надышаться досыта. Знай, что о том, что у нас более разреженный воздух, чем в средней полосе, откуда вы с Викой приехали. Плюс к этому можно добавить, что наш городок находится рядом с огромным озером, в котором, на мое счастье, еще есть кое-какая рыбешка. Любой ураган станет нипочем, коль выудишь кое-что из рыбешки. Берешь с собой удочку и такие рыбки, как та же кумжа, отлично ловятся на наживку из красных червей! Мой сосед, Федор Палыч, умудрялся вытянуть рыбу, нацепив на крючок лишь маленький кусочек красной материи, представляешь? Кстати, как твоя сестренка? У нее же скоро день рождения, насколько я помню. Сколько лет-то уже будет? Шестнадцать? Семнадцать?
— С Викой всё нормально, — отозвался Алекс, отодвигая недопитый стакан. — Пока дома сидит, хозяйничает, думает, куда бы учиться дальше пойти, в январе-то уже совершеннолетие отмечать будет, пора уже определяться с выбором профессии, но пока вся в раздумьях. Ворчит на меня иногда по вечерам, что я только и делаю, что пропадаю здесь. А что делать, если пока позволяет погода… Потом ведь наметет снега по самые окна… Как-то не очень весело коротать вечера у зомбоящика, щелкая семечки и листая старые газеты…
— Ясно, — бармен рассеянно обвёл взглядом зал и пригладил начавшие седеть пышные усы. — А по телевизору вообще мало чего путного показывают, и к этому народ уже давно привык. А вообще тихо сегодня, дружище. Может показаться странным, что мы считаем тихую, теплую, безветренную погоду наиболее неблагоприятной. Дело в том, что в такие дни поверхность озера становится как зеркало! А наша рыбка пугливая, чуткая и в спокойной прозрачной воде они в тихую погоду далеко видят рыбака и при первых же взмахах удочкой быстренько отплывают от берегов. Неприятно чувствует себя и наш брат в это время. На озере всюду расходятся по воде крупные круги. Рыба “играет” везде, но клева нет. Поплавок стоит неподвижно. Мало помогает в это время и перемена мест, однако, я каждую весну жду не дождусь очередной рыбалки!
Алекс, слушая неторопливую речь собеседника, внезапно почувствовал сильную усталость — постоянные разговоры местных жителей о рыбалке или оленеводстве его стали утомлять с того момента, когда они с сестрой переехали в эти края.
Он расправил плечи и спустился с высокого стула. Пожалуй, сейчас именно тот самый момент, когда хочется вернуться домой и отдохнуть от шума и разговоров. Попрощавшись с приятелем, он застегнул куртку и направился к выходу. Оглянувшись, он увидел, что тот уже беседует с каким-то молодым парнем в кожаной кепке, занявшим место за стойкой.
“Направляет на путь истинный. Как будто нынешняя молодежь стремится идти этой самой верной дорогой жизни, не смотря на то, что миллениум остался позади”, — подумал Алекс и решил, что уже успел повидать в своей жизни достаточно, чтобы его мировоззрение окончательно сформировалось, равно как и немного предвзятое мнение о людях в целом. Алекс судил людей по одному шаблону, который выработался у него в течение почти двадцати пяти лет сознательной жизни. Год назад, лишившись родителей, они с младшей сестрой перебрались на север, когда для него нашлась хорошо оплачиваемая работа инженера- радиотехника. Поселились они в уютном двухэтажном домике, который делили с одной молодой семейной парой. Переехав в эти края после майских праздников, он решил начать новую жизнь.
С чистого листа.
Эти холодные и по девять месяцев в году покрытые снегом края не нравились Алексу, но необходимо привыкать и так будет спокойнее, можно будет залечить все старые раны, переосмыслить события, произошедшие за последний год и суметь как-то упорядочить свою собственную жизнь.
Асфальт на тротуарах казался похожим на черное зеркало. В лужах слегка растаявшего снега подрагивали отражения уличных фонарей, словно плывущих куда-то. В такое время суток и так не слишком оживленные улицы становились совершенно пустыми и тихими, словно в городке действовал всеобщий «комендантский час», предписывающий и детям и взрослым во избежание непредвиденных ситуаций коротать вечера в своих домах и квартирах.
