известное количество веса, что и преодолевается ею. Все преодоления и будут факты Культуры.
Каждая Культура имеет свой предел. Пределом является граница распределения существующего в ней веса, — под пределом нужно разуметь определенную сумму веса, заключенного в системе Культуры, сумма и представит форму предела. Новая Культура начинается из суммы веса, оставленного в пределе новым сознанием, потому что новая Культура начинает свое совершенство из оставленной ей суммы веса; отсюда преемственность формы невозможна, ибо последнее угрожало бы катастрофой новой идее, а второе — доказало бы, что старая Культура еще не завершила себя.
Отсюда возможно установить график движения веса по эпохам человеческого развития. Всякая эпоха Искусства стремится довести взятый ею вес до классичного веса распределения. В этом и будет ее предел. Предел может продолжаться до включения в себя всего сознания, распыленного на профессии, в одно целое единое. Приведением к этому единству служило Искусство, оно приводило все духовные состояния в одну классическую форму — все остальные культуры или профессии как бы не могли сделать этого венца, оформить и сконструировать веса.
Классицизм, бывший двадцать пять веков тому назад, не превзойден в Искусстве, все Искусство современное не смогло распределить веса, и форма его <классицизма> стоит как совершенство определенной эпохи. Современное Искусство (не новое Искусство) хотело преодолеть форму, и в этом была его главнейшая ошибка. Если бы сумма веса этой формы была взята как вес для нового распределения, то оно бы вышло к своему классическому. Раз это не понято, то художнику остается современное содержание Государства, общества, Религии вводить в форму старого классицизма. Отсюда появляется толкование о преемственности — принять же форму значит не создать ничего, за исключением вывода из формы классического ему присущего содержания и ввода современного. Последнее окажется невозможным, ибо содержание современного будет другое, по идее, возможно, одно и то же, но разрешение вопросов идеи будет другим. Другими словами говоря, вес будет один, но распределение его другое, в силу этого Искусству72 приходится искать новой формы, чтобы распределение веса через новые системы как содержания Культуры возможно было бы завершить в форме Искусства.
44. В развитии человеческой культуры экономический вес как материальные блага остался не разрешенным и по сие время. Экономический вес остается в своем весе, и только всевозможные средства изобретаются для того, чтобы вес материальных благ распределить по-иному, по системе блага.
Самым существенным средством, над которым человечество останавливается73, является Социализм. На это средство возложены все надежды, что через него возможно распределить экономический материальный и политический вес. Но оказалось, что само средство по своему весу тяжелее, нежели вес, который нужно распределить. Установив последнее, Социалисты прибегли к новому решению, — что для того, чтобы распределить экономический материальный вес сначала необходимо распределить вес Социализма. Отсюда возникли всевозможные системы Социалистической конструкции и, таким образом, возникли разные толки и споры о том, что Социалистическая система не скорее может превратить вес, нежели другая.
Споры привели к тому, что ни одной системе не удается сделать эксперимент над вечно стоящей тяжестью экономического веса. Так что до сих пор идет только борьба за Социалистические средства, а вес по-прежнему стоит неприступной крепостью. Для Социализма люди — средства, через которые установить можно Социализм, а не обратно.
Такова<я> крепость в Искусстве тоже была в виде предметности Государственной, общественной и Религиозной. Был определенный вес, не присущий Искусству, и вес его удалось сдвинуть с векового фундамента только в двадцатом веке. Тысяча девятьсот восьмой, девятый, десятый были год<ами> в жизни Искусства, выдающимися по своему сдвигу. Кубизм, футуризм сделали огромное дело в разрушении фундамента, на котором веками покоился предметный общественно-религиозный вес, — вес предметный разрушился, и обломки его, сохраняя признаки предметного происхождения, стали в новой системе. Новая система создала новую форму весу. В 1913 году произошло разрушение последней системы веса введением Супрематизма как беспредметной системы. О Супрематической системе я могу говорить <это> утвердительно, так как все другие группировки изобретателей присоединились к Государственной предметности, или Социалистическим системам, что и стало их содержанием в надежде, что новая Социалистическая система разрушит предвечный экономический вес и для них возникнет новое содержание, которое они воплотят в свои формы Искусства.
