надо.
– Предъявить вам мне нечего. Пока что, – Тихомиров сделал упор на последней фразе. Он протянул Сергею протокол и подписал ему пропуск.
– Тайна! – окликнул ее Серый.
Таня обернулась. Она увидела позади себя сутулую фигуру своего друга юности. Как же он изменился! В волосах седина, на лбу и около глаз – морщины, застывшая настороженность на лице. Выглядит куда хуже, чем когда вернулся из колонии много лет назад. Серый внимательно смотрел на нее. Похоже, она тоже сильно изменилась.
– Я видел тебя в прокуратуре. Что ты там делала?
– К следователю ходила.
– Что-то случилось? Ты была в тюрьме? Говори, не молчи. Я вижу по твоему лицу, что была. Этот отпечаток несвободы ни с чем не спутать.
– Серый… Сережа… Как же я измучилась! – Она уткнулась головой в его пахнущую мазутом куртку.
Они присели на скамейку в разбитом неподалеку скверике. Со стороны их можно было бы принять за воркующую парочку, если бы не полные тоски и страданий лица. Серый бережно обнял ее за плечи, словно хотел защитить от враждебного мира. Таня прислонилась к нему, как к надежной стене, и говорила, говорила, говорила…
Тяжелый взгляд, серое лицо, прокуренные зубы – Серый имел весьма непрезентабельный вид и должен был вызывать отторжение. Он не носил дорогих костюмов, не пах изысканным парфюмом, не имел образования и ездил не на джипе, а на рейсовом автобусе. Но для Тани он был гораздо лучше Дворянкина уже хотя бы тем, что слушал ее и готов был защитить. Последнее она чувствовала.
– Не переживай, все будет хорошо. Это я тебе обещаю, – серьезно сказал Серый, когда она замолчала.
– Правда? – девушка подняла на него свои кошачьи глаза. На фоне покрасневших от слез белков их цвет стал насыщенно бирюзовым. Ей хотелось ему верить.
– Правда.
Серый сразу его узнал, как только увидел на стройплощадке. Самодовольный, вальяжный, благополучный. Он давно ненавидел Дворянкина за эту его противную ухмылочку на породистом лице и за то, что в него влюбилась Тайна.
Его Тайна! Тогда, далекой весной, когда ей было шестнадцать и казалось, что она почти стала его девушкой, Серый увидел загадочный блеск в глазах Тайны. Одновременно он почувствовал холодок, исходящий от подруги. Девушка стала часто пропадать у деда на Васильевском острове, она больше не позволяла себя по-дружески обнимать, отстранялась от поцелуев. Сначала Серый думал, что она кокетничает, но все оказалось гораздо хуже. Он решил пригласить Таню в кино. Узнав у ее матери адрес Олега Федоровича, Серый приехал на Кадетскую линию и увидел их вместе недалеко от дома Канарского: атлет с невозмутимым лицом независимо шагал уверенной походкой, а рядом, заглядывая ему в глаза, спешно семенила, чтобы не отстать, Тайна. По сияющему лицу подруги Серый понял – девушка влюблена, влюблена в этого самодовольного типа, которому, похоже, она безразлична. Если бы это помогло завоевать ее сердце, Серый давно бы начистил ему фасад, но Тайна упертая, она все равно будет сохнуть по Дворянкину, пока не поймет, что он ее не достоин. Еще и его будет презирать за то, что повредил внешность ее сокровищу, а Романа жалеть и утирать ему сопли. Как ни чесались у него руки, а марать их о Дворянкина Серый не стал.
Он одного не мог взять в толк – что делает этот сибарит со своим другом-очкариком на стройке? У них же на лбу университет нарисован! Ладно он, Серый, у него ни образования – даже в ПТУ не доучился, загремел за решетку, – ни опыта, и после колонии никуда на работу не принимают. А этим-то чего за компьютером не сидится в теплом офисе? Его нюх подсказывал, что тут дело нечисто, и Серый стал присматривать за этой мутной парочкой.
Сдать его ментам? Самому его завалить? Забрать брюлики? – вертелись у Серого в голове варианты действий, когда он узнал о гибели Гашенкера. Пораскинув мозгами, Серый решил, что с ментами связываться ему резона нет: Дворянкин выкрутится, а его самого могут привлечь, даром, что ли, за плечами колония. К тому же убить его – удовольствие сомнительное, за которое полагается срок, а срок он получить не хотел – и так хлебнул сполна, хватит.
