территории'. Одним словом, рутина. Но именно за то, чтобы составить реестр этих бесполезных на данный момент сведений, Кравцову, аттестованному на такой случай 'комбригом', – и где, спрашивается, в Региступре? – полагалось денежное, вещевое, и пищевое довольствие. Причем последнее и стало для него самым важным в мире стремительно обесценивающихся денег.
Кравцов включил свет, отпер сейф, достал гроссбух составляемой им ведомости и, присев к столу, взялся сворачивать самокрутку. Пока пальцы автоматически ловчили с шероховатой газетной бумагой и щепотью турецкого табака, взгляд Максима Давыдовича лениво скользил по выставленным вдоль противоположной стены снарядным ящикам с документами. 'Пейзаж' за девять дней стал почти родным, рисунок стенок – с содранной или выцветшей краской, буквами и номерами, случайными сколами и трещинами – узнаваем, едва ли не как собственное лицо в зеркале, но сегодня глаз споткнулся об явное нарушение рутины. Ящики кто-то трогал. Их переставляли, хотя и попытались сохранить прежний порядок. И сохранили, но… тут и там линии несколько сместились относительно друг друга, и, кроме того, один из ящиков, как показалось, самым бесхитростным образом заменили на другой. Вроде бы, и похожи, но нет, не то. Не совсем то.
'Что же такое лежало в этом ящике?' – но это вопрос в пустоту. Безадресный и безответный. Не знает Кравцов, кому его задать, а значит и ответ получить не от кого.
Обнаружив диверсию, Макс, однако, не вскочил со стула и не бросился в 'нервическом нетерпении' осматривать ящики '
Кравцов закурил и только хотел просмотреть в поисках намеков на возможный ответ краткую опись 'имущества', врученную ему вместе с ящиками, как в дверь постучали.
Не настойчиво, но уверенно. И скорее дружески, чем наоборот. Во всяком случае, так оценил этот весьма 'своевременный' стук Кравцов.
– Войдите! – предложил он ровным голосом, лишь немного подняв тон, чтобы услышали в коридоре.
Дверь отворилась. На пороге стоял Семенов.
– Не помешаю?
– Не думаю, – встал из-за стола Кравцов. – Входи. Второго стула у меня нет, но можешь присесть на подоконник. Ты как?
– Я так, – усмехнулся в ответ Семенов и, закрыв за собой дверь, пошел к окну. – Нашел отличия?
На что намекает? На рисунки из 'детства'? На 'найди пять отличий'? Или на что-нибудь вроде 'почувствуйте разницу'?
– Нашел, – Кравцов даже удивиться не успел, события происходили слишком быстро.
– Что, серьезно? – обернулся от окна Семенов.
– Ты ведь об этом? – показал взглядом на ящики Кравцов.
– Силен! – удивился, садясь на подоконник, Семенов. – Если честно, не ожидал.
– Ну, я где-то согласен с ходом твоих мыслей. Не мой профиль, – согласился Кравцов. – Я не разведчик, это так. Не следопыт. Не Монтигомо Ястребиный Коготь. Но не забывай, Жора, что я учился на врача, а в Падуе и своих Джозефов Беллов хватает. Развитая страна, неглупый народ.
– Белл? – нахмурился Семенов, как видно, услышавший это имя впервые. – Это кто такой?
– Рассказы про английского сыщика Шерлока Холмса читал?
– А кто их не читал?
– Его прототипа звали Джозеф Белл, – объяснил Кравцов, видевший как-то в Падуанском 'Синема' фильму, в которой Конан Дойль рассказывает эту историю. – Белл был профессором медицинского факультета в Эдинбурге. И Конан Дойль учился у него и на манер доктора Ватсона чуть ли не ассистировал однажды в раскрытии какого-то преступления.
– Что, серьезно?
– Я похож на шутника?
– Вот это хороший вопрос, – Семенов достал портсигар, открыл, не отводя взгляда, достал папиросу. – Я не спрашиваю тебя, что ты знаешь и от кого. Лады?
– Лады, – легко согласился Кравцов, ожидая продолжения.
– Забудь! – предложил Семенов, закуривая. – Я умею быть благодарным, – кивнул он на ящики и выпустил клуб дыма.
– Почему было просто не закруглить тему? – поинтересовался Кравцов, изобразив кистью руки петлю.
Страха не было. Хотел бы Семенов его убить, убил бы. Однако и оставлять вопрос не проясненным не следовало. Нельзя иметь за спиной две тени.
– Я тебе не враг, – ответил на вопрос Семенов, старательно избегая, как уже заметил Кравцов, называть вещи своими именами. – Скорее, друг, ведь так?
– Я тоже так думал, – пожал плечами Кравцов.
– А я и сейчас так думаю, – Семенов поискал, куда стряхнуть пепел, не нашел, разумеется, и соскочил с подоконника. – И еще я знаю, что твоему слову можно верить.
Он подошел к столу и стряхнул пепел в импровизированную пепельницу.
– Я тебе ничего не обещал.
– Так пообещай.
'Можно и пообещать. В конце концов, я знаю все эти подробности из еще несвершившегося будущего. Другое интересно, как он узнал?'
– Твои дела – твои, – сказал он вслух. – И я в них не участвую.
– Никоим образом, – покачал головой Семенов. – Я и теперь не понимаю, откуда ты…?
– А ты? – прямо спросил Кравцов.
– Я по взгляду догадался, – не стал упираться Семенов. – По интонации. Я такие вещи, Макс, как с листа читаю, поверь. Школа жестокая, я же не по солдатской линии пошел, сам знаешь. Итак?
Могло случиться и так. В конце концов, Кравцов не покерист и не разведчик. Держать взгляд не обучен. Не потеть, не сбивать дыхания, кто б его такому научил? Да и не нужно было. Он же и в подполье, в настоящем преследуемом властями подполье находился не так чтобы долго, да и давно это было. Давно…
– Ну, а мне один покойный товарищ перед самой моей смертью рассказывал кое-что, – сказал он вслух. – Без цели. Не специально. Просто к слову пришлось.
– Ага! – кивнул Семенов, взгляд которого вдруг стал чрезвычайно задумчивым. – Вот оно как. Тогда, да. Понимаю. Спасибо.
– Да, не за что.
– Есть за что.
– Ну, как знаешь, – Кравцов затушил окурок и полез за кисетом. – Ты не девушка, уговаривать не буду.
– Угощайся, – открыл перед ним серебряный портсигар Семенов. – И не забудь, – скосил он взгляд на новый ящик. – Долг платежом красен.
Улицы были пустынны, и неслучайно. Полночь на дворе, и в темном неосвещенном городе человек чувствует себя неуютно. Плохо себя чувствует. Голым и одиноким. Беззащитным. А в Советской России голод и галопирующая инфляция. И Гражданская война еще по-настоящему не закончилась. Длится и длится. Конца края не видно. 'Алеет' Восток, в Бухаре, Туркестане, в ДВР – война, и пушки Кронштадта отгремели не так чтобы давно. На Украине лютуют банды. В Сибири, в Белоруссии то же самое. Томбовщина уже, правда, не горит – тлеет, истекшая кровью, но кому ведомы 'пути земные'? Так что страхи не преувеличены. Отнюдь нет. Чекисты с ног сбиваются, милиция 'подметки рвет'. Угро, то да се. Но в Москве стреляют. Вот и весь сказ…
Кравцов отчетливо услышал выстрел. Один, другой, и еще несколько после паузы. Стреляли из
