секунда ушла на промежуточные преобразования сигнала, их было восемь. Увидеть, передать доклад, получить, выдать команду, получить ответ и три исполнительных действия. Восемь операций в течение секунды. Убедительно?
— Молодец, — сказала Аленка. — Ты ужасный молодец!
— Угу. Все это сделал я. А что ты услышала?
— Ровным счетом ничего. Ни-че-го-шень-ки.
— Понятно, — сказал Андрей. — С этого момента слышимость стала отличной, да?
— Я не люблю, когда ты распускаешься. Кандидат наук, а ругается, как…
— Доктор наук, — быстро сказал Андрей. — Аленка засмеялась, и Андрей в том же темпе спросил: — Сначала ты ничего не слышала. Когда ты начала слышать?
— Смотри сам.
Она подняла дневник с очага — листочка нержавеющий стали, привинченного к мосткам. Дневник валялся там, где она его бросила, когда ринулась к Андрею. «Черт. Надо было взять контейнер», — прочел Андрей.
— То есть за считанные секунды до начала атаки появилась слышимость… Почему?
— Не знаю, — сказала Аленка.
— Ты веришь в интуицию? Веришь. Я тоже верю. Я сегодня сочинил сто гипотез про дальнослышанье и чую — все они ложные. Ох, беда мне… — Он рывком повернулся на бок. — И еще. Пора переходить к острым опытам. Будем провоцировать атаки. И я имею мистическое убеждение: этот самый эффект дальнослышанья мы объясним последним, а может быть, никогда не объясним.
Андрей вздохнул и закрыл глаза. Аленка крутила на пальце свою любимую игрушку — большой пистолет Зауэра.
— Ты бы положила пистолет… — не открывая глаз, сказал Андрей.
— Положила уже. Ты знаешь, Андрей, мне странно. Даже низший разум, зачаточный — все равно. Зачем ему нападать, если мы не приносим вреда?
— Почему низший? Дай бог какой… — сонно сказал Андрей.
— Ладно. Ты поспи, мудрец. Пожалуй, я тебя прощу. В будущем, уже недалеком.
— Легко нам все дается, Аленушка. Чересчур легко… Не люблю я… легкости.
— Ты спи, — сказала Аленка. — Ты совсем одурел в этих джунглях. Спи.
— Сплю…
Теперь он заснул так крепко, что Алена волоком затащила его в палатку, и он спал весь день — свой день победы — и проснулся только следующим утром.
III
Утро. Еще один рассвет, а за ним еще один день. С утра невыносимо парит. Наверно, днем будет гроза. Ковбойки мокрые, по палатке бегут капли — влажность девяносто пять, температура тридцать. С утра. И солнце еще не вышло из-за леса.
Очень жарко и душно, и тяжко на сердце, как всегда в такие дни.
Андрей, распухший, как резиновая подушка, пьет кофе и пишет план опытов на сегодняшний день. Он страшно, возбужден, и у него токсическая лихорадка после укусов. Завтракать не хочет. Попугай Володя сидит на перилах и смотрит на стол то одним, то другим глазом — клянчит. Время от времени он произносит: «Сахаррррок».
Крокодилов не видно.
Так начинался самый важный, решительный день. Среди глухих джунглей, в затопленных лесах — трипанозомных, малярийных и бог еще знает каких.
Аленка думала обо всем этом и крутила свою утреннюю карусель. Завтрак, посуда, снаряжение. Сверх этого она нашла чехлы для контейнеров, ярко-оранжевые, как переспелые апельсины: прижгла Андрею укусанные места — двадцать восемь укусов. Потом забралась в палатку и записала в дневнике: «Очень вялое самочувствие, неровный пульс. Испытываю тревожные опасения. Когда пытаюсь их сформулировать, получается, что О. создают какое-то биополе, враждебное мне и вызывающее тяжелое настроение».
— И все, — бормотала Аленка, пряча дневник на самое дно ящика. — И конечно. Теперь ни пуха ни пера.
В самом деле, ей стало легче, когда она влезла в комбинезон и выставила на солнце термобатареи. Вентилятор гнал по мокрому телу прохладный воздух, и с непривычки было зябко, пошла гусиная кожа. Андрей с кряхтением шагал по тропе, диск жужжал над головой, и ей стало спокойно и уютно.
— Сейчас начнут, — сказал Андрей. — Давай пока проверку слуха.
Они включили магнитофончики, и Андрей принялся шепотом наговаривать цифры. Алена повторяла то, что слышала, — группа в шесть знаков, интервал, еще шесть, интервал. Цифры Андрей заранее выписал на бумажку из таблиц случайных чисел. После каждых пяти групп дистанция увеличивалась, и Алена отмечала на записи: «Пятнадцать метров, слышимость лучше». Действительно, с расстоянием становилось слышно не хуже, а лучше. На дистанции тридцать метров Алена четко-четко слышала комариный голос с подвыванием: ноль-ноль-девять-четыре…
И внезапно муравьи начали второй опыт.
Атака.
Крылатые обрушились на шлем из-за спины, совершенно неожиданно, и сразу закрыли сплошь все забрало. Аленка вслепую сдернула чехол с контейнера, включила секундомер и замерла, глядя на стекло. Противно заныли виски — стекло кишело муравьями у самых зрачков.
…Пунцовая каша на забрале — кривые челюсти скользят, срываются, щелкают, как кусачки, и кольчатые брюшки изогнуты, и жала юлят черными стрелочками.
«Не жалят, берегут яд, — подумала Аленка, — берегут, берегут, для дела берегут». И ей стало жутко при одной мысли о деле. Огненные кишели на стекле, и под маской было красно, как на пожаре. «Первомай», — подумала она, чтобы утешиться, а губы шевелились сами по себе, отсчитывая: «Двадцать девять, тридцать. Десять секунд, поднять контейнер».
Она подняла контейнер и трижды нажала кнопку секундомера. Ничего не видя за огненными, она знала, что Андрей тоже поднял свой контейнер, и пожалела его грудь, распухшую как подушка, и спину, распухшую еще хуже.
Шел второй счет. «Двадцать один, двадцать два…» — считала Аленка, а огненные скребли челюстями везде, кругом, у груди и под мышками, а она опять перещелкнула секундомер и нажала спуск контейнера.
Зашипела аэрозоль. Забрало сразу очистилось. Секундомер — стоп, контейнер — стоп. Несколько крылатых еще бегали по стеклу, мешали видеть Андрея. Она смахнула их — ступайте, недисциплинированные. Пешие колонны, не успевшие вступить в бой, разворачивались на тропе.
Алека, вздрагивая, прошла по муравьям к Андрею.
— Сколько? — спросил Андрей.
— Три и семь.
— У меня четыре секунды ровно.
— Неважная у тебя реакция, — сказала Аленка. — Посмотри на свое стекло.
— Чистое.
— Только и всего, — сказала Аленка.
— Не понял.
— Яда нет. Грызли, но не жалили, только и всего.
— Ой, — сказал Андрей, — половина Нобелевской твоя.
— Моя. А почему они знают, где тело, а где костюм?
— Ведает о том Господь, — сказал Андрей. — Записываем еще одно подтверждение.
— Ну вот. Поздравляю тебя, они разумные.