Тайна Голубых Болот / Из сборника «Замок в лунном свете». /

Он благосклонно кивнул головой.

— В этом я целиком и полностью согласен с вами, мисс.

— …передали Эмилии де Саль и ребятам.

Улыбка застыла у него на губах.

— Конечно. Об этом я и говорил. Не правда ли, Роза?

Пен сменил тему и вернулся к последнему проис­шествию с Розой. Я не хотела, чтобы дети шли спать с такими ужасными мыслями, и попыталась отвлечь их, что, к сожалению, не удалось.

Пен попросил Франца Шиллера после ужина прой­тись с ними к реке. Учитель объяснил, что даже с хорошей лампой они ничего толком не рассмотрят. Поэтому осмотр было решено перенести на ранние утренние часы.

Мы с Розой быстро навели порядок после ужина, оставив мытье посуды посудомойке, которая должна была появиться утром.

Франц пошел проверять письменные работы ребят, а Пен ожидал нас в зале. Вместе с детьми я поднялась наверх.

— Надеюсь, сегодня ночью ты, Роза, не будешь вести себя глупо, — сказал ей брат укоризнено.

Франц Шиллер, остановившись наверху, наставитель­но сказал Розе:

— Молодая леди должна учиться спать в одиночестве. Я думаю, что мисс Рой подтвердит это.

— А почему ты боишься спать одна? — спросила я ласково. — Мы ведь все находимся рядом.

— Я слышу какие-то звуки и шорохи.

— Ребенок, — насмешливо произнес Пен. Похоже, эти препирательства могли продолжаться вечно, если бы я не вмешалась и не спросила Розу, не хочет ли она спать в какой-нибудь комнате на верхнем этаже, и добавила:

— Там, по крайней мере, рядом буду я.

Шиллер удивил меня тем, что он хотел не только Розу, но и Пена переселить в комнаты рядом с моей. Почему он был заинтересован в том, чтобы избавиться от нас всех? Чтобы без помех искать ночью драгоцен­ности? В любом случае по его странному поведению можно было сделать вывод, что у него есть тайна, которую он хочет скрыть. Но это была не моя задача — прекратить его деятельность.

— Пойдем! — сказала я Розе.

Мы быстро собрали в ее комнате все, что могло бы потребоваться ночью на новом месте.

Пен внимательно следил из дверей своей комнаты за переселением на третий этаж. Когда я еще раз спросила его, пойдет ли он с нами, Пен с заговорщицким видом произнес:

— Я, конечно же, останусь здесь. Может быть, мне удастся застать Франца во время его ночных похожде­ний.

Его намерения мне не понравились. Ведь если у домашнего учителя действительно есть что-то недоброе на уме, то Пен будет стоять у него поперек дороги.

Я попыталсь намекнуть на это, но мои намеки только расстроили мальчика.

— Вам больше понравится, если я буду находиться в неведении относительно того, что происходит в доме, Ливия?

— Намного больше, — подтвердила я доброжела­тельно. — Это дело твоего отца — остановить призрака. Пока его нет, я в некотором роде несу ответственность за тебя. Запри дверь и подумай о том, что завтра приезжает отец.

Он резко отвернулся, но по дрогнувшим плечам я поняла, что он принял мои слова к сведению.

По пути наверх Роза заявила не по годам рассуди­тельно:

— Мальчишки всегда так глупы, не правда ли? Вечно они создают беспокойство. Я все же надеюсь, что Пен не будет выходить из комнаты.

— Я тоже на это надеюсь, видит Бог.

Я провела Розу в маленькую уютную комнату по соседству с моей. Мы вместе постелили постель и повесили ее вещи в шкаф. Перед тем как уйти, я еще раз подчеркнула преимущества отдельной комнаты и посоветовала принять ванну для успокоения нервов.

— Холодной воды? — прошептала она, поежившись.

— От этого не умирают.

Сразу после этих слов я изменила свое мнение. В этом доме с призраками достаточно просто провести некоторое время, чтобы мурашки забегали по коже. Наверное, следует все-таки подогреть воду где-нибудь на втором этаже.

Переселение Розы заняло более часа. Девочка не раз подходила к окну и задумчиво смотрела на озеро.

— Я хочу знать, куда же это делось? — проговорила она наконец, прижавшись носом к окну.

— Что?

— Ну, это, до чего я дотронулась. Я не видела лица, только кожу. Такую странную. Тетушка Эмилия говорила, что это вполне естественно, когда люди после смерти становятся холодыми и твердыми на ощупь, как мама. А это было совсем мягкое.

— Ну, может, это был труп животного. В воде мясо размягчилось. Тебе не надо сейчас об этом думать. Я уверена, что завтра утром или через несколько дней это животное прибьет волной к берегу.

Только спустя несколько минут я поняла, что за слова произнесла Роза только что. Непонятно было одно — случайно она проболталась или умышленно упомянула свою мать? Ее круглое лицо ничего мне не говорило.

— Роза, откуда ты знаешь, что тело мамы было твердым и холодным на ощупь? — спросила я осторожно.

— Так оно и было! Именно по этому узнают, умер человек или нет.

— Да, да. Но когда же ты умудрилась потрогать ее? Когда кресло-каталка опрокинулось?

Она заерзала.

— Как она могла тогда быть такой, если умерла не сразу. И кроме того, ее кресло-каталка не опрокинулось. Она…

Роза закусила нижнюю губу и проглотила остальные слова. Было ясно как Божий день, что она знает гораздо больше о смерти своей матери, чем мне раньше казалось. Я молчала в надежде на продолжение, но она вернулась к лживой версии, которую разработали они с братом.

— Это уже все позади, вы на свободе, а не в тюрьме, — произнесла она и уставилась в темноту за окном. После короткого молчания она добавила: — Когда приедет отец, мы начнем новую жизнь. Он нам это обещал. Мы не будем больше думать о матери и всем этом.

Девочка повернулась, и страдание, прозвучавшее в ее чистом голосе, поразило меня.

— Мисс Ливия, отец сказал, что вы сделаете меня симпатичной. Это правда? Вы действительно можете это сделать?

— Да, наверное, можно сделать тебя красивее, — сказала я несколько неуверенно. — Это не очень трудно, малышка!

— Пожалуйста, не обманывайте меня! Тетушка Эмилия утверждает, что я самое ужасное, что вообще когда-либо рождалось на этой земле. Она говорила, что совершенно не понимает, как я могу быть дочерью моей матери и при этом такой страхолюдиной. Иногда я просто ненавижу тетю Эмилию. Она такая же, как и мама.

— Но, Роза, ты же не думаешь так на самом деле?! Ты ведь любишь свою красивую маму так же, как я люблю тебя.

Она посмотрела на меня с любопытством и одновре­менно с презрением.

— Вы любите меня? Вы не должны так лгать. Моя мать никогда не любила меня. Она никогда меня не хотела. Я слышала, как она говорила об этом тетушке Эмилии. Она говорила, что я — самая ужасная плата за то, что отец ей навязал.

Мне стало жарко от смущения и еще Бог знает от чего.

— Ты не должна никогда говорить ничего подобного, Роза! Никогда! Это сильно ранит твоего отца. Обещай мне никогда такого больше не говорить.

— Хорошо, но это правда. А правду нужно говорить всегда.

— Не всегда, любовь моя. Не надо говорить, если этим ты можешь ранить кого-нибудь. А теперь — в