Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке

по министерству вряд ли совершались.

Многие дипломаты принимали активное участие в общественной жизни столицы и страны. Так, к примеру, директор Азиатского департамента, а затем посол в Персии и Сербии Н. Г. Гартвиг, ярый славянофил и сторонник славянского единения, с 1898 года состоял в Санкт-Петербургском славянском благотворительном обществе, а потом и непременным членом Совета общества. Заведующий канцелярией министра барон М. Ф. Шиллинг состоял членом попечительского комитета Французского института в Петербурге. Министр Н. К. Гирс, его товарищ Влангали, советник посольства в Лондоне А. П. Давыдов (1838–1885) и профессор Мартене были членами Исторического общества России.

Существовал ещё один вид «разнарядки», согласно которой сотрудники центрального аппарата Министерства иностранных дел время от времени, когда доходила очередь до их министерства, принимали участие в крестных ходах. Среди дипломатов, особенно к концу XIX — началу XX века, конечно, было достаточно много людей, относившихся к религии скептически, но большинство их являлись всё-таки людьми искренно верующими, и практически вся их жизнь, в том числе и служебная карьера, проходила под сенью православной или иной церкви. Нет надобности говорить о том, что поддержание религиозных обычаев и традиций среди дипломатов входило в официальную политику министерства. Пример в этом отношении подавал министр С. Д. Сазонов, известный своим ревностным отношением и к православной религии, и к русской культуре. В сентябре 1913 года Строительный комитет по сооружению в Москве на Миусской площади храма в честь святого и благоверного великого князя Александра Невского пригласил Сазонова на церемонию закладки первого камня в фундамент, но барон М. Ф. Шиллинг отписал епископу Можайскому Василию, что министр, к сожалению, приехать в Москву не может, потому что находится в отъезде за границей.

В инструкции консулу в Пловдиве Н. Герову от 1905 года особым пунктом предписывалось проводить линию на «сохранение единства и цельности Православной нашей веры между племенами её исповедующими», по оказанию влияния «в пользу утверждения православия в этом крае и уничтожения корней западных агентов и миссионеров» и информировать «о лицах из православных жителей Филиппопольской области, в особенности из болгар, которые желали бы получить образование в России».

Мы уже упоминали о том, что многие миссии и посольства содержали свои церкви (в 1900 году их насчитывалось 23), а в некоторых странах (Япония, Китай) духовные миссии России, до установления со страной формальных дипломатических отношений, выполняли дипломатические функции. Церковный причт посольских церквей в духовном отношении руководствовался указаниями Святейшего синода, а что касалось практической деятельности архимандритов, священников и дьяконов, то они подчинялись послам и посланникам, и в отношении их действовали такие же правила, как для прочих дипломатов.

В крестные ходы назначались как старшие, так и младшие сотрудники Министерства иностранных дел. Обычно из канцелярии санкт-петербургского военного генерал-губернатора, а потом обер-полицмейстера столицы приходила «напоминаловка» примерно следующего содержания:

«20-го числа текущаго апреля (1866 года. — Б. Г.), в день Преполовения, имеет быть совершён крестный ход вокруг Петропавловской крепости», в связи с чем канцелярия просила МИД назначить из числа своих сотрудников ассистентов к главному сенатору Министерства юстиции — ведущей светской фигуре, участвовавшей в этой церемонии, «за коими ныне очередь» и «секретаря, из коих последний имеет явиться к главному сенатору для доклада о лицах, назначенных в церемонию». Некоторое время спустя на Певческий Мост приходило дополнительное уведомление о том, что главным сенатором на сей раз был выбран господин Гернгросс, имевший жительство на Моховой улице в доме Машкова. К нему-то и должен был заблаговременно явиться дипломат, назначенный секретарём, и доложить, кто из господ дипломатов будет ему ассистировать и куда и в какое время им всем надлежало явиться.

Затем следовало распоряжение министра о назначении людей в крестный ход. В нашем случае ассистентами Гернгросса были назначены пять человек: действительный статский советник А. Г. Щербинин, статский советник А. С. Энгельгардт, коллежский советник А. А. Мельников, надворный советник князь А В. Голицын и коллежский асессор А П. Семёнов. Ассистенты расписывались на документе в ознакомлении с приказом, после чего в канцелярию военного генерал-губернатора шло письмо с уведомлением об исполнении «разнарядки».

