– Вот скажи, Макс Давыдович, сколько надсмотрщиков нужно, чтобы народ не баловал?
– А что вдруг? – Макс сидел у Котовского уже больше часа, и первые пол-литра под прошлогодние украинские яблоки и туркестанские урюк и кишмиш ушли легко и просто, словно чай. За разговором ушли. За непринужденной по виду беседой. За воспоминаниями о 'безобидных пустяках'. Кравцов, однако, не заблуждался: Котовский его не потрепаться зазвал.
– Да, понимаешь, мало, что ГПУ бдит, так теперь и твои хлопцы жизни не дают.
– Я на Управлении пятый день, а до того, как и ты, строевым командиром был. Рассказать тебе, Григорий Иванович, о Морских Силах Балтийского моря? Это я запросто, только попроси! А если случились непонятки с Управлением, будь добр, товарищ замнаркома, разъясни, в чем проблема. Будем думать.
– Эк загнул! Выпьем! – Котовский откупорил вторую бутылку и разлил золотистый пахучий напиток по стаканам. – Ну, за Коммунизм! Что б нам, в том Коммунизме, жить довелось!
– За Коммуну!
Вспомнился отчего-то еще не снятый в этом мире – да, и снимут ли когда-нибудь? – 'Подвиг разведчика'.
'За нашу победу! – кивнул мысленно Кравцов, опрокидывая коньяк в рот. – За Коммуну!'
– Украинская ЧК, – Котовский вытер губы тыльной стороной ладони и потянулся за папиросами, отчего и Макс вдруг остро захотел курить, – поставила уполномоченным по Молдавии Леню Заковского. Помнишь Леню?
– Григорий Иванович, ну, что ты несешь, прости господи! – Кравцов выбил над бронзовой пепельницей свою видавшую виды английскую трубку и сунул щепоть в кисет за табаком. – Откуда мне знать твоего Заковского? Я же не чекист, да и на Украине давно не был.
Он аккуратно – даже несколько излишне методично – начал набивать трубку. Алкоголь брал свое, следовало усилить контроль.
– А, ну да! – Котовский закурил, выдохнул дым, раздраженно махнул рукой, разгоняя сизое облако, возникшее перед лицом. – Нормальный мужик. Был раньше председателем Одесского Губотдела… В общем, знаю я его давно… еще в Гражданскую встречались. Он на Южном фронте командовал отрядом особого назначения.
– Так это Штубис, что ли? – 'вспомнил' Макс. – Латыш? Я его по Питеру помню. Семнадцатый…
Кравцов закурил наконец и вопросительно посмотрел на Котовского.
– Точно! – кивнул тот. – Штубис. Но я его, уж прости, как Леню Заковского знаю.
– Бог с ним, – отмахнулся Кравцов. – Он все равно не в моей компетенции.
– Это точно, – подтвердил Котовский, разливая по новой. – Но вот Левка Задов, сука махновская, твой человек.
– Ты Зиньковского имеешь в виду? – спросил Кравцов, попыхивая трубкой. – Начальника махновской контрразведки?
– Он теперь на отделении Военконтроля по Приднестровью сидит.
'Опаньки! Так просто? Он, что совсем сдурел, так запросто козыри сдавать?'
– Извини, Григорий Иванович, но я до сего часа не знал, что Лев Зиньковский служит в Военконтроле. Честное большевистское!
– А что, – спросил он через мгновение. – Не срослось что ли?
– Есть мнение, что копает, сука, под меня по заданию Троцкого!
– Ты не обижайся, Григорий Иванович, но Льву Давыдовичу только под тебя копать! Больше дел у него нет! Но если даже допустить, Задов-то здесь причем?
– Не скажи! – Котовский опять взялся за бутылку. – Ты вот не троцкист, это я доподлинно знаю. Симпатизируешь, может быть, но не шестеришь! А Левка Задов, как есть, в Одесский актив троцкистской платформы входил. Лева с Левой всегда общий язык найдут!
