интересовала великая княгиня Елена Владимировна, и он просил передать ей поклон.
По существующим правилам, Соловьёва должна была принять и императрица Александра Фёдоровна. Она произвела на дипломата иное впечатление: старалась принять величественный вид, хотя пробегавшие по лицу красные пятна «выдавали её нервозность, неуравновешенность и даже плохо скрываемую неуверенность в себе».
На следующий день отъезжающего дипломата принимал великий князь Михаил Александрович, который, по словам Соловьёва, оказался ещё менее интересным собеседником, нежели его брат и невестка.
В 1908 году Соловьёв присутствовал на церемонии бракосочетания великой княгини Марии Павловны со шведским принцем Вильгельмом, проходившей в Царскосельском дворце. Он обратил внимание на одну подробность церемониала: во время куртага, то есть торжественного прохождения двора под звуки полонеза, в конце зала вдруг появился сиротливо стоявший карточный столик с нераспечатанными колодами карт и незажжёнными серебряными шандалами. Это была память о Екатерине II, которая по обыкновению во время куртага играла в карты.
В феврале 1911 года Соловьёв был приглашён в Петербург земским отделом Министерства внутренних дел на пятидесятилетний юбилей Крестьянской реформы 1861 года (дипломата пригласили на торжества в память его отца, когда-то возглавлявшего земский отдел). 19 февраля он в числе других земских деятелей был представлен П. А. Столыпиным Николаю II. На сей раз царь поразил его своей ненаходчивостью — он совершенно никого не знал вокруг себя, и по странному стечению обстоятельств вокруг него не было кого-либо, кто мог бы рассказать ему о том или ином лице. В третий раз Соловьёв представлялся царю в том же 1911 году по случаю пожалования в камергеры. Старшие дипломаты в известном возрасте по установленной традиции удостаивались этого придворного звания.
Приводим несколько типичных примеров приглашения сотрудников центрального аппарата Министерства иностранных дел на мероприятия царского двора, о которых двор объявлял заблаговременно, и все дипломаты, имевшие придворные звания, должны были являться на них вместе с супругами. Возможно, на собраниях членов царского двора ради любопытства и можно было появиться раз-другой, но потом это всё наскучивало и становилось обременительным. Один пошив платьев для жён вылетал дипломатам в «копеечку».
Аналогичное приглашение Министерство иностранных дел получило на 12 февраля, на девятый день кончины бывшего московского генерал-губернатора и дяди Николая II.
По случаю более радостного события — заключения мира с Японией, камер-фурьер Фарафонтьев приказывал «иметь приезд 9 сего октября в 12 часов дня в Казанский собор к благодарственному молебну… Дамы имеют быть в высоких платьях и шляпах. Кавалеры военные и гражданские в парадной форме».
Под высокими платьями, по всей вероятности, двор имел в виду не слишком декольтированные платья. Мир с Японией конечно же был радостным событием, но и не таким уж и весёлым, чтобы разрешать дамам показывать свои прелести.
Каждый год старшие дипломаты министерства приглашались на придворный бал по случаю Нового года. Например, 1 января 1903 года гофмаршал двора, извещая об этом министра Ламздорфа, сообщил, что бал имеет быть 15 января в 9 часов (разумеется, вечера. —
Составление списка участников бала товарищ министра князь Оболенский 9 января торжественно поручил его сиятельству Павлу Константиновичу Бенкендорфу. Ему же, вероятно, было дано и право подписывать пригласительные билеты. В список вошли около двенадцати человек, из которых согласие пойти на бал дали менее половины: шесть человек дружно отказались, сославшись на болезнь, а посланник в Афинах Ю. Щербачёв спешно отъехал к месту службы.
Гофмаршал императорского двора считал своей обязанностью просить директора Департамента личного состава и хозяйственных дел К. Э. Аргиропуло составить список приглашённых на приём к новому послу США, имеющий быть 30 января 1903 года. В архивах ДЛСиХД сохранился черновой список приглашённых на приём, в который были включены около тридцати человек, начиная от министра графа Ламздорфа. Против каждой фамилии были указаны домашние адреса. Министр жил на Дворцовой площади, б, а остальные высшие чиновники Министерства иностранных дел проживали на Мойке, на Большой Морской, на Конюшенной улицах.
Двадцать шестого ноября Россия праздновала Георгиевский день, в котором принимали участие все лица, награждённые орденом Святого Георгия Победоносца, имеющие знаки отличия военного ордена или украшенное бриллиантами золотое оружие. Главный праздник отмечался в Зимнем дворце. В начале ноября гофмаршал двора попросил Министерство иностранных дел представить список георгиевских кавалеров, с тем чтобы пригласить их на торжественный молебен в Зимнем дворце, «имеющий быть 2б числа сего ноября». В министерстве ответили, что на текущий момент лиц, на которых бы распространилось это празднество, в наличии не оказалось. И вдруг в Санкт-Петербурге такое лицо — посланник в Мюнхене М. Н. Гирс — появилось. За два дня до торжественного молебна ДЛСиХД срочно проинформировал двор о М. Н. Гирсе и любезно сообщил гофмаршалу адрес, по которому сей обладатель боевой награды остановился: Гагаринская набережная, 32.
У читателя возникнет законный вопрос: каким образом карьерный дипломат смог получить военный орден? Оказывается, М. Н. Гирс, сын министра иностранных дел, в 1900 году, будучи посланником в Пекине, во время боксёрского восстания «за особые заслуги при совершенно исключительных обстоятельствах, во время военной обороны зданий миссии, в виде совершенного исключения», был награждён боевым орденом Анны 1-й степени с мечами. Он же представил к награждению боевыми орденами ещё четырнадцать своих сотрудников!
Конечно, большинство царских дипломатов волей-неволей были оторваны от российской действительности и знали обстановку за границей лучше, чем в собственной стране. Но всё же и они имели возможность «окунуться» в повседневную жизнь Российской империи, например, с помощью института присяжных заседателей. Дело в том, что дипломаты как люди грамотные, опытные и юридически подкованные часто назначались на эти судебные должности. Министерство иностранных дел регулярно выставляло своих чиновников кандидатами в члены суда присяжных заседателей, которые потом утверждались Правительствующим сенатом. Министерство юстиции информировало руководство МИД о назначении того или иного дипломата присяжным заседателем или мировым судьёй примерно по следующей форме:
Какой-то неопытный чиновник Департамента личного состава и хозяйственных дел оставил на извещении вопрос-резолюцию: «NB! Нужно ли в приказ?» Мы думаем, что нужно — такие вещи без приказа