Алекс шел по улице, подавляя в себе желание постоянно оборачиваться — ему мерещилось, что в сгустившейся темноте городских проулков появилась женщина с длинными седыми волосами, сотканными из осеннего тумана, словно сама Хад-Хала смотрела ему вслед. Нет, его трудно назвать мнительным или суеверным, просто иллюзия постороннего присутствия не оставляла его в покое. В свете уличных фонарей ему снова почудилось, что в метрах двадцати от него стоит неясная тень и слышится едва различимый шепот. Заблудиться в белесых потемках полярного вечера не трудно, однако легкое дуновение ветерка сразу же разрушает замысловатые воздушные замки тумана, которые призраками возникали в короткие часы безветрия…
Алекс вспоминал, как летом они с Викой и его друзьями приезжали в Салехард, за которым начинается Заполярье. Выбравшись из пыльного салона джипа, Алекс лениво разглядывал автомобили, припаркованные у монумента «Полярный круг», чьи владельцы фотографировались на фоне блестевшего в лучах заходящего солнца обелиска, не забывая совершать ритуал пересечения 66-й параллели, чтобы оказаться за Полярным кругом. Солнце, тонущее в золотисто-янтарных облаках, озаряло огненным сиянием величественный монумент, представлявший собой двойную пирамиду, разделенную в центре полукругом. По замыслу архитекторов подобное решение символизировало собой разделение города Полярным кругом на две части. Раньше Алекс не видел ничего подобного и смог ощутить дух масштабности и борьбу человека с суровой северной природой, с интересом разглядывая новые яркие дома в желто-красной цветовой гамме, которые олицетворяли желание горожан привнести теплых красок в непокоренные холодные края.
От внезапного порыва ветра видение монумента в лучах заходящего солнца пропало, и на его месте Алекс разглядел в темноте зыбкие очертания его дома.
Свет не горел во всем доме.
В прихожей, куда Алекс зашел почти крадучись, было бы совсем темно, если бы не сумрачный свет с улицы. Уличные фонари, свет которых проникал в комнаты, отбрасывали косые тени на мебель, ковры и стены со светлыми обоями.
Держась как можно ближе к стене, Алекс пересёк короткий коридор и дошел до спальни, продолжая испытывать за спиной чувство постороннего присутствия, только его источник словно остался на улице рядом с придорожными фонарными столбами, не решаясь проследовать за ним в дом. Не сбавляя шаг, так же крадучись, Алекс прошелся по спальне, миновав небольшой зал мимо дивана, на котором обычно спала его сестра.
Спящая девушка заворочалась под толстым одеялом и сонно приоткрыла глаза:
— Что-то случилось? Так ветер дул…
— Да нет, тебе это, наверное, приснилось. Везде тихо, кроме клуба, где всегда шумно. Отдыхай и не бери в голову. — Он очень не любил, когда младшая сестра начинала его расспрашивать, особенно о пустяках, не стоящих особого внимания. Вот, как и на этот раз. Честно говоря, он иной раз задавался вопросом, зачем он взял ее с собой, однако, оставить сестру дома на попечение родственников он не смог. Вика болела, и ей нужны были деньги на лекарства, и, разумеется, поддержка со стороны семьи, которая теперь сократилась до старшего брата, отгораживая ее особенно от назойливых тетушек с их притворным сочувствием.
“Да, — вспоминал он, укладываясь в постель, — все-таки раньше жилось куда веселее, чем в этом богом забытом месте, но надо привыкать'. Однако север очаровывал, тянул… С огромным удовольствием сотни, тысячи некогда покинувших эти места северян тряхнули бы стариной. Пусть даже и ненадолго, на пару недель. А как же миллионы людей, знающих о Севере понаслышке? Разве усидели бы они на привычных, много раз виденных черноморских пляжах Северного Кавказа, когда открывается такая редкая возможность? Он не знал, почему ему захотелось вспомнить об этом. Обычно перед сном у него не было привычки о чем-либо думать. Но мысли упорно лезли в голову, заставляя перебирать воспоминания, перескакивая через годы, минуты, часы, месяцы. Виктория сейчас бы сказала, что он нисколько не изменился за последние годы: высокий зеленоглазый шатен, некогда упорно занимавшийся спортом, но с годами совершенно потерявший былую подтянутую форму. Что касается самой Виктории, то она изменилась за последние годы. Вика родилась болезненным ребенком, который со временем превратился в юную, тоненькую, как тростинка, с копной вьющихся длинных светло-русых волос, девушку. Ее хрупкое здоровье начало ухудшаться с того момента, когда она оплакивала родителей, погибших на обледенелом шоссе за городом во время поездки к бабушке и двоюродным братьям.
