Мрачная игра. Исповедь Создателя

– Нет, – сказал он. – Дуся у меня все та же. Я, знаешь ли, сменил профессию.

– Как тебе это удалось?

– Помнишь Жору, что в Чикаго свалил?

– Ну?

– Списались, я съездил. Открыли совместную фирму, теперь фарцуем.

– Чем?

Он косо посмотрел на меня: об этом не спрашивают, не лезь не в свое дело, ты, ублюдок! Я подумал, неужели этот слизистый мешок был когда-то моим другом?

– Трусами, – наконец ответил он.

– Какими трусами?

– Трусами, чулками, насисьниками, шелковыми подписьниками – всего более четырехсот наименований… Ты лучше скажи, чего тебя на дачу потянуло? Мне Жанна сразу после тебя позвонила. Она, верно, совсем крызанулась, если олдовых бухарей не узнает. Кстати, давай задринчим, за встречу. У меня еще около часа времени.

Он жестом пригласил меня в другую комнату, и я увидел сервировочный столик на колесах, на котором возвышалась небольшая горная страна бутылочного стекла.

– Расскажи, – попросил я, – что там произошло?

– Ничего особенного. Я, между прочим, эту самую Марину не видел столько же, что и ты… Ключ она знала, где лежит. Приехали с каким-то мафиози, трахались до потери сознания при свечах, газ то ли сам потек, то ли забыли выключить, ну и – свеча горела на столе – все полыхнуло. Весьма кстати, между прочим. Я, знаешь ли, новый хауз хотел строить, а бунгало было как-то жалко ломать. Короче, расчистили место.

– Какой еще мафиози? – спросил я, чувствуя, что начинаю дрожать.

– Понятия не имею. Меня поначалу стали в полис таскать, но я им дал, и дело замяли. Я даже протокол из любопытства прочитал.

– Как они вообще опознали сгоревшее тело?

– Стоматологическая экспертиза. Еще какие-то специфические признаки. Она стали дальше копать, пока я не стопарнул. Не хватало еще, чтобы на моей даче произошло убийство.

– Значит, это совершенно точно была она?

– Да, к моему удивлению. Этим занимались квалифицированные специалисты.

Мы помолчали. Я заметил, что Хомяк наливает мне вино, а себе – апельсиновый сок.

– За рулем?

– Не в этом дело. Я закодирован на дозу. Более пятидесяти грамм – делаю уэлл. А ты все дринчишь?

– Умеренно.

– А там?

– Пил с Божьей помощью.

– Ну и хорошо.

Мы помолчали.

– Кто такая Ника? – спросил я.

– Путана. В деле она фигурировала.

– Как ее найти?

– Не знаю. И вообще… Все это темная история, и замешан в ней какой-то крутой пипл. Зачем тебе это? Аскалку нашу ты все равно не вернешь, а собственный пелвис зачем подставлять?

– Помнишь, – вдруг сказал я, – как я спускался в колодец, чтобы посмотреть на звезды, но ни черта не увидел, и чуть было не оборвалась веревка?

– Нет, – покачал головой Хомяк. – Хотя, детство, знаешь ли… А ты помнишь, как мы заслипили на чердаке, а паренсы искали нас весь день, даже в этом самом колодце?

– Помню, – сказал я, хотя ничего такого не было.

Ничего подобного в моем прошлом не было, но оно существовало в его прошлом. Ни слишком ли много сумасшедших на моем пути? Я вдруг почувствовал тошноту и страх. Почему Хомяк ведет себя, как ни в чем не бывало, будто бы и не было той давней истории? А что если она – инвариант реальности, а в его сознании мы старые друзья, которые встретились после вынужденной разлуки?

Но все это не имело ни малейшего значения, потому что уже была поставлена жирная точка над «i». Стоматологическая экспертиза. Квалифицированные специалисты.

Марина была мертва.

Мне захотелось встать и уйти (неизвестно куда и зачем), но Хомяк опередил меня.

– Извини, – проговорил он, – но мне сейчас надо в офис, меня ждет брокер с палеными ваучерами.

Смысл этой фразы был мне не вполне ясен. Я поставил недопитый бокал на стол и поднялся.

– Хочешь, подвезу до метро?

– Не стоит. Я уже видел твою машину на улице.

– Ну, как знаешь.

– Послушай, Хома, – сказал я уже в коридоре, одевшись. – Можно один вопрос напрямик?

– Валяй.

– Не ты ли это позвонил тогда по известному телефону и сдал меня в полис?

Его глаза сузились, сквозь прежнюю тошнотворную маску проступило циничное и жестокое, пожалуй, истинное лицо. Было видно, что он борется с желанием меня ударить. Я ожидал и хотел этого, чтобы через несколько минут сделать из него кусок мяса. Но он лишь усмехнулся, пожевал губами и спокойно ответил:

– Это глубоко не логичный вопрос, кореш. Если бы тебя сдал я, то сразу последовал бы за тобой, как подельник. Я не смог бы сделать этого ни при каких обстоятельствах, даже если бы у меня были мотивы.

– Мотивы, между прочим, у тебя были.

– Давай забудем об этом, а? Ведь столько уже лет прошло…

– Да? – сказал я. – А тебе никогда не приходило в голову, что роман о Раскольникове написал никто иной, как Свидригайлов?

– Нет, не приходило. Да и вообще – последние годы я читаю только детективы, фантастику… Голова слишком забита делами, извини.

Едва я протянул руку к двери, как замок, будто во власти телекинеза, открылся сам, и Авдотья вошла. Мне было любопытно, узнает она меня или нет.

На ней был клетчатый костюм в стиле деловая женщина. Она выглядела плохо: похудела настолько же, насколько поправился ее муж, словно бы он впитал ее мясо. Она узнала меня.

– Неужели? – и ее лицо скривилось в улыбке.

Я никогда особо не жаловал ее, хотя она, похоже, стремилась найти во мне друга.

– Уже уходишь?

– Надо.

Щелкнув каблуками, я припал к ее руке. Похоже, эту женщину грызла какая-то болезнь или простая хандра, усталость.

– Я позвоню, – сказала она. – Телефон все тот же?

– Не знаю, – сказал я и сгинул.

Выйдя на улицу и, как на прогоне, представив всю эту сцену, я, наконец, понял, чей голос напоминал мне этот мерзкий баритон Хомяка. Это никак не могло быть объяснено чьим-то безумием, кроме моего личного, и даже пресловутый сдвиг реальности казался тут совершенно ни при чем.

Это был мой собственный голос.

СУИЦИД КАК НУЛЕВОЕ РЕШЕНИЕ

То был конец пути, тупик, за которым пыльная трава, сор, одуванчики. На что я надеялся? На то, что погибла другая женщина, какая-нибудь новоиспеченная Ника, а моя, присвоив ее документы (и лицо!) отправилась, скажем, в теплые края – куда, зачем? Неужели я с самого начала не чувствовал, что ее нет в