кровать! Искупаться ты можешь и завтра рано утром.
Роза подчинилась. Я уже хотела задуть свечу в изголовье, когда она снова подняла голову с подушки.
— Вы сказали «любовь моя», а ведь вы меня совершенно не знаете, — прошептала она. — Когда вы узнаете обо мне все, то не станете меня так называть. Наверное, вообще не сможете меня переносить.
— Я уверена, что ты мне будешь нравиться в любом случае.
Ее взгляд отразил одновременно и сомнения, и надежду. Я нежно склонилась над ней и поцеловала ее в лоб. Она смущенно откинулась на подушки.
Я задула свечу и направилась к двери.
— Оставьте дверь открытой, — крикнула она мне вслед, — если вы вдруг что-то услышите или увидите ночью, то сможете сразу же прийти ко мне и все рассказать.
Я с улыбкой выполнила ее просьбу, но моя улыбка исчезла, когда я взглянула на распахнутые двери камер. Они были похожи на раскрытые пасти, ожидающие добычу. Непроизвольно на меня опять напал страх. И только мысль о Розе Брендон, которая с сегодняшнего дня надеется на меня, дала мне силу бороться с этим.
Чтобы обезопасить себя от возможных ночных происков привидений и защититься от столкновения с ними, я поставила в начале лестницы свечу. Что за столкновения могли произойти, мне и самой было не ясно.
Раздеваясь, я думала о том, что же Роза могла увидеть в день смерти матери, кого она защищает, но, измотанная событиями минувшего дня, почти мгновенно заснула.
Так как с вечера я была настроена на встречу с призраками и демонами, то, проснувшись утром, с удивлением смотрела на странные фиолетовые отсветы от болота. В первое мгновение я даже не могла сообразить, где я нахожусь, так часто я меняла места ночлега за последний месяц.
Пока я строила планы относительно встречи капитана Брендона и прикидывала, какое платье мне лучше надеть по этому поводу, кто-то неистово постучал в открытую дверь.
Это была Роза Брендон, державшая в руках поднос, на котором стояли дымящийся кубок и чашка с золотой каймой и фамильным гербом семейства де Саль.
Я думаю, что собственно появление Розы поразило и обрадовало меня больше, чем поданный в постель кофе. Она поставила поднос мне на живот, и ее круглые щеки сияли от гордости и удовольствия от моих комплиментов. Она внимательно наблюдала, как я героически, не моргнув глазом, выпила обжигающий кофе.
— Как вы думаете, когда я вырасту, как вы, я тоже буду пить кофе и мне это будет нравиться? — спросила она с наслаждением.
— Очень даже может быть. Хотя, возможно, тебе понравится кофе чуть послабее, не такой крепкий. Прислуга еще не вернулась?
— Нет, они прибудут, вероятно, к обеду. Мне кажется, они безнадежные лентяи. После заката и до восхода солнца не шевельнутся, чтобы выйти из своих домов. Они не такие, как вы.
Я удивленно отодвинула чашку с кофе в сторону и проговорила:
— Я не понимаю тебя. Что значит — не такие, как я?
— Да им никогда и не приснится — встать ночью и заглянуть в каждую из этих страшных камер.
— Но и мне тоже. Ты хочешь сказать, что я это делала?
Она кивнула, и глаза ее были широко раскрыты. Я не была уверена, что Роза лжет.
— Но я ни на мгновение не покидала своей постели.
— Тогда это был кто-то другой. Я же слышала.
— Может быть, это был господин Шиллер? Меня нисколько не удивит, если он искал здесь, наверху, драгоценности де Саль. Какая же головная боль — эти драгоценности!
Девочка ухмыльнулась.
— Но не для нас, наследников.
Происшествие казалось ей очень забавным, но одно предположение, что Франц Шиллер или кто-то еще шастал здесь и мог наблюдать наш сон, не пришлось мне по нутру.
— Я не думаю, что это был Франц, — пояснила Роза. — Этот этаж он обшарил уже несколько ночей назад и сказал Пену, что, кроме пыли, ничего здесь не нашел.
С превеликой мукой я допила кофе.
Роза была готова отнести поднос на кухню, однако застелить постель и протереть пыль отказалась. Это заботы прислуги, заявила она высокомерно. А когда я стала настаивать, проговорила:
— Ну, хорошо. Но только не думайте, что я буду наводить порядок и в вашей комнате. В конце концов, я не горничная.
Заметно разозленная, она вышла из комнаты.
Я быстро оделась и привела себя в порядок, насколько это было возможным. Затем я убралась в комнате и отнесла поднос на кухню. Леокадия сама сварила себе кофе и пила его со вчерашним тминным пирожным. Мытье посуды она оставила на посудомойку, добавив ко вчерашней горе невымытой посуды еще и свои тарелку и чашку. Вернувшись на работу, девочка-посудомойка не испытает прилива радости, подумалось мне.
Я решила взяться за дело и уже собралась повесить котел с водой на очаг, когда увидела на полу высохшие кусочки земли, которые отвлекли меня: не комки ли это торфа?
Я с любопытством открыла дверь, ведущую в подвал. Ступени казались сегодня круче и опаснее. Я принесла свечу, которую зажгла от углей камина, подняла ее над головой и ступила на первую ступеньку подвальной лестницы. Неужели какая-то тень пошевелилась там внизу, в темноте?
— Кто там? Что вы можете видеть в такой темноте? — прокричала я беспечно, думая, что это Пен и Шиллер продолжают поиски привидений.
Бойко спустилась я на две-три ступени, но странные шаркающие звуки умерили мое любопытство. Может быть, там действительно находится кто-то из посторонних?
Я уже хотела вернуться назад в кухню, когда какое-то древнее, всклокоченное существо попало в полосу света моей свечи. Должно быть, я схожу с ума… Такого не бывает…
Существо протянуло ко мне грязную руку и издало рычащий раскатистый звук.
Глава седьмая
Я отпрыгнула назад и стала размахивать подсвечником, как оружием, над своей головой. Это неожиданное движение явно напугало странное создание. Оно согнулось и невнятно произнесло что-то по-французски. Но так как я разобрала лишь небольшую часть слов, то ужас и замешательство не оставили меня.
— Невиновен, невиновен, — повторил он несколько раз так, что я преодолела свой страх и попыталась выманить его ласковой речью наверх.
— Поднимитесь сюда! Выходите на свет!
Я покачала свечой. Взметнувшийся огонек заставил его сжаться.
— Вы не отрежете мне голову? — запинаясь, произнес он. — Не отрезайте, пожалуйста! Я не аристократ. Понимаете?
И тогда мало-помалу я начала понимать смысл его слов. Действительность была настолько невероятна, что я просто не могла в нее поверить.
— Нет, сэр, вам не отрубят голову, — ответила я ласково. — Жестоких революционеров больше нет. Выходите спокойно наверх. Наверху вы будете в полной безопасности.
Но и его страх был очень силен. Скорчившись и болезненно помаргивая, он отступил в защитную темноту.
— Вы знаете, мадемуазель, я не отваживаюсь при свете дня… Меня увидят. Они заперли пленников. Там, наверху. И они не смогли выйти. Меня они бросили в подвал. Без еды. Так я пил бренди и ел