лишний десяток-другой сантиметров, и легкую птичью кость…
При упоминании о прыгунах перед Юлькиным внутренним взором проплыла прыщавое лицо счастливой Натахи, и она слегка загрустила.
— …А спортивные гимнастки, наоборот, миниатюрны — этим, чтоб сальто крутануть, длинные конечности ни к чему: от них амплитуда увеличивается, особенно, если не группируешься.
— Ты куда клонишь, дядь-Юр?
— Давай, я поговорю с Аркашкой, виноват, Аркадием Ивановичем, пусть он тебя переориентирует. Он, знаешь, фанатик бега с барьерами, и ребяток своих частенько заставляет уделять им чересчур много времени, чтоб технику поставить, в ущерб другим дисциплинам, а тебе нужно больше работать на длинных дистанциях. «Не быть тебе, дева, женой казака!», зато быть тебе, дева, чемпионкой на «полторашке» — на дистанции «тысяча пятьсот метров». Увидите тогда с ним, насколько я прав!
— Думаешь, этого хватит?
— Нет, одними разговорами не обойтись! Нужно, чтобы ты тренировалась с более сильными спортсменами. Будешь за ними тянуться, незаметно и на рекорды выйдешь.
— Хм! А где их взять, твоих «более сильных»? Впрочем, знаю! «Твоих» — самое подходящее в данном случае слово. Возьмешь меня на дополнительные тренировки в суворовское училище!
— Ну, это ты через край хватанула. У нас, кроме нескольких преподавательниц по гуманитарным предметам, и женщин-то нет.
— Получается, что есть! Ты же сам хочешь, чтоб я продолжила семейные традиции Каменевых! — прибегла Юлька к решающему аргументу.
Дядюшка, подперев рукой лоб, от чего разительно стал напоминать скульптуру Родена «Мыслитель», стал по-крупному мыслить, так как упоминание о спортивных династиях обязывало его соответствовать.
— Ладно, так и быть, договорюсь я с начальством, чтобы тебе разрешили тренироваться с моими мальчиками, в порядке исключения. Считай, что уже зачислена, суворовец Юлий…
«Дядь-Юр» немного еще помыслил и добавил:
— …Цезарь!
Допив чай и незаметно для себя съев все булочки, которые она принесла, Юля заторопилась домой: времени оставалось в обрез на уроки, очередную порцию молодежного сериала, душ и полчаса — помечтать, лежа уже в постели, как она станет, обязательно станет чемпионкой, и как спохватится Эммануэль, к которому, несмотря на его подловатость, тянуло по-прежнему, если еще и не с большей силой, потому что у пороков есть свое темное очарование.
Сплав спортивной закалки и воинской дисциплины, присущих дяде Юре, возвел его простое обещание, данное мимоходом, в ранг нерушимой клятвы. Юля не знала, как он сумел убедить отцов-командиров: пригрозил ли им, что застрелится в учительской, или, наоборот, положил каждому в стол в качестве подарка именной наган с мушкой из чистого золота, но разрешение на ее тренировки капитан запаса Юрий Викторович — не человек, а Каменев — получил.
Трехэтажное кирпичное здание старинной постройки, суворовское училище, горделиво выпячивая безвкусную лепнину-барокко и прочие архитектурные «прибамбасы», разглядывало часто посаженными по фасаду окнами хрупкую тоненькую девушку, перебегавшую по диагонали плац, припорошенный снегом. В фойе Юля, явившаяся на первую тренировку, увидела дежурного, бравого суворовца с розовыми пухлыми щеками, какие так и подмывало слегка защемить, потрясти и сказать: «Большой уже вырос!», проводившего ее в комнату при спортзале, в которой вызревали на стеллажах мячи: оранжевые и красные пупырчатые — баскетбольные, бело-черные в пятиугольниках — футбольные, коричневые дольками — волейбольные и даже парочка продолговатых дынь мячей для регби.
— Добро пожаловать, племянница! Молодец, что не струхнула, — сказал дядя Юра, заполнявший журнал, сидя за столом, где были расставлены спортивные кубки. — Ты переодевайся за шкафом и иди в зал. У меня ребята на полной самоокупаемости: сами разминаются, потом Руслан рапортует мне, и приступаем к тренировке. Кстати, дева, как ты относишься к перспективе стать не женой казака, а женой генерала?
