Второй отрывок содержит попытку объяснить мои поступки в Нью-Джерси; прямой допрос ведет Монро Инкер:
— Мистер Бейли, расскажите нам еще раз, почему вы отправили это письмо; только, пожалуйста, помедленнее, чтобы ваши слова успели записать.
— Хорошо. Я сделал это, поскольку мне было ясно, что кое-кто в штате Нью-Джерси приказал провести судебное разбирательство дела, по которому может быть вынесен смертный приговор, хотя и знал, что единственным связующим звеном между преступлением и обвиняемыми являются заведомо ложные показания преступника, но, несмотря на это, намеревался, если сможет, добиться обвинительного приговора.
Губернатору штата Нью-Джерси я написал потому, что, как я понял, прокурора назначал он и он же является главой исполнительной власти.
Главному прокурору штата — потому, что от его имени Доуд получил предоставленные мне полномочия и дал обещание, которого не смог выполнить.
Президенту Ассоциации адвокатов — потому, что, как мне казалось, факт дачи заведомо ложных показаний должен был его заинтересовать.
Федеральному прокурору — потому, что считал происходившее преступлением; сенаторам и конгрессменам — поскольку надеялся, что если некоторые представители власти штата Нью-Джерси склонны покрывать это дело, то должны найтись и другие, которые сочтут необходимым принять соответствующие меры.
Я поступил таким образом, поскольку мне сообщили (и в дальнейшем это было подтверждено властями Нью-Джерси), что судья в этом штате не имеет права вынести решение о прекращении уже начавшегося слушания уголовного дела, даже если станет точно известно, что представленные обвинением свидетельские показания заведомо ложны.
— Мистер Бейли, вы считаете, что, поступив так, вы нарушили приказ судьи Брауна?
— Протестую.
— Вопрос принят.
— Нет, сэр.
— Почему?
— Я считал себя вправе поступить таким образом, дабы привлечь внимание властей к достоверно установленному факту лжесвидетельства, кроме того, как уже говорилось, в соответствии с законами штата Нью-Джерси я был бессилен что-либо предпринять. Я не предполагал, что кто-то передаст письмо в газеты.
— Мистер Бейли, скажите господину судье еще раз, какие чувства вы испытывали по поводу того, что ваши клиенты, после данного им обещания, все-таки предстали перед судом?
— Прежде всего, я считал, что при всех обстоятельствах они имеют право не подвергаться судебному разбирательству; что они имеют право избежать тех материальных и моральных издержек, которые неизбежны в любом судебном процессе, касающемся убийства, каким бы ни был его результат; я понимал, что, если суд все же состоится, присяжные поверят этим ложным показаниям и будет вынесен приговор, касающийся жизни и смерти, и ни один адвокат не может гарантировать его отмену, несмотря на явную несправедливость такого результата, если поверить, как поверил я, показаниям главного свидетеля о том, что он сознательно совершил лжесвидетельство и обвиняемые абсолютно невиновны.
После слушаний мы подали жалобы, оспаривавшие все разбирательства. Наконец судья Кирк принял решение — вынести мне порицание.
Первым моим побуждением было подать апелляцию. В этом решении меня особенно обеспокоили некоторые выражения, подразумевавшие, что лишение права на занятие адвокатской практикой, возможно, и было бы правильным решением, но, поскольку мой адвокатский стаж был сравнительно невелик, порицание будет достаточным наказанием. После этого я получил множество телефонных звонков — в том числе и анонимных — от людей, которые считали, что судья Кирк вынес мне слишком легкое наказание, и намекали, что, если я буду жаловаться выше, это может ухудшить мое положение. Я отказывался верить, что верховный суд штата Массачусетс может принять решение еще до получения материалов дела. Но мои сотрудники, тоже пострадавшие от этих разбирательств, испытывали опасения, и я решил никуда больше не обращаться.
Теперь оставался Нью-Джерси. После окончания открытого слушания судья Пэшман признал меня невиновным по всем пунктам, кроме связанных с отправкой письма. Он согласился, что «Этические каноны» считают контакты с прессой предосудительными, за исключением каких-то чрезвычайных обстоятельств. Однако он не считал, что в деле Де Франко ситуация была чрезвычайной.
После этого мы предстали перед верховным судом Нью-Джерси. Монро Инкер предупредил, что мы, скорее всего, не сможем пойти дальше — Верховный суд США вряд ли станет заниматься этим делом. Кроме того, по его мнению, верховный суд Нью-Джерси не жаждет крови, особенно после того, как верховный суд Массачусетса уже наказал меня за этот проступок. Монро заявил суду Нью-Джерси, что не отказывается ни от одного из своих прежних аргументов, как, например, моего права быть выслушанным судом присяжных, состоящим из адвокатов.
— Я предполагаю дать возможность выступить мистеру Бейли, — сказал он.
Я еще раз повторил, что не имел намерений обращаться к средствам массовой информации, но сложившуюся ситуацию считал чрезвычайной. По словам председательствующего судьи Вайнтрауба, во время предыдущих слушаний суд больше всего раздражало мое высокомерие. Я попытался объяснить: то, что они приняли за высокомерие, на самом деле было глубоким негодованием по поводу того, как главный вопрос был поставлен с ног на голову — расследовалось мое абсолютно правдивое письмо, а на тот факт, что власти штата пытались, с помощью заведомо ложных показаний, отправить человека на электрический стул, смотрели сквозь пальцы.
Суд вынес решение запретить мне в течение года выступать в судах Нью-Джерси. После этого разрешение заниматься адвокатской практикой может быть возобновлено — если суд найдет, что за это время я не нарушил никаких правил.
Эпилог
Порицание в Массачусетсе, запрет на работу в Нью-Джерси. Может показаться, что я обижен на правосудие штата Нью-Джерси. Вовсе нет. Я и представить не могу лучшего правосудия, чем, например, на первом суде по делу Копполино, который проводился в Нью-Джерси. Что касается моего собственного дела, теперь, по прошествии времени, я должен признать, что было бы разумнее, да и для моих клиентов полезнее, если прежде, чем послать письмо, я бы хорошенько выяснил обстановку. Было бы также разумнее доставить эти письма губернатору и другим должностным лицам лично, с нарочным. И мысль, высказанная в верховном суде Нью-Джерси о том, что в письмах подобного рода следует указывать, что они не предназначены для публикации, очень разумна.
На мой взгляд, хорошая встряска пошла бы только на пользу округу Пассаик, а большому жюри следовало бы поинтересоваться такими особами, как Джон Тевос. Я ездил и в Вашингтон, и в Ньюарк к федеральному прокурору, рассказывал о деле Де Франко и просил устроить проверку. Мне сообщили, что дело тщательно изучается, федеральный прокурор, занимавшийся им ранее, стал судьей. К тому же прокуратура занята борьбой с организованной преступностью.
Есть и еще одна информация, которую можно считать эпилогом нашей истории. Метцнеров судили дважды, и в обоих случаях, после долгих, затяжных процессов, оправдали.
Против них вообще нельзя было возбуждать дело. То, что такое могло случиться, демонстрирует серьезный недостаток нашей системы. Впрочем, не единственный.
Давайте разберем такую воображаемую ситуацию: двое заключенных, находящихся в одной и той же тюрьме, пишут мне письма с просьбой о помощи. Оба были осуждены как участники ограбления ссудной
