утюг. А вот соковыжималка и набор для вышивки. Набор он положил на кресло. Отдаст его Лорелл. Будет повод увидеться с Дэйной, узнать, как она.
Макс набрал цифры на кодовом замке. Вставил ключ. Каждый раз дверь будто становилась все более чужой. Ручка и дверной молоток сверкали — спасибо Марте. В холле пахло только что срезанными лилиями — мать настаивала на том, чтобы цветы меняли каждые три дня.
Он скинул ботинки и зашвырнул в шкаф. Мать взбесится, если узнает, что он разгуливает по дому в башмаках. «Ты тащишь уличную грязь в наш дом». Честно говоря, Макс с трудом мог назвать это место своим домом.
Он прислушался. Марта уже должна уйти. Мать — ну, она могла быть где угодно, от Нью-Йорка до Селфриджа. Может, она в студии. Ему было все равно. Всякий раз, пересекаясь дома с матерью, Макс лишь убеждался, насколько он не вписывается в эту жизнь. Он, конечно, рад, что эта инакость сблизила его с Дэйной, но он хотел бы быть как все. Достаточно того, что он внешне выделяется.
— Макс? Это ты? — Голос был резкий, повелительный.
Он застыл на лестничной площадке.
— Ага.
— Зайди на минуту.
— Что, мам?
Мать сидела за своим рабочим столом в кабинете, коричневый кожаный портфель с бумагами лежал у ее ног. Волосы сияли золотом, губы, казалось, тоже светились. Мать выглядела потрясающе. И почему он раньше этого не замечал? Это поцелуй с Дэйной его так изменил?
— Просто хотела тебя увидеть. Узнать, как ты. Присядь. — Она указала на кожаное кресло в другом конце комнаты. Макс убрал с кресла мохеровое покрывало и сел, надеясь, что джинсы у него чистые. — Как у тебя дела?
О господи, похоже, назревает один из тех разговоров, которые он терпеть не мог. Скорее допрос, чем беседа между мамой и сыном. Макс даже не помнил, когда видел мать в последний раз, — может, на прошлой неделе, когда у нее были гости? Ну да, точно. В дом набилась целая толпа стариканов с хриплыми голосами, весь вечер трепались про виагру и поло. Да еще врубили какую-то жуткую попсу, так что пришлось по-быстрому уматывать к отцу. Спать на его диване в сто раз лучше, чем наблюдать, как мать тусуется всю ночь со своими тупыми богатыми друзьями.
— Макс?
— Ага. У меня все в порядке.
— Как новая школа?
Вопрос прозвучал глупо. Безусловно, она помнила, как они ссорились из-за его новой школы.
— Отлично.
— Много уроков?
В этой ярко-розовой юбке и бледно-розовой блузке он видел ее по телевизору. Надо признать, наряд ей очень шел. Несколько парней из Дэннингема говорили ему, что «они бы с ней не прочь». От этого ему одинаково хотелось умереть и убить их.
— Ага. Полно.
Кэрри вздохнула. Наверное, досадует, что ничего не может от него добиться. Не то, что от этих несчастных лузеров из ее шоу.
— А друзья? Подружился с кем-нибудь?
Макс насторожился. Неужели она знает про Дэйну?
— Наверное, скучаешь по старым приятелям.
Теперь понятно, куда она клонит.
— Да они те еще придурки.
— Ох, Макс…
Кэрри подалась вперед. Наконец-то она добилась от него какой-то реакции, чего-то, с чем можно было работать. Макс знал, что это ее метод.
— Может, мне поговорить с директором Дэннингема? Если там у тебя были проблемы, это не значит, что именно ты должен был уйти.
— Мам, все в порядке. Мне здесь нравится. Полно отличных ребят, и уроки интересные. Не волнуйся. Этим летом я сдам экзамены на сертификат о неполном среднем образовании, а потом подумаю о сдаче на полное. Может, поступлю в университет. — По лицу матери он понял, что она ему не верит.
— Хорошо, Макси. Я не для того тебя родила, чтобы ты якшался с отбросами общества и наркоманами. Поверь, на моем шоу и так полно подонков, не хватало еще, чтобы ты с ними связался. Ты знаешь, как одно тянет другое: наркотики, алкоголь, преступность. Опомниться не успеешь, как начнутся проблемы с полицией или какая-нибудь девчонка от тебя зеберемене…
— Хватит!
Макс вскочил. Мать резко выпрямилась. Не отпрянула, этого бы она не сделала, но ее явно удивил его тон.
— Я сам могу о себе позаботиться, мам. — Он уже взял себя в руки. — Со мной ничего не случится.
Почудилось? Или в ее глазах и вправду блеснули слезы?
— Хорошо, — сказала она, разворачиваясь к компьютеру. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив.
В голосе было что-то такое, что почти заставило Макса поверить ей, — легкий намек на любовь, мгновенно проникший в самое сердце. Макс поплелся наверх и заперся у себя. Неужели это все из-за Дэйны? Неужели теперь, после поцелуя, он перестал быть неуязвимым? Он взял маркер, повалился на кровать, закатал левый рукав и написал вдоль всей руки: ДЭЙНА.
Суббота и воскресенье, 25 и 26 апреля 2009 года
— Она знала его, Лиа. Эта девочка, Дэйна, знала Макса. Наверное, она знала его лучше, чем я.
— Это неправда. — Лиа подлила виски. Они уже выпили по нескольку порций, но не чувствовали даже легкого опьянения.
— Она сказала, что их никто не любил. — Кэрри вскинула голову, но слезы все равно поползли по щекам. — «Нас никто не любил». Что значит «нас»? Они что, были вместе? Или просто они оба были изгоями?
— Хватит, Кэрри. Ты себя с ума сведешь.
— Моего сына убили. — Кэрри произнесла эти слова очень четко. — Я буду анализировать, сколько захочу. — Она одним глотком осушила стакан. Горло саднило.
— Просто ты пытаешься найти скрытый смысл там, где его нет. Я волнуюсь за тебя. Это же хорошо, что она была его другом.
— Ты ее не видела.
— Нет. — Лиа закрутила крышку на бутылке. — Но если бы увидела, это бы ничего не изменило.
— Ты не понимаешь, Лиа. Она сказала, что их никто не любил. Их. Их, черт возьми. А я даже не знала. — Кэрри потянулась к бутылке, но Лиа перехватила ее руку. Тогда Кэрри привалилась к Лиа и зарыдала. Рыдания были горькими, гневными. — Такое не должно было произойти со мной.
— Детектив Мастерс, эту девочку надо допросить.
Сдержанность стоила ей больших усилий. Голова Кэрри раскалывалась, но ей было все равно. Она была даже рада этой боли. Телефон пискнул — батарейка вот-вот сядет.
— Мы уже допрашивали ее, Кэрри. Дважды.
— И?
— Она не знает, кто это сделал.
