Когда они оказались на улице, Шнайдер сделал знак водителю одного из «шевроле». Водитель, молодой парень, с сонным видом стоявший в тени на другой стороне тротуара, одетый так же, как шериф и носящий такую же звезду, подошел поближе. Его тонкое лицо было бронзовым от загара, а маленькие черные глазки так и буравили Кэда.
— Рон, — сказал Шнайдер. — Я представляю тебе Кэда. Возможно, ты слышал о нем. Это блестящий фотограф… был когда-то. Он не хочет иметь неприятностей. Проводи его в отель. Он улетит завтра утром в одиннадцать. Побудь с ним до отъезда. — Потом обратился к Кэду. — Это Рон Митчелл. Он ненавидит черномазых и тех, кто любит их, а еще он не переваривает агитаторов и пьянчужек. Не сердите его. Он не любит, когда ему действуют на нервы.
Митчелл сел в машину, и высунув голову, недовольно посмотрел на Шнайдера.
— Если ты думаешь, что я до утра буду караулить этого вонючего пьяницу, то тебе лучше показаться врачу, Джон.
— Ты должен оставаться с ним, Рон. Запри его в номере, если хочешь. Лично мне совершенно наплевать на все это, лишь бы он вел себя спокойно.
Митчелл, ворча, открыл дверцу с правой стороны и бросил Кэду:
— Садитесь. Если ищете приключений, рассчитывайте на меня.
Кэд сел в «шевроле» и положил саквояж на колени. Митчелл нажал на акселератор, и машина рванулась по направлению к пустынной автостраде, по которой и помчалась со скоростью не меньше ста миль в час. На автостраде не было никакого движения. Только через десять миль пути им встретилась одна машина, да и то полицейская. Всю дорогу Митчелл бормотал проклятия. Въезжая в город, он снизил скорость.
Главная улица была пуста, магазины закрыты. Когда они проезжали перекресток, Кэд увидел группу крепких парней, молча стоящих на углу улицы. Все они были вооружены дубинками и револьверами.
Митчелл свернул на боковую улицу и остановил машину перед отелем «Централь», современным зданием в десять этажей с небольшим сквериком и фонтаном перед входом. В каждой комнате был балкон, выходящий на улицу. Швейцар дружески кивнул Митчеллу и с любопытством уставился на Кэда.
Они прошли через вращающуюся дверь и направились к дежурному администратору. Тот протянул Кэду карточку и ручку. Кэд с трудом смог заполнить карточку — так дрожала рука.
— Комната четыреста пятьдесят восемь, — сказал служащий, вручая ему ключ.
Митчелл сам взял ключ, отодвинул носильщика и направился к лифту. Кэд последовал за ним. На четвертом этаже оба прошли в приготовленный номер. Митчелл открыл дверь и первым вошел в просторную, хорошо меблированную комнату. Он распахнул балкон и, выйдя на него, убедился, что Кэд не сможет уйти этим путем — слишком высоко. После этого он вернулся в комнату.
Кэд бросил свои вещи на кровать. У него болели ноги, во всем теле была страшная слабость. Ему хотелось сесть, но он не решался сделать это, пока в номере находился Митчелл.
— Я вас оставляю пока, — сказал тот. — И не пытайтесь выбраться из этого гнездышка до самого отъезда. Я буду недалеко. Если вам что-нибудь понадобилось, говорите сейчас, потому что я вас запру.
Кэд колебался. Он ничего не ел со вчерашнего вечера, но это не было главным. Ел он очень мало.
— Бутылку скотча со льдом, — сказал он.
— У вас есть, чем заплатить?
— Да.
Митчелл вышел, хлопнув дверью. Кэд услышал, как ключ повернулся в замке. Фотограф снял пиджак и упал в мягкое кресло. Руки его дрожали.
Через несколько минут посыльный, сопровождаемый Митчеллом, принес ему бутылку скотча и ведерко со льдом. Кэд расплатился, не поднимая глаз. После этого Митчелл с посыльным вышли в коридор, и Кэд услышал, что его снова заперли. Оставшись один, он налил себе стакан скотча, сделал большой глоток снял, телефонную трубку и попросил соединить его с Нью-Йорком.
