Последовало короткое молчание, после чего Роза повторила попытку, но я не дала себя уговорить, хотя обманывать ее не доставляло мне никакого удовольствия.
— Действительно, Роза, я чувствую себя очень плохо. Я уже попила чаю и пораньше лягу спать. Передай отцу и брату мою благодарность за приглашение.
Роза что-то пробормотала, затем просто-напросто открыла дверь и просунула в нее голову.
— Если вы придете, Ливия, я буду вам вечно благодарна, — проговорила она льстиво. — Отец и Пен разговаривают о войне, кораблях и других скучных вещах. — Она внимательно разглядывала меня, а потом произнесла, нахмурив лоб:
— Но вы чудесно выглядите. Вы уверены в том, что у вас болит голова? У меня бывает мигрень, но она проходит, если я счастлива.
— А сейчас ты счастлива?
— Да. Это значит, я буду счастливой, если…
— Если что?
— Ничего, — ответила она быстро и почти беззвучно добавила: — Спокойной ночи, Ливия.
Я пожелала ей в ответ доброй ночи, и она закрыла за собой дверь.
За это время чай остыл и стал горьковатым на вкус. И уже совсем поздно, когда я была полностью уверена, что не встречу никого из членов семьи, я отнесла поднос на кухню.
Господин Тиссо как раз разжег огонь в очаге для приготовления продуктов для завтрака, а посудомойка заканчивала мытье посуды после обеда. Я помогла девочке перетереть посуду, в то время как господин Тиссо собрался уходить. Он открыл дверь, ведущую в прикухонный сад, но тут же в ужасе отпрыгнул обратно в кухню.
Девочка прижала мокрый фартук к лицу и закричала:
— Он увидел это! Там призрак!
— Не будьте же глупцами! — резко крикнула я и откинула занавески в стороны.
Сад казался в лунном свете почти ясным. Но не чернильно-черные тени деревьев и кустов так напугали Тиссо, а гротескная фигура в конце сада. Мужчина уперся ногой в лопату. Совершенно очевидно, что он собирался вскапывать землю.
— Подождите, господин Тиссо! Я знаю этого старого человека и уверена, что он не сделает вам ничего плохого.
Я решительно поспешила в сад и произнесла по-французски:
— Добрый вечер, господин Жиро! Вы хотите что-то закопать? Или вы что-то потеряли?
Я попыталась говорить и действовать спокойно, как будто я совершенно случайно интересуюсь его занятием.
Он убрал ногу с лопаты, оперся о черенок и посмотрел в мою сторону. В его седой всклокоченной бороде сверкнули белые зубы. Ошибки быть не могло.
— Хлеб был очень хорош. Я этого не забыл, мадемуазель. Я плачу за хлеб таким вот образом. Я вскопаю этот сад.
Я медленно приближалась к нему, опасаясь, что резкие движения напугают его, и при этом нежно и монотонно разговаривала с ним.
Он глубоко вонзил лопату в землю и, выковырнув большой кусок дерна, бросил его через плечо.
— Господин Жиро, были ли вы целый день в подвале? — спросила я осторожно, когда наконец подошла к нему почти вплотную.
— Ну конечно, мадемуазель. — Какая-то тень пронеслась по его бородатому лицу. — Слишком многие спускаются сейчас туда, вниз. Они нарушают мой сон, мои спокойные дни и ночи.
Он так резко повернулся ко мне, что я непроизвольно поднесла руки к лицу.
— Нет, нет! — проговорил старик извиняющимся тоном. — Не бойтесь! Это все суета! Поэтому я иногда прыгаю или бегаю…
— Вы встречали кого-нибудь в подвале? Может быть, вы с кем-нибудь поссорились?
Он отрицательно покачал головой и интенсивно занялся вскапыванием земли. Позади нас я услышала торопливые шаги господина Тиссо, и сразу за ним пробежала девочка-посудомойка. Ее деревянные баш мачки простучали по каменистой земле.
Жиро выпрямился, оглянулся по сторонам и издал редкостный по звучанию звук. Был ли это смех?
— Вы опасаетесь меня. Лучше вам опасаться других.
— Кого?
— Женщину, которая сегодня спорила с кем-то в подвале.
— С эльзасцем? Молодым блондином?
Старик пожал плечами. А не фантазирует ли он?
— Господин Жиро, вы действительно слышали в подвале голос молодой женщины?
— Ну конечно!
— А что она делала там, внизу?
Он горестно повесил голову.
— Вы уже не помните, что вы сегодня делали или говорили в подвале? Вы же разговаривали с англичанином, врагом в военной форме.
— Да, я действительно тоже была там, — вздохнула я и, видя, что больше от него ничего не добьешься, спросила:
— Где вы будете сегодня ночью спать?
Он указал на вскопанную землю, на которой мы стояли.
— А стали бы вы здесь работать? У нас нет садовника.
Он оглянулся на вскопанную землю.
— Я хороший садовник. Вы в этом убедитесь.
Я предприняла еще одну попытку.
— Жиро, вы должны сказать мне правду. Я не стану наказывать вас. Вы с кем-нибудь подрались?
— Нет, — горестно воскликнул он. — Я клянусь!
Я с испугом взглянула на окна дома. Может, кто-нибудь подслушивает нас?
— Ну, хорошо. Я спрошу капитана Брендона о должности садовника для вас, но только в том случае, если вы действительно не причинили никому зла.
Старик в это время нашел среди выкопанных растений одно живое и посадил его на прежнее место. А чтобы оно получало достаточно влаги, прокопал от него до озера глубокую борозду. Возможно, из него действительно получится хороший садовник.
Я пошла обратно к дому, в котором царила мертвая тишина. Кто-то погасил все светильники.
Я подошла к винтовой лестнице. Когда я прошла половину ступенек до второго этажа, мимо меня кто- то пролетел словно вихрь, оттолкнув меня к перилам. У меня остановилось дыхание, и какое-то мгновение мне казалось, что я потеряю равновесие и покачусь вниз по ступенькам. Я с такой силой схватилась руками за перила, что когда этот вихрь пронесся мимо, с трудом смогла разжать пальцы.
Сверху до меня донесся громкий голос Николаса Брендона:
— Что за шум там внизу, черт побери. Кто там?
Я собралась с духом и, сдерживая дрожь, стала подниматься вверх по лестнице.
— Сэр, это я, Ливия Рой. Кто-то обогнал меня на лестнице. Вы никого не видели?
— Дети ушли от меня пару минут назад.
Капитан вышел мне навстречу и взял за руку. Я все еще тряслась.
— Да, вы действительно напуганы, дитя мое, — сказал он мягко.
Его теплые слова успокоили меня.
— Могу ли я поговорить с вами, сэр? — спросила я нерешительно. — Речь пойдет о детях.
— Не знаю, что было бы мне приятнее. Проходите.
Мы прошли в его комнату. Люстра ярко горела. Он усадил меня в кресло с высокой спинкой, в котором я казалась сама себе карлицей. И в то время, пока я медленно отходила от пережитого шока, он налил бокал сладкого портвейна и протянул его мне.
Вино согрело меня, и Николас Брендон улыбнулся, когда я неожиданно заявила:
