загвоздка! Странно? Сейчас поймете.
Жил он раньше в поселке золотоискателей на реке Замбези, недалеко от границы с Замбией. Затерянный поселок, богом забытый. Домов двадцать. Глушь… Все жители — белые. Аборигены избегали этого места. Боялись из-за табу.
Когда Анвало впервые попал сюда, то очень удивился: все деревья и дома в поселке кособокие. Наклонены набок. Даже колоколенка церкви криво стоит.
Новички старожилов не слушали, пытались строить прямые, нормальные дома. Но раз в год возникал сильный ветер и месяц дул в одну сторону, и с таким постоянным нажимом, что доски в стенах и крышах постепенно, почти незаметно, смещало — и строения, если не разваливались, становились кособокими. У каждого дома — снаружи и изнутри — подпорка против этого загадочного явления. А так жить вполне можно. Ко всему привыкаешь.
Самое главное, ветер тот был не только бедствием, но и неизмеримым благом. Любопытно, что никогда ни в одной семье, кто бы ни жил в поселке, не рождались дети!
Откуда ж тогда они брались?
Все по-странному просто, их приносил… ветер. Да-да!
Как только он кончался, увлекая с собой клубы пыли и неосторожных кур, и в домах наконец открывались после месячного заточения окна, на улице оказывались невесть откуда появившиеся либо мальчуган, либо девочка.
Жители завороженно следили, к кому пойдет ребенок. А он вдруг уверенно сворачивал к какому- нибудь дому и словно ни в чем не бывало приветливо говорил: «Здравствуйте, папа и мама!»
Бывают же чудеса!
Такое, подчеркну, случалось раз в год, и ребенок всегда был только один — мальчик или девочка, от пяти до семи лет.
Вначале жители думали: может, ветер их из Замбии приносит? В таком случае, почему же они белые?..
Все в поселке были богачами, кроме старика Жозефа и его старухи Марии. Они ни детей не имели, ни счета в банке, ни машины. Жозеф был самым что ни на есть неудачником. С теми крупицами золота, которые он намывал, перебивался со своей женой, как говорится, с хлеба на квас.
Старики с завистью смотрели, как к соседям каждый год приходят то мальчик, то девочка — эдакие чистенькие, ухоженные, вежливые и умные.
«Кто же к нам пойдет?» — с грустью оглядывали они свое бедное жилище.
Но судьба, она, как ветер, переменчива. Ветер неожиданно задул с другой стороны и выпрямил дома… А на улице остался семилетний мальчишка.
Чумазый, босой, штаны в заплатках, ноги в цыпках, палец в носу, в волосах колючки. Стоит оглядывается, будто дом себе побогаче выбирает.
Все, кроме Жозефа, поскорей окна захлопнули — вдруг надумает к ним пожаловать! И свернул мальчишка к его лачуге.
— Здравствуйте, папа и мама! — звонко поздоровался он со стариками, не верящими своему счастью.
Так у них появился сын. Конечно же они вымыли, отчистили его, обрядили во все новое, купленное на последние крохи в местной лавке, а старую одежду, в которой он пришел, закинули на чердак.
В поселке была своя школа, где детей обучал начальным знаниям пожилой учитель — такой же неудачник, как и старик Жозеф. На свои деньги жители могли бы пригласить лучших преподавателей, что раньше и делали. А так как те быстро бросали свои занятия ради более прибыльного ремесла — промывки золота, то и пришлось ограничиться одним учителем, который оказался никудышным золотоискателем. Ребятишек, научившихся читать, писать и считать, затем отправляли в дорогие школы-интернаты Европы.
Мальчишка попался старикам бедовый. Он стрелял из рогатки, дрался с пай-мальчиками соседей, устраивал шумные взрывы — чего-чего, а динамитных шашек у каждого золотоискателя навалом.
Напрасно старики вразумляли его: возьмись за ум, веди себя прилично, хорошо учись, бери пример с других ребят! — он был неисправимым сорванцом. Такого озорника поискать — жизни не хватит. Отчаянный тип! Мэр поселка даже не на шутку задумывался над тем, чтобы построить тюрьму. Она, мол, как раз пригодится к тому времени, когда мальчишка вырастет. И мэр наверняка осуществил бы свое намерение, особенно после того как малолетний хулиган поставил ему ночью на подоконник кокосовый орех с нарисованной светящимися красками жуткой рожей и громко постучал в стекло!..
Старику Жозефу вскоре стало помаленьку везти, золотых крупинок в его лотке становилось больше, и он ретивее пилил мальчишку: «У тебя со временем все будет, раз мне везет. Ты уж постарайся быть хорошим…»
Мальчишка поскучнел, притих, начал вежливо улыбаться и даже не давал сдачи, когда его нечаянно забижали другие, что нередко случается в ребячьих играх. Отец с матерью не нарадовались на него, считая, что он взялся за ум.
За ум-то он взялся, но не с той стороны. Когда прошел год, и вновь задул тот странный ветер, и все сидели взаперти дома, старики вдруг хватились сына: куда-то пропал!.. Его нашли на чердаке. Он стоял в прежних обносках у оконца, за которым пылил вихрь.
Мальчишка грустно взглянул на них — они и слова не успели сказать! — отворил раму и спрыгнул в летящий мимо ветер. Только и всего.
Он бесследно исчез, а к соседям после затишья пришла вторая девочка в белом платьице с синим бантиком.
— … Эту историю и поведал мне Анвало в той харчевне, — продолжал Валерий. — Я, понятно, заявил ему: «Ври-ври, но знай меру, приятель!»
— Да хочешь знать, тот мальчишка — был я! — обиделся Анвало.
Мы молча смотрели друг на друга.
— Правду говорит, правду! — подал голос взмокший хозяин харчевни, вертя педали. — Я знаю — он мне уже говорил!
— А откуда тебе известно про девочку с бантиком, если тебя утром ветром унесло?
— Я недавно встречал в порту нашего прежнего мэра, — ответил Анвало. — Он мне и рассказал.
Ну, тут уж, сами понимаете, крыть было нечем. Тем более другие сведения, сообщенные им, рассеяли мои последние сомнения. Ветер забросил его в джунгли, удачно зацепив единственной лямкой от штанов за сук дерева. Анвало долго скитался, попал в приют при католической миссии — там были мастерские, как в нашем ПТУ, и он выучился на механика.
Назад, в поселок, его не тянуло, а от мэра потом он вскользь узнал, что его приемные родители умерли.
— Такая вот перелетная судьба, — закончил Ураганов. — Запало мне с тех пор в душу. Не захотел Анвало смириться. Каким пришел, таким и ушел…
— Нет, ты погоди, погоди, — хватал Валерия за простыню знакомец толстяк Федор, мы отдыхали после парилки в предбаннике. — А как твой Анвало в косой поселок попал? Ответь!
Толстяк был из тех людей, что смеются над анекдотом позже всех, причем очень громко, в уже наступившей тишине. Он злился потому, что не знал: смеяться ему тут надо или грустить?
— Спросил ты у него? — настаивал он.
— Что я, дурак? — обиделся Ураганов. — Откуда он сам-то знал?! Очнулся, как медведь после спячки, видит — стоит на какой-то улице, вокруг косые дома…
— При чем тут медведь? — взревел толстяк. — Да и тот, наверное, даже после спячки помнит, что с ним раньше было!
— А он не медведь, — отрезал Ураганов. — Не помнил. Ну не помнил он!
— Ты вот всегда все помнишь? — вступился за далекого Анвало другой наш знакомый — кучерявый детина Глеб.
— Ну, бывает… После премии иногда и не помню чего, — угрюмо кивнул толстяк Федор. — Но все, что до премии, помню!
И пошло, и поехало… Переругались!
