остались невыясненными.
С моей точки зрения, это значительно ухудшало наше положение. Да, у нас были разногласия, иногда серьезные. Но в наших попытках решить проблему Боттомли был движущей силой. Он позвонил мне, выразил сожаление, что не может больше представлять штат, и пожелал мне удачи.
— Мы так и не смогли найти решения, — сказал он, — но были на верном пути.
Он оказался прав.
Помощник прокурора Билли Коуин, возглавивший теперь ведение дела, согласился, что мы должны решить по крайней мере одну из задач, намеченных еще вместе с Боттомли: убрать у Де Сальво опекуна. Хотя Джордж Макграт превосходно справлялся с этой обязанностью, само наличие опекуна практически лишало нас возможности что-либо предпринимать. 12 апреля в Бриджуотере было проведено судебное слушание, и судья принял решение, что Де Сальво больше не нуждается в опекуне.
Примерно тогда же я в последний раз беседовал с главным прокурором штата Бруком. К этому времени прошлые стычки были давно позабыты, и я испытывал глубокое уважение к Бруку как к талантливому юристу. Во время беседы мы согласились, что было бы ошибкой назначать суд над Де Сальво в самый разгар предвыборной кампании Брука. Это было бы нечестно по отношению и к Де Сальво, и к Бруку, и к избирателям. Дело Бостонского удушителя придется пока отложить.
Однако материалы по делу Зеленого человека вполне можно передавать в суд. Я объединю их, заявлю ходатайство о невменяемости и по крайней мере проверю, как отреагируют присяжные на показания Де Сальво. Больше пожизненного заключения по этому делу не дадут, так что смертной казнью я не рискую. К тому же, похоже, у нас просто нет выхода — окружной прокурор, хочу я этого или нет, собирается передавать материалы дела в суд.
— Ну что же, — ответил Брук, — в любом случае, буду ли я снова за этим столом, или в Вашингтоне, или в частной юридической конторе, я согласен с вами, что Де Сальво следует обследовать, изучать, постараться что-то узнать о причинах, толкающих на убийство. Если я смогу помочь — звоните.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Когда мы встретились с ним следующий раз, он был сенатором Соединенных Штатов.
Удушитель дает показания
Июнь 1966 года оказался удачным. 10 июня у меня был день рождения, но причина праздновать появилась за несколько дней до этого. 6 июня Верховный суд Соединенных Штатов назначил новый суд над доктором Сэмом Шеппардом. 7 июня верховный суд штата Массачусетс принял аналогичное решение по делу Джорджа Нассера. И, наконец, 30 июня верховный суд штата Массачусетс начал слушание дела Де Сальво, чтобы решить, позволяет ли его психическое состояние предстать перед судом по обвинению в вооруженном ограблении, изнасиловании и развратных действиях.
Судьей был Гораций Кэхилл, прокурором — Дональд Кон, мой бывший однокурсник, ставший одним из лучших сотрудников Джона Дрони. В число свидетелей входил и доктор Роберт Мезнер, чьи экспертизы красной нитью проходили через всю мою судебную деятельность.
Над залом суда нависла тень Бостонского удушителя. Никто не произнес слово «удушение». Убийства, совершенные Де Сальво, мы называли «некие преступления». Если Де Сальво признают вменяемым, под суд пойдет не Бостонский удушитель, а Зеленый человек. Но преступления, которые мы не могли обсуждать, маячили позади тех, о которых шла речь.
Заседание открыл седобородый бейлиф.
— Слушайте, слушайте, слушайте! Все, имеющие дело к председательствующему и членам верховного суда, приблизьтесь и будете выслушаны. Боже, храни штат Массачусетс и высокий суд!
— И Альберта Де Сальво, — мысленно добавил я. — Мне же остается его только защищать.
Доктор Мезер, мой первый свидетель, заявил, что Де Сальво страдает «хронической недифференцированной шизофренией» и должен быть изолирован от общества, но в состоянии предстать перед судом. Он понимает суть предъявленных обвинений и способен, с помощью адвоката, осуществлять свою защиту.
Далее я вызвал доктора Сэмюэля Тартакофа, которого член верховного суда Артур Уитмор назначил обследовать Альберта Де Сальво. Тартакоф выступал не от защиты и не от обвинения, но только в качестве консультанта суда. Он подтвердил, что Де Сальво в состоянии предстать перед судом, и добавил, что не обнаружил никакой шизофрении. Вместо этого он охарактеризовал Де Сальво как «социопатическую личность с опасными тенденциями». Понятие «социопатическая личность» он разъяснил как «лицо, которое с ранних лет имеет тенденцию к отклонению от того, что обычно считается нормой поведения, мышления и эмоциональной реакции». Насколько я мог понять, он всего-навсего дал описание шизофреника, страдающего этой болезнью с детства. У меня сложилось впечатление, что на суде он будет выступать свидетелем обвинения.
После этого Дональд Кон пригласил доктора Эймса Роби, и тот стал утверждать, что Де Сальво не способен предстать перед судом.
— За последние год-полтора, — заявил он, — в состоянии его хронического заболевания наблюдались значительные колебания: порой он впадал в состояние резкого, истерического возбуждения; временами выглядел подавленным, ушедшим в себя; иногда же у него возникало явно параноидное состояние на грани буйного психоза.
Когда Кон попросил его изложить диагноз несколько конкретнее, Роби перешел на профессиональный жаргон.
— Термин, который обычно употребляется в подобных случаях смешанного, чередующегося типа, — сказал он, — «шизофреническая реакция, хронический недифференцированный тип».
И далее добавляются описательные фразы, как, например, в данном случае: социопатические проявления, или проявления одержимости навязчивыми идеями, проявления истерии. Ранее — проявления депрессии, признаки паранойи.
Когда настала моя очередь допрашивать Роби, я встретил его во всеоружии. Все знали, что дни его работы в Бриджуотере сочтены. Роби, по словам Де Сальво, недавно сказал ему, что собирается заняться частной практикой и может, если мне нужно, выступить — хотите верьте, хотите нет — экспертом защиты. Я ожидал, что при перекрестном допросе он будет все отрицать. Но, когда я задал вопрос, Роби, к моему удивлению, ответил:
— Я сказал следующее: если после моей отставки мистер Бейли пожелает воспользоваться моими услугами, я обследую Де Сальво еще раз и, если найду, что на тот момент он в состоянии предстать перед судом, дам соответствующее заключение, как сделал бы и в этот раз, если бы пришел к такому мнению.
Следующим свидетелем был темнобровый, длинноносый мужчина в синем костюме и белой рубашке с галстуком. Он был подтянут, с вежливыми манерами и обаятельной улыбкой. Из психиатрической клиники его доставили в зал заседаний в наручниках. Теперь он стоял на свидетельском месте и намеревался доказать, что отнюдь не превратился в растение.
— Сообщите нам ваше имя, — начал я.
— Альберт Де Сальво.
— Мистер Де Сальво, где вы проживаете в настоящее время?
— В психиатрической лечебнице Бриджуотер.
— Сколько времени вы там уже пробыли?
— Около полутора лет.
Довольно быстро я перешел к вопросу, может ли Де Сальво предстать перед судом по делу о Зеленом человеке.
— Ну хорошо, Альберт, вы поняли, вы понимаете, в чем вас обвиняют?
— Да.
— Вы понимаете, каким может быть наказание?
— Да, сэр, понимаю.
— Вы понимаете, в чем заключается ваша защита?