Но тут нужно не забыть того, что само содержание не есть нечто бесформенное, наоборот, содержание Социалистического Государства имеет очень строгую систему как форму материальную — так что какие формы для формы могут создавать его художники?
Социалистический сдвиг — сдвиг веса одной части организма; Искусству нужно сделать другой сдвиг веса, в области Искусства, ибо оно архитектура единого тела. Таким образом создалась новая группировка художников, но та-ковы<е> художники никогда не будут участвовать в весе самого Искусства. И я полагаю, что последнее присоединение художников к Социалистам есть ошибка; так, перед Социалистами стоит один вес, а перед Искусством другой, — два разных средства и разный вес. Ошибка обнаружится тогда, когда Социалистам, и Социалистам крайним, удастся преодолеть экономически-материальный и политический вес, тогда обнаружится во всей силе харчевая техника, формы которой будут возникать не из беспредметного состояния Искусства, а <по> нужде и необходимости. Таким образом, художники <на> три четверти <от> целого будут в зависимости от Социалистической нужды, потеряют свое оформляющее начало нового сдвига веса.
Отсюда личная зависимость художника, <он> подчинится личности в целом Социалиста, тогда когда личность Социалиста будет торжествовать, ибо само преодоление — его свобода, этой свободе подчинены все остальные профессии и силы в Социалистическом Государстве. В таком случае Искусство или вся художественная культура, действительно, только средство — в первом случае форма агитации и <во> втором случае — венец Социалистической харчевой формы. Но этот венец может быть тогда, когда новая форма архитектурная вытечет из идеологии Искусства.
Вскрывшаяся идея или сущность Искусства указывает другое — указывает то, что оно имеет свои пути и свою свободу. Эти пути ничуть не расходятся с движением Социалистического Искусства в преодолении веса74. Наоборот, распределяя вес своей сущности, оно <Искусство> создает форму ту, которая свяжется с экономической жизнью, выявив в себе существо человечества в творческом проявлении беспредметной системы его движения. До сих пор движение его развивается потому, что в конечном предполагает получить благо, и до сих пор благо это выражалось главным <образом> в харчах, ибо все духовные движения тоже не исключаются из харчевого стремления достигнуть Религиозного блаженства; <они> сводятся <к тому, чтобы,> во-первых, получить награду, во-вторых, обещается избавление от всякого тлена или забот земных, как будто в небесном ничего твориться не будет. Но интересно, <что> человек в последнем небе вовсе не предвидит того, что благом будет исключительно духовная молитва перед вечностью, <а> все блага на земле заключаются в харчевом; очевидно, что харчевой человек не помирится с последним — привыкший видеть благо в харчевом, <он> захочет видеть их и в небе. Для этого изобретен выход — харчевое тело остается на земле, а душа, питающаяся духом, идет в небо.
Возможно ли такое разделение, отъединение духа от тела или души, раз тело составляет архитектуру последней (дух и материя разные по весу явления)? По моему предположению, это отъединение сделать нельзя, поскольку на ше сознание находится в представлении материи как тела. Но разделение существует, и весь упор человеческого усилия идет к одной силе духовной, через поднятие духа собирается привести все материи в нужное состояние. Отсюда усмотреть возможно то, что материя, приведенная через силу духа, уже одухотворена и потому предполагается жизненной и духовно легкой, — само же физическое разрешение любого вопроса без духовного участия считается безжизненным неодаренным состоянием.
Следовательно, человечество стремится выделить из себя духовную силу, но предполагаю, что выделения духовной силы в чистом виде не было, — всякий духовный момент был взят для чисто целеполезных достижений, но никогда для своего собственного проявления.
Надо было бы предположить, что Религиозное духовное состояние должно было бы дать формы исключительно духовной беспредметности (дух как безвесие), но в действительности она <Религия> создала орудия, через которые достигается физическое благо. Все духовные достижения Искусства сводятся к тому же.