— Не вешайте трубку, — попросила телефонистка.
Кэд стал ждать и сквозь писк и шорох в трубке услышал, как она с кем-то разговаривает, но слов было не разобрать. Через несколько минут раздался очень официальный голос телефонистки:
— Разговоры с Нью-Йорком сегодня запрещены.
Кэд повесил трубку и несколько минут сидел, тупо уставясь на ковер, потом протянул руку и налил еще один стакан скотча.
— Мистер Кэд! Прошу вас, мистер Кэд, проснитесь!
Кэд застонал. Не открывая глаз, он почувствовал, как зверски болит голова. Сколько времени он спал? Солнце по-прежнему было ослепительным.
— Мистер Кэд, ну, прошу вас!
Кэд с трудом открыл глаза и увидел комнату как бы в тумане. Фотограф приложил руку к глазам. Перед ним стоял незнакомый человек:
— Мистер Кэд, у нас мало времени!
Кэд помедлил несколько секунд, прежде чем еще раз посмотреть на того, кто это говорил. Боже, да это негр!
— Мистер Кэд, манифестация начнется через полчаса. Как вы себя чувствуете?
Негр был очень молод. На нем была белая рубашка и аккуратно выглаженные черные брюки.
— Что вы тут делаете? — хрипло спросил Кэд. — Как вы сюда попали?
— Я не хотел вас напугать, мистер Кэд. Меня зовут Сонни Смелл. Я секретарь комитета по гражданским правам.
Кэд окинул взглядом его худощавую фигуру и почувствовал, что бледнеет.
— В отеле работает моя подружка, — продолжал Сонни, понизив голос. — Это она меня предупредила. Она сказала, что вы пытались позвонить в свою газету, и что вас заперли в номере. Я сразу же пришел. Она дала мне второй ключ. Мы можем спуститься на служебном лифте. За нами никто не наблюдает.
Кэда охватила тихая паника. Не в состоянии ни думать, ни говорить, он только тупо смотрел на Смелла.
— Нужно действовать быстро, мистер Кэд. Вот ваш аппарат. Пока вы спали, я его зарядил. — Он вложил фотоаппарат в дрожащие руки Кэда. — Вам помочь?
Кэд глубоко вздохнул. Прикосновение к холодному корпусу аппарата вывело его из столбняка.
— Убирайтесь отсюда! — закричал он. — Оставьте меня в покое!
— Вы плохо себя чувствуете, мистер Кэд? — испугался Сонни.
— Убирайтесь отсюда, вам говорят! — повторил Кэд.
— Но… Я ничего не понимаю. Ведь вы приехали сюда, чтобы помочь нам, не так ли? Сегодня утром мы получили телеграмму о вашем приезде. Что же случилось, мистер Кэд? Ведь мы вас ждем. Манифестация начнется в три часа.
Кэд встал и решительно указал негру на дверь:
— Мне плевать на вашу манифестацию. Уходите!
Смелл весь подобрался. Пытаясь убедить Кэда, он заговорил:
— Подумайте как следует, мистер Кэд, прошу вас. Вы очень известный фотограф. Я и мои друзья знаем вас уже много лет. Мы собираем снимки, которые вы сделали в Венгрии, России, Индии, во время пожара в Гонконге. У вас есть кое-что, чего нет у других фотографов: огромный талант и любовь к людям. Мы начинаем манифестацию в три часа и знаем, что нас ждут с дубинками, револьверами и слезоточивым газом. Мы это знаем, но не собираемся останавливаться. Сегодня вечером многие из нас окажутся в госпитале, а кого-то, возможно, и убьют, но мы сделаем это, потому что хотим жить в этом городе, как люди. Понимаете, как люди! Очень многие боятся, но когда мы узнали, что вы здесь и будете фотографировать всю эту бойню, нам стало не так страшно. Теперь мы верим, — что бы ни случилось сегодня, об этом узнает весь мир, и нас поймут. Мы хотим, чтобы все люди на свете узнали, что мы не хотели крови и что у нас не было другого выхода. И вы можете нам помочь, мистер Кэд. Можете. Вы боитесь? Конечно. Я тоже. И все мы боимся. Но я не верю, что такой человек, как вы, может отказаться пойти с нами сегодня.