Вернувшись из колонии, Серый намеревался завязать с прошлым. Он мечтал устроиться на работу, одновременно пойти учиться, пусть не в институт, а хотя бы в лицей или на курсы, чтобы получить специальность, потом потихонечку встать на ноги и жить как все нормальные люди. Это в детстве, насмотревшись кино, когда поешь блатные песни и неумело подражаешь бандитам, к месту и не к месту вставляя словечки из воровского жаргона, думаешь, что тюрьма – это круто и романтично, а быть уголовником – значит быть хозяином жизни. И лишь оказавшись за решеткой, понимаешь, что на самом деле тюрьма – это социальное дно, настолько глубокое, что выбраться из него очень тяжело. Даже выйдя на свободу, по-прежнему остаешься на дне. Прошлое тянется за тобой хвостом, на работу берут неохотно, люди шарахаются, интуитивно читая в глазах твою биографию. И ты как никогда понимаешь, что судимость – это печать не только на странице паспорта, но и на твоей жизни. А точнее, клеймо на ней, а то и крест.
Первые два месяца Серый мыкался в поисках работы. Висеть на шее у матери он не хотел, друзей, таких, к которым можно было бы обратиться за помощью, не оказалось. Да и гордым он был, чтобы у кого- то что-то просить. Деньги отчаянно таяли, маячила перспектива остаться без гроша в кармане. И вдруг он услышал возле ларьков, куда пытался устроиться на работу, что на стройку комплекса «Дворец Конгрессов» требуются монтажники. Да ну, отмахнулся Серый, кто же туда возьмет без опыта, да еще и с судимостью? На эту стройку берут всех! Скоро саммит, а объект к сдаче не готов. Там рабочих рук не хватает, заверил его бывалый работяга.
На стройку Серого приняли. Правда, не обошлось без колючего взгляда дамы из отдела кадров, но это мелочи. Ему выдали спецодежду – удобный комбинезон и резиновые сапоги, обещали неплохую зарплату и надбавку за сверхурочные. Сама работа была не из легких, но Серый привык. Все складывалось хорошо, но прошлое… прошлое не выбросишь и не забудешь, оно само напомнило о себе внезапным явлением знакомого по колонии.
– И тебе не хворать, – улыбнулся прокуренными зубами Ярик, протискиваясь в квартиру Серого, в которую его никто не приглашал.
Ярик – щуплый, вертлявый, похожий на ребенка. Его Серый завалил бы одной левой, но за Яриком стояла сила – его приятели. Оставалось только подивиться, как этому хилому, посредственному пареньку удавалось удерживать лидерство в компании – там, где в первую очередь ценились сила и ум.
Не разуваясь, Ярик прошел в комнату и уселся на диван, по-барски закинув ногу на ногу.
– Смотрю, ты не особо рад встрече, – выпустил он струйку сигаретного дыма. – Должок за тобой. Отдавать будем или как?
Про карточный долг, которым он умудрился себя повязать в первый же день пребывания в колонии, Серый помнил. Его следовало отдать, но отдавать было нечем.
– Я сейчас на мели. Я на стройку устроился, заработаю – отдам.
– Я не могу ждать, пока ты на своей стройке заработаешь, – испытующе посмотрел на него Ярик, выдерживая паузу. – Но у меня есть для тебя предложение.
Предложение Ярика состояло в том, чтобы угнать и перебить номера на автомобиле для одного важного клиента.
– Я в завязке, – попытался откреститься Серый и сам понимал, что это вряд ли удастся – раз Ярик к нему пришел, значит, вариантов у него немного: либо заплатить, либо отработать. – Ладно, – вздохнул Серый, говоря скорее самому себе, чем Ярику, – только это в последний раз.
И зачем нужно было соглашаться?! – позже не раз клял себя Завадский. Дать бы по башке этому недомерку и послать его в сад вместе с его надуманным долгом, а там – будь что будет. В любом случае можно было бы на время исчезнуть.
Но локти кусать было уже поздно. В тот день, когда Дворянкин должен был передать ему его долю, Серого арестовали. «Не умеешь воровать – не воруй» – эта истина стала ему уроком. Угнать автомобиль Завадскому удалось. Он, как и договаривались, перебил номера в «надежном месте» – подпольном гараже
