Загорский кивнул:
– Да. Но только Гиляровский показывал Москву с грязью.
– Он показывал ее такую, какая она есть, – подал голос Самсонов.
– Грязь находишь там, где ее ищешь.
– Не тебе судить, – с неожиданной бесцеремонностью бросил Самсонов.
Я взглянул на Загорского. Он сохранил на лице выражение невозмутимости, но мне показалось, что я заметил досаду.
Светлана поднялась из-за стола.
– Вы возвращаетесь в город? – спросил я.
– Да. Могу и тебя подбросить.
– Ты пьяна, – сразу вмешался Самсонов. – Так что едешь до первого инспектора.
– Неужели вы не вызволите меня, если я попадусь?
– И не подумаю. Посмотришь, каково оно там.
– «Там» – это где?
– В камере, милая.
Я подумал, что нам и вправду не следовало бы рисковать. Но Светлана решила иначе.
– Так ты едешь?
И чтобы не услышать вопроса: «Ты боишься?» – я поднялся и мужественно пошел следом за ней. Шел и спиной чувствовал насмешливый самсоновский взгляд.
Мы прошли через комнату, в которой спал Кожемякин. Он лежал на диване, одна рука его свесилась до пола. И опять мне в глаза бросилась татуировка: «СЛОН». Наверное, так его называли в детстве.
– Если боишься, можешь не ехать со мной, – великодушно предложила Светлана.
– Если хочешь, я могу сесть за руль, – так же великодушно ответил я.
Она заглянула мне в глаза, улыбнулась и потрепала меня по щеке. У нее была теплая и ласковая ладонь.
– Хорошо, что ты у нас появился.
– Неужели? – изобразил я удивление.
– Да.
Ее ответ прозвучал совершенно серьезно. Наверное, ей было очень неуютно в этой компании.
Выехали на шоссе, Светлана разогнала машину. Судя по всему, «гаишников» сегодня она не боялась. Вела машину совершенно свободно, и только то, как внимательно она смотрела на дорогу, выдавало ее напряжение.
– Послушайте, я хотел у вас спросить…
– Давай на «ты», а?
– Хорошо.
– Так что за вопрос у тебя?
– «СЛОН» – это что такое? Я у Алексея видел татуировку.
– «Смерть легавым от ножа». Сокращенно, по первым буквам.
Светлана увидела мое недоумение и пояснила:
– Он ведь в тюрьме сидел. Ты разве не знал?
– Н-нет.
Для меня это действительно было полной неожиданностью. Ведь телевидение – это искусство! А искусство и тюрьма никак не стыковались в своем сознании.
– Ты поосторожнее с ним, – сказала Светлана. – Он со странностями. И иногда становится совершенно невменяемым.
Глава 6
Нас ни разу не остановили, и мы добрались без приключений. Но только когда Светлана заглушила двигатель, я обнаружил, что мы находимся у ее дома.
– Зайдешь? – спросила она.
И мне опять представился ее следующий вопрос: «Или боишься?» Я вышел из машины, и мы поднялись в уже знакомую мне квартиру.
– А ты молодец, – сказала Светлана.
– Ты о чем?
– О сегодняшней съемке. Напрасно Самсонов тебе претензии предъявлял. Все у тебя получилось чудесно.
– Он всегда такой?
– Кто? – спросила Светлана.
Но по ее глазам я видел, что все она прекрасно поняла, и поэтому не стал ничего уточнять.
– Он такой, какой есть, – все-таки ответила Светлана после паузы.
– С людьми не очень-то церемонится. Мы для него – никто, да?
– Ну что ты. Он за нас горой.
Я даже засмеялся. Но Светлана была совершенно со мной не согласна.
– Однажды Кожемякин натворил дел. Его хотели посадить, и бумага соответствующая из милиции пришла. Алекперов сказал, что Кожемякина надо выгнать.
– Алекперов – это кто?
– Президент нашей телекомпании. Он сказал, что будет следствие, потом суд, так что от Кожемякина надо избавиться как можно быстрее. А Самсонов отказался наотрез. Объявил, что сам уйдет, если Кожемякина уволят.
– Знал, что ему ничего не будет.
– Кому не будет?
– Самсонову. Телезвезду как-никак не выгонят.
Светлана невесело улыбнулась:
– Это ведь не сейчас произошло, а много раньше. Самсонова еще никто не знал. Он только-только получил программу, причем на его место хотели поставить другого, и все решилось в самый последний момент. Он тогда был еще никем, и он очень рисковал.
– А смысл? – спросил я. – Кожемякин действительно был невиновен?
– В том-то и дело, что виновен.
– Почему же Самсонов его защищал?
– Он всех своих защищает. Всякий, кто попадает к Самсонову в команду, может быть спокоен. Он нам всем как отец, – засмеялась Светлана. – Где-то накажет, а где-то конфетой угостит.
У нее сейчас были очень озорные глаза. И сама она была какая-то заводная. Мне стало вдруг наплевать на то, что Самсонов говорил о ней. Я подошел к Светлане сзади и обнял ее. У нее были два пути: либо вывернуться и высказать свое неудовольствие, либо сделать вид, что ничего особенного не происходит. Она выбрала последнее. И тем самым развязала мне руки.
Я отнес ее в спальню. Она ничего не говорила и только льнула ко мне. У Светланы было такое умиротворенное лицо, словно она готовилась ко сну. Она была тиха и ласкова, так что рядом с ней я чувствовал себя настоящим мужчиной. Мы не разговаривали, заменяя слова поцелуями, и миловались весь вечер, пока совершенно не обессилели. Когда на город опустилась ночь, я провалился в бездну сна. Я не помнил, что именно мне снилось, но это, безусловно, было что-то хорошее, потому что утром, едва проснувшись, я почувствовал себя счастливым. А это случалось не так уж часто. Я повернул голову и увидел Светлану. Она спала рядом со мной, мой локоть касался ее груди. Я стал поглаживать нежную кожу, и Светлана пробудилась. Она не открыла глаза, а только улыбнулась, давая понять, что помнит о моем присутствии.
Она была так же нежна и податлива, как и накануне.
– Послушай, – сказал я. – Самсонов на тебя злится, да?
Она открыла наконец глаза.
– Почему ты так решил?
– Он так нехорошо о тебе отозвался.
– Когда?
