— Я действую, — в тон ей сказал он и обратил на нее насмешливый взгляд, но никаких комментариев не было. — Напиши Пэм, что мы оставляем детей до тех пор, пока она не выпишется из больницы.
— Ты что, серьезно так думаешь? — Тони вспомнила его приказание немедленно убрать детей, когда он их первый раз увидел. — Ты… они же тебе не нравились.
— Я действительно был против трех непослушных, отвратительных детей, которых мне навязывали. Да еще без предупреждения. Но я должен признать, что сейчас они очень привлекательны, и я не против, чтобы ты ухаживала за ними столько, сколько потребуется. Но ты, а не Мария. У нее и так полно дел.
— Я оставила их только один раз.
Он вздохнул и сказал несколько грубовато:
— Ты устанешь когда-нибудь от своих детских колкостей? Нам надо решить проблему.
Она покраснела и отвела взгляд, смутившись этого упрека.
— Я напишу Пэм сегодня и маме тоже, а то она будет хлопотать, чтобы принять детей. Им придется не ходить в школу, но, может, это не надолго.
— Они пойдут в школу здесь.
— Здесь? Но они же не знают языка.
— Тогда у них будет прекрасная возможность выучить его.
Он допил кофе и поставил чашку на стол.
— Как насчет денег? Твоей сестре понадобятся деньги. Дай мне знать, сколько ей нужно, и я подготовлю эту сумму к переводу через банк.
Тони только недоверчиво смотрела на него. Ее муж, который только что был так скуп… и вдруг охотно выплачивает деньги, чтобы помочь молодой женщине, которую даже никогда не видел… Да и женщина — одна из ненавистных ему англичанок!
— Ты дашь сестре деньги? — выдохнула она, когда к ней вернулся дар речи.
Его брови на мгновение удивленно приподнялись:
— Когда не даю денег тебе, да?
— Точно.
Дарес вытер губы салфеткой, бросил ее на стол и поднялся со стула.
— Но ты их тогда требовала, Тони, — сказал он и слегка погладил ее по щеке.
— Я твоя жена.
— Теперь да. Но ведь ты ею не была, не так ли? — Он покосился на нее, а в глазах у него светилось довольство. — Ты производила впечатление практичного маленького золотоискателя, но я уже говорил — ты здорово озадачиваешь меня.
Она откинула голову немного назад и посмотрела прямо на него. Он утонул в ее глазах и ласково погладил ее прекрасные волосы и загорелые щеки цвета персика. Ее губы были полуоткрыты, и он наклонил голову, чтобы поцеловать их, впервые не показывая власти или желания.
— Дарес, — сердце Тони учащенно забилось.
— Ты… я…
— Да?
— Я напишу Пэм сегодня же и маме тоже, — сказала она, задохнувшись, а на его губах появилась улыбка легкого удивления.
— Да, дорогая, ты уже говорила.
— Они перестанут волноваться.
— На самом деле…
— Дети будут в восторге.
— Не сомневаюсь.
— Но может, а вдруг они не захотят…
— Не захотят?
— Луиза недавно очень много говорила о матери.
— Тони, это будет тянуться до бесконечности. Если ты хочешь успеть на почту сегодня, иди и напиши письма.
Она наблюдала, как он уходил, ее мысли совершенно перепутались от перемены, произошедшей в нем. Может, это сумели сделать дети… но нет. Не дети вызвали этот поцелуй — поцелуй, который так сильно отличался от жадных поцелуев без мягкости и уважения.
Он несколько раз повторил, что озадачен ею. Означало ли это, что его мнение о ней изменилось? Странно, но она страстно желала, чтобы это произошло… после всех ее попыток быть настолько неприятной, насколько она могла.
Когда Тони поднималась к себе за бумагой и конвертами, она напевала что-то про себя. Она забыла его замечания об английских девушках, она сожалела о своих действиях, направленных на то, чтобы отомстить ему, она даже простила ему все угрозы расправы с нею.
Через неделю пришел ответ от Пэм. Тони прочитала его Даресу, который слушал с острым интересом, изредка хмурясь, как будто слышал что-то неприятное. 'Это прекрасная новость, Тони, и передай мою глубокую благодарность своему мужу. Доктор Бенсон говорит, что дело не терпит отлагательств, но я собиралась отложить операцию, потому что не представляла детей у мамы. Но теперь я могу спокойно лечь в больницу. Думаю, что у тебя замечательный муж, и я хочу отблагодарить его лично, поэтому поклялась себе копить деньги, как только выйду из больницы и вернусь на работу, чтобы в следующем году приехать в отпуск за свой счет…'
Тони прервалась, у нее перехватило дыхание. Пэм очень оптимистично смотрела в будущее или, быть может, уговаривала себя. Но она не сможет скопить денег на четыре билета до Родоса. Дарес качал головой и хмурился, и Тони решила, что он думает о том же.
'Что касается денег, которые Дарес хочет прислать, — писала Пэм, — то фунтов будет вполне достаточно. Я только хочу купить что-нибудь приличное из одежды для больницы, более пристойное для общественного места…'
Тони положила письмо на стол.
— Разве она не отважная женщина? Ты даже не представляешь, что она пережила с тех пор, как умер ее муж.
— Могу себе представить, — последовал решительный ответ. Наклонившись, Дарес взял письмо и перечитал его еще раз. — Ты писала, сколько я собирался послать ей денег? — коротко спросил он.
— Нет.
— Тогда она неправильно поняла?
— Нет, она поняла. Я ведь говорила тебе об ее гордости, Дарес. Она не возьмет деньги от меня. Поэтому я вынуждена покупать детям вещи.
Он странно посмотрел на нее поверх листа, который держал в руках. Может, он подумал о счете, который пришел из магазина в Родосе и удивился, как она посмела сказать, что накупила детям подарки? Она отвела взгляд, не
желая напоминать ему о счете, который ему пришлось оплатить.
— Ей нужны деньги… и, конечно, не фунтов. Это никуда не годится.
— Она будет настаивать на возвращении долга, — предупредила она.
— Мы разберемся с этим. Дай мне знать, какая сумма необходима, и я немедленно приму меры, чтобы перевести деньги в Англию. — Он замолчал, а потом задумчиво добавил: — И я думаю, что тебе лучше поехать туда, сможешь навещать ее в больнице, а затем привезти ее сюда, как только она сможет. — Его слова, произнесенные спокойным холодным тоном, ошеломили ее так, что она потеряла дар речи.
— Привезти ее сюда? — выдохнула она наконец. — Ты хочешь сказать, что оплатишь ее билет?
— Пэм надо восстановить силы, и здесь, где прекрасный климат и море, она поправится быстрее. И она будет с детьми.
Тони изумленно покачала головой, бормоча, что не понимает его. Он улыбнулся на это и ответил ей с юмором:
— Тогда это относится к нам обоим. Я совершенно уверен, что не понимаю тебя.
И, не удивляясь, Тони покаянно вынуждена была согласиться. Она была такой, какую ненавидит любой мужчина — жадной, непокорной, пренебрежительной. С важным видом она беззаботно влезла в
