробуй-ка в этом разобраться! Но она, эта новая засечка, не ускользнула от взора операторов. Им нередко приходилось вести по локатору сразу несколько целей, помня не только номер каждой, но и четко представляя себе, какой тип самолета за этим номером скрывается, какими летно-тактическими данными он обладает.
— Обнаружена цель! — передал оператор на КП и произвел опознавание цели: это был скоростной бомбардировщик.
Оперативный дежурный приказал произвести расчет на перехват…
В стратосфере, где температура около шестидесяти ниже нуля, где машина хуже слушается человека, потому что воздух сильно разрежен, майор Жеребов должен был перехватить противника и сбить его.
Старый командный пункт, куда держал путь Стахов, находился в небольшом березнячке, отделявшем аэродром от военного поселка.
Узкая каменная лесенка привела Стахова в обширное полукруглое помещение, стены и потолок которого были обтянуты материалом, скрадывающим звуки. Здесь всегда казалось несколько мрачновато, и только низкие столы штурманских расчетов, застланные полупрозрачной калькой, освещались мягким желтоватым светом. На одном из столов, его называли столом боевого применения, уже была нанесена планшетистами схема наведения.
— Вам задача: курс восемьдесят градусов, — говорил в микрофон стоявший у стола штурман наведения, — высота одиннадцать тысяч метров.
— Вас понял, — прозвучал в динамике голос Жеребова.
Больше всего Стахов любил эти напряженные минуты поединка в воздухе, когда все земные дрязги, невзгоды и волнения кажутся никчемной суетой, а твои слабости, от которых ты не хочешь освободиться и которые не хочешь признать за собой, сами по себе отходят на второй план, уступая место чему-то большому и настоящему. Как бы ему хотелось сейчас оказаться на месте майора!
Стахов подсел к затемненному пологом экрану с нанесенной на него цветным мелком схемой наведения и стал следить за полетом Жеребова.
Перехватчик сообщал о погоде:
— Десять баллов. Нижняя кромка шестьсот метров. Местами осадки. Видимость пять-шесть километров.
Когда речь идет о десяти баллах — значит, небо сплошь затянуто облаками. Судя по показаниям на экране, перехватчик шел в облаках. Юрий знал, что самолет теперь содрогался всем корпусом, словно летчик сидел не в кабине истребителя, а на телеге и мчался на большой скорости по булыжной мостовой. Находившемуся в воздухе летчику ничего не было видно, кроме приборов и белого месива за фонарем кабины. В такие минуты чувствуешь себя неуютно и стараешься скорее пройти зону болтанки.
Стахов не спускал глаз с перехватчика, а вернее, с голубенькой искорки, передвигавшейся по экрану локатора.
