— Слушай, — тихо сказал он, пальцем приподняв ее лицо за подбородок и дождавшись, что она наконец на него взглянула. — Не существует ничего, что может изменить мое к тебе отношение. Потому что это не ты. Раньше это была не ты. Ты — женщина, которую я узнал. Женщина, которую я люблю.
Кэти жадно слушала, желая верить, чувствуя, что Алекс говорит правду. Что-то внутри нее подалось. И все же…
— Но…
— Никаких «но», — возразил он. — Потому что нет никаких «но». Ты смотришь на себя как на женщину, которая не могла убежать. Я вижу смелую женщину, которая спаслась. Ты считаешь, что должна мучиться стыдом и виной, потому что допустила подобное, а я вижу добрую, красивую женщину, которая должна гордиться, остановив зло раз и навсегда. Немногие женщины находят в себе мужество сделать то, что сделала ты. Вот что я вижу и всегда видел, глядя на тебя.
Она улыбнулась:
— Похоже, тебе нужны очки.
— Знаешь, не суди по моей седине — глаза меня еще не подводят. — Алекс медленно наклонился к ней, внимательно наблюдая за реакцией, и, увидев, что Кэти не против, наклонился и поцеловал ее, нежно и коротко. Ласково. — Мне очень жаль, что тебе пришлось столько вынести.
— Я до сих пор это несу.
— Думаешь, он тебя ищет?
— Я не думаю, я знаю. Ищет и никогда не остановится. — Кэти помолчала. — У него не все в порядке… Он… тронутый.
Алекс подумал:
— Это, конечно, не мое дело, но ты никогда не обращалась в полицию?
Кэти чуть сникла.
— Отчего же, — ответила она. — Позвонила однажды.
— И они ничего не сделали?
— Они приехали к нам домой, поговорили со мной и убедили не выдвигать обвинений.
— Ерунда какая-то, — недоверчиво сказал Алекс.
— А мне все предельно ясно, — пожала плечами Кэти. — Кевин предупреждал, что полиция мне не поможет.
— Откуда он мог знать?
Кэти вздохнула, собираясь с силами открыть всю правду до конца.
— Потому что он сам полицейский, — произнесла она, подняв глаза на Алекса. — Следователь Бостонского управления. И называл он меня не Кэти. — В ее глазах читалось отчаяние. — Он называл меня Эрин.
20
В День памяти за сотни миль к северу от Саутпорта Кевин Тьерни стоял на заднем дворе дома в Дорчестере в шортах и гавайке, которую купил на Оаху, где они с Эрин провели медовый месяц.
— Эрин в Манчестере, — сказал он.
Капитан Билл Робинсон переворачивал на гриле бургеры.
— Опять?
— Я же говорил, у ее подруги рак. Эрин считает своим долгом быть рядом.
— Да, рак — та еще зараза… — сказал Билл. — Как Эрин держится?
— Нормально. Хотя, по-моему, устала. Тяжело мