Решили дождаться двух часов ночи. В это время на земле снижалась интенсивность радиопередач и увеличивались шансы на то, что их услышат.
Но этого не понадобилось. В полдень издалека донесся рокот турбины. Летчики встрепенулись, подняли головы и увидели в стороне летевший самолет. Нужно было чем-то привлечь внимание пилота. Уваров стал раздеваться. Он привязал нижнюю рубашку к гарпуну и начал размахивать ею.
Самолет продолжал лететь стороной. Стахов предложил майору облить рубашку керосином и поджечь. Через минуту клубы черного дыма поднялись над скалами.
Самолет развернулся и стал приближаться. Он пронесся над островом, качнув плоскостями. Летчики увидели бортовой номер.
— Жеребов! — воскликнули они разом, запрыгали, замахали руками.
А самолет уже взял курс на восток и через минуту скрылся. Летчики переглянулись. Все это было похоже на сон.
— Ну вот и конец нашим ожиданиям, — постаревшее, усталое лицо Уварова просветлело. — Поди-ка, нас ждут.
И он заговорил о доме, о ребятах.
Страница пятьдесят первая
Сточасовые регламентные работы на нашем самолете на сей раз проводятся в полевых условиях. Так приказал старший инженер. Работа эта, как говорит Бордюжа, «не дай боже». Надо расстыковать самолет, снять и проверить с помощью контрольно-измерительной аппаратуры много всякого оборудования.
Чтобы быстрее ввести самолет в строй, специалисты из ТЭЧ работают, как и в ангаре, в две смены — с семи утра до восьми вечера. И все это время техник Щербина и я на стоянке. Только когда совсем становится невмоготу от солнца, которое висит над головой весь день, нагревая металлические части самолета так, что до них дотронуться невозможно, мы идем в технический домик принять холодный душ.
Среди специалистов ТЭЧ и та розовощекая толстушка из группы радиолокационного оборудования, за которой упорно пытается ухаживать Мотыль. Рубашка с закатанными рукавами и брюки с проймами делают ее похожей на Гавроша. Работая, она всегда мурлычет себе под нос какую-нибудь песенку. Если у нее хорошее настроение, то и песенка получается веселой. Невольно прислушиваюсь, как она поет:
— Правильно, иду, — отзывается Мотыль, помогая нам монтировать агрегаты, — и приду. Обязательно приду, потому что этот клен и мне покоя не дает.
Девушка смеется.
На взлетно-посадочной полосе маршируют солдаты — очередное пополнение. Командиром отделения у них Скороход. Ему недавно присвоили звание младшего сержанта. Теперь Скороход напоминает степенного, бывалого солдата, прошедшего огни и воды. Он явно подражает старшине полка, когда выговаривает кому-либо из новобранцев: «Это непор-рядок!»
Семен на время освобожден от работы на аэродроме и живет вместе с молодыми солдатами, а в казарму приходит только для получения методических указаний у старшины Тузова.
На днях Скороход попросил меня провести с новобранцами беседу по истории авиации. Я не стал отказываться. Три вечера готовился, просмотрел в библиотеке около десятка книг.
Беседа прошла, в общем-то, неплохо. Даже начальнику карантина понравилась. А ведь это была моя первая в жизни беседа. Ребята задавали всякие вопросы. У большинства новобранцев были очень смутные представления о современной боевой авиации и ее назначении. Отвечая на эти вопросы, я думал: а ведь полтора года назад я был таким же вот… ну, словом, «молотком». На мне тоже топорщилась гимнастерка, и я не знал, куда деть руки. Так и хотелось их сунуть в карман, но я не имел права это делать, иначе Туз велел бы зашить карманы.
Но так или иначе, а один вопрос во время этой беседы меня крепко озадачил. Солдат спросил меня, зачем Советскому Союзу нужны самолеты-перехватчики, коли у нас есть зенитные ракеты — самое надежное оружие на земле. Об этом пишется во всех газетах и журналах. Уже одно то, что Пауэрса сбили первой же ракетой, говорит о многом. Стоит ли, дескать, нам оснащать армию самолетами, строить аэродромы, учить летчиков?
Я даже растерялся, подумал, может, и в самом деле не стоит. Новобранцы ждали ответа. Сказать, что в министерстве обороны знают, что делают, раз продолжают развивать истребительную авиацию, это, по существу, ничего не сказать.
Я обязан был дать точный и убедительный ответ, в противном случае вся моя беседа не стоила бы и ломаного гроша. Так думал я, в растерянности шаря глазами по лицам молодых солдат, точно надеялся от них получить поддержку.
Поддержка пришла от Скорохода:
— Наши самолеты тоже оснащены ракетными установками. Элементарно. Так что самое надежное оружие не сбрасывается со счетов, — сказал он. — К тому же перехватчики предназначены для того, чтобы доставить ракеты «воздух — воздух» в любую точку противовоздушной обороны, где только появится враг. А появиться он может в самых неожиданных местах, в том числе и там, где нет наземных ракетных установок. Наша земля слишком велика, чтобы ее всю «утыкать» ракетами. Да и людям надо где-то жить, землю пахать, строить.
Я с благодарностью посмотрел на Семена.
— К тому же, — продолжал он, — хороший летчик-истребитель может сделать не одну сотню успешных перехватов, а зенитная ракета, управляемая с земли, в лучшем случае может сбить только один- единственный самолет. А стоит она пока еще очень дорого. Дешевле стрелять золотыми снарядами.
Скороход как-то незаметно увлекся и стал рассказывать о современном состоянии вооружения, о сохранении «полного комплекса всех средств военной мощи», как говорят в Америке, о ставке западной военщины на периферийные войны, о проблеме создания обычных вооруженных сил.
Младший сержант был в курсе международных событий и знал, как мы должны реагировать на них, чтобы нас нельзя было застать врасплох.
Я заметил, он старается пробудить в новобранцах интерес к солдатской науке, организует встречи с солдатами сверхсрочной службы, и те рассказывают, как начинали армейскую жизнь, когда к ним пришло «второе дыхание», после чего служба уже не казалась обременительной.
Сразу же после моей беседы Скороход устроил для солдат викторину с такими вопросами: как ты знаешь уставы Советской Армии? Как ты знаешь законы армейской жизни?.. Кто больше всего набрал очков, получал приз — набор с нитками и иголками, пасту для чистки пуговиц, зубную щетку, пачку лезвий и прочую, очень нужную солдату, мелочь.
Встретившись с новобранцами, я словно посмотрел на себя со стороны. Думаю, что изменился в лучшую сторону. Впереди было еще полтора года службы. Хотелось их прослужить так, чтобы, уходя в запас, можно было сказать: всему хорошему, что появилось во мне за последние три года, я обязан армии.
Эти мысли заставляют сейчас забыть об адской жаре и о том, что мне предстоит пробыть на аэродроме еще несколько суток.
Регламентные работы подходили к концу, когда на стоянку привели новобранцев. Они уже прошли «Курс молодого бойца» и только что приняли присягу — теперь будут осваивать самолеты и работать с нами.