Во время следующей «разнарядки», выпавшей на 1868 год, обер-полицмейстер Трепов просил МВД выделить дипломатов для участия в крестном ходе, имевшем быть 30 августа в Александро-Невской лавре (Александр Невский считался покровителем Министерства иностранных дел, и его имя носили церковь в здании МВД у Певческого Моста, а также посольские храмы в Париже, Софии и Буэнос-Айресе). В 1877 году дипломатов приглашали поучаствовать в крестном ходе из Исаакиевского собора на реку Неву и обратно во время праздника Происхождения Честных древ и Животворящего Креста Господня, а в 1880 году они принимали участие в крестном ходе из церкви Зимнего дворца до реки Невы и обратно.

«Вся официальная жизнь дипломатической службы была окружена православной обрядностью, — замечает А. И. Кузнецов. — Любое, сколько-нибудь заметное событие в жизни государства, МИД или дипломатического представительства… отмечалось богослужением и молебном». Остзеец В. Н. Ламздорф, человек утончённой культуры и монархического сознания, высоко ценил религиозно-нравственные идеалы, был истовым православным христианином и регулярно посещал церковные службы, молясь за своего министра-лютеранина Н. К. Гирса. Князь Г. Н. Трубецкой (1873–1930) активно сочетал дипломатическую деятельность с религиозной. Ещё в начале своей карьеры на Ближнем Востоке он начал печатать статьи по истории Константинопольской патриархии, а после революции был активным деятелем Священного собора Русской православной церкви 1918 года. Как уже упоминалось, искренним верующим был министр С. Д. Сазонов.

Барон Б. Э. Нольде в своих воспоминаниях приводит интересный пример о религиозности министра иностранных дел Н. К. Гирса. Во время подписания исторического союзного российско-французского акта в 1891 году Николай Карлович, «взяв перо, перекрестился и, подняв глаза, на несколько секунд замолк. Монтебелло (французский посол. — Б. Г.) посмотрел на него с удивлением, и Гирс ответил: 'Я просил Бога остановить мою руку, если, вопреки всему тому, что я предвижу, вопреки очевидности для моего разума, этот союз должен стать гибельным для России'».

Бог, к сожалению, не внял просьбе сомневавшегося министра-лютеранина — он просто через четыре года взял его к себе на небеса. В октябре 1895 года министерство торжественно хоронило своего министра Н. К. Гирса. На похороны приехал Николай II, окружённый великими князьями и поразивший всех, впервые его видевших, незначительностью своей фигуры. Сопровождавшие его великие князья были на полторы головы выше его. Сотрудники Министерства иностранных дел несли бесчисленные подушки с орденами покойного. Курьер, благоволивший к нашему старому знакомому Ю. Я. Соловьёву и распределявший подушки, вручил ему подушку с орденом Бразильской розы времён Бразильской империи[140].

Участие дипломатов в погребальных церемониях было необходимо.

П. С. Боткин оставил нам описание церковных панихид в храме на Певческом Мосту, выдержанное в слегка ироничных тонах: «Кроме раута у министра, министерская 'семья' собирается ещё на т. н. 'казённые' панихиды. Когда умирает за границей один из наших представителей, в министерской церкви заказывается панихида. Чиновники приходят в виц-мундирах, старшие становятся впереди и принимают грустно- сосредоточенный вид. Остальные располагаются сзади, как попало. Все имеют вид, что исполняют служебную обязанность, но мало кому какое дело до почившего. В задних рядах идёт шёпотом разговор: 'Кто бы сказал? Разве он был болен?' — 'Я ничего не знал…' — 'Говорят, его уже давно считали отпетым… слышали, кого на его место прочат?' — 'Да нет, вы шутите… не может быть…' — 'Уверяю вас'. — 'Да ведь ему недавно обещано…'

Я не знаю ничего более леденящего этих 'казённых' панихид. От них веет холодом, как от каменных плит министерских коридоров…»

Что ж, люди есть люди, и дипломаты были такими же людьми, как и все.

Глава восьмая. Дипломатические курьёзы