— Как-то ты сложно выражаешься, дядя Юра, не для моих средних умов.
— Я Руслана попросил шефство над тобой взять на первых порах, чтобы тебя не обижали. Он редкостная личность, заводила и несомненный лидер в нашем училище, с ним даже выпускники считаются. Руслан обязательно когда-нибудь станет генералом, или я ничего в жизни не понимаю.
— Нужен мне твой группенфюрер, старый сводник, — фыркнула Юля и поскорее нырнула за открытую дверцу шкафа, пока дядя Юра не поставил ее по стойке «смирно».
— Дядя Нюра, а сколько кругов на разминке бежать? — спросила она, собирая распущенные волосы, чтоб не мешали, в «хвост» на цветную резиночку, употребив семейное прозвище Юрия Викторовича, которое сама и присвоила ему в трехлетнем возрасте, нечаянно пролопотав вместо мужского городского «Юра» женское деревенское «Нюра».
— Ти-ха! — испугался дядюшка. — Если хоть один из моих мальцов услышит, как ты меня обзываешь, не отмыться будет до «пензии»!
— Неподдельное голубое отчаянье!
— Ну, Юленька, ну, солнышко!
— Так сколько кругов?
— Пятнадцать!
— Десять! — заключило солнышко и отправилось всходить в спортзал.
Хотя суворовцев и отпускали каждый день ночевать по домам, а не держали в казарме, отсутствие регулярного общения с противоположным полом сказывалось: все мальчишки отвели взгляды от ее приподнятой на груди полосатой футболки и стройных в почти невидимом золотистом пушке ног, но один, высокий, имевший приятное открытое лицо, вдруг заулыбался ей, как хорошей знакомой, и окликнул:
— Хай! Привет, Джулия! Вставай за мной — так распорядился Юрий Викторович, «твой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог»… И еще он приказал: «Вымотайте ее начисто, чтоб больше сюда не ходила!».
— Ты Руслан? Генерал будущий?
Можно было и не спрашивать, внешние данные «звезды» суворовского училища, которой прочили воссиять через годы на золотошитом погоне Генерального штаба, никак не меньше, были эталонными для мужественной красоты, и если б ему пришло в голову нашить на свои спортивные атласные трусы красные генеральские лампасы, Юля бы не удивилась. К тому же он проявил некоторое остроумие, ответив:
— Так точно! Только никакой я не генерал, обидно слышать… Я — будущий маршал!
— Вот и маршируй отсюда, и Юрию Викторовичу скажи, что я с ним больше не разговариваю, с предателем.
Юлька невероятно рассердилась, хотя то, что она теперь, оказывается, стала Джулией — на заграничный манер — не могло ей не понравиться, потому что девушка, как никто другой, понимала, что настала пора перемен: нужно становиться смелее, решительней и выносливей, даже ценой унижений, а в прежнем своем качестве деликатной уступчивой Золушки, каждый день шнурующей шиповки родным дочерям и высаживающей в прыжковой яме по семь кустов роз, ей чемпионкой не стать.
Дядя Юра, который не смог усидеть в комнате для физруков, выйдя в зал, поймал ее свирепый взгляд и, подозвав Руслана, поинтересовался:
— Чего это с ней? Танк наехал?
— Я ей доверился — сказал про то, что вы приказали: «Вымотайте ее начисто, чтоб больше сюда не ходила!»
Дядя Юра хмыкнул:
— Что-то я такого не припомню, Руслан, а вот, как я просил поберечь племянницу, не выматывать из девчонки все силы — это зафиксировалось в памяти отчетливо.
— Джулия должна справиться! Никто же не будет создавать ей на соревнованиях тепличных условий, какие вы решили устроить здесь.
— Сурово, брат Песталоцци, педагог великий! Но, пожалуй, ты правильней рассудил. «Вымотайте ее начисто»…
На разминке Юля, которая решила примерно то же самое: обижаться не стоит, лучше на деле