– На что намекаешь?! – вскинулся Макс.
Вообще-то, он знал, что Котовский не антисемит, но уж больно карта была козырная. Вторая по счету.
– Да, ни на что! – огрызнулся Котовский. – Окстись! Меня самого легче в жиды записать, чем в антисемиты. У меня, считай, вся жизнь между евреями прошла. Я с самим Японцем дружил!
– Выскажись уже! – предложил тогда Кравцов, понимая, что пришло время для некоторой степени откровенности.
– О чем? – глаза Котовского смотрели трезво, оценивающе, он словно выглядывал изнутри чужого несколько одутловатого нездорового лица.
– О том. – Кравцов не собирался попадаться на эту незамысловатую уловку. Если знает, пусть сам скажет, тогда и разговор состоится.
– Они же похожи, хоть и не близнята! – сказал Котовский.
'Значит, знает'.
– Это ты кому другому расскажи, – предложил Макс, пыхнув трубкой, – может быть и поверят.
– Знаю я. Неважно откуда, а знаю, – сдал назад Котовский. – Просто знаю, понимаешь? Знаю, что она Лизкина младшая сестра.
'Ну, вот ты и сказал!'
– И что с того? – Кравцов даже улыбнулся в душе.
Теперь хотя бы один из 'козырей' Котовского становился ему ясен, хоть и не до конца. Отнюдь, нет. Наверняка, что-то было припасено Григорием Ивановичем на 'не сразу'.
– Та, ничего! – вполне естественно улыбнулся Котовский, снова разливая коньяк по стаканам. – А только бриллианты Ржевского-Раевского так и не нашлись. Это я так, в качестве гипотезы излагаю. В Одессе говорили, что Ржевского убили бандиты Япончика, а брюлики, будто бы в Турцию утекли тогда же – в феврале девятнадцатого.
'Значит, все-таки клад Японца. Ну-ну…'
– Ну, и в чем здесь цимес?
– В том, что Лиза…
– Лизу убили вместе с Мишей твои люди, – спокойно уточнил Кравцов. – Урсулов там был, еще кое-кто. И не спорь, Григорий Иванович! Я это точно знаю. Мне Тибор Самуэли в мае девятнадцатого все в подробностях рассказал. И про тебя, и про Подвойского, и про Мишу с Лизой.
Теперь, когда Тибор – один из создателей и руководителей компартии Венгрии – был давно мертв (его расстреляли австрийцы все в том же проклятом девятнадцатом году), Макс мог валить на покойника все, что угодно. Тибор ведь, и в самом деле, служил политработником в Пятьдесят Четвертом имени Ленина Советском стрелковом полку Третьей Украинской армии. А Миша Японец был командиром этого полка, и его убийство прикрыли липой о 'мародерстве и трусости' бойцов полка, которые на самом деле трижды опрокидывали петлюровцев, а не бежали от них, как братва Котовского. Обвинили и убили без суда и следствия, расстреляв выстрелами в спину и Мишу Винницкого, и его жену Лизу, и еще несколько близких к нему людей из штаба полка. И то, что Лиза выжила и рассказала, что и как произошло тогда на станции Вознесенск, знали только Кравцов и еще несколько людей, которые болтать о таком не станут. Кравцов даже Рашель ничего об этом не рассказал, не к чему ей все это знать. Одна головная боль, и только. Да и свидетельство Лизы, увы, к делу не пришьешь, а ответный огонь вызвать – легче легкого. Но теперь обстоятельства изменились: Котовский предполагал использовать эту подлую историю в своих целях, а значит и Максу таиться больше нечего. Однако и раскрывать все свои карты до времени он не собирался.
'Поживем, увидим'.
К сожалению, Лиза не знала, за что убили Мишу, как, впрочем, и Котовский, к счастью, не знал, что есть живой свидетель тех событий, и это отнюдь не Урсулов и не Синкжов. И не покойный товарищ Самуэли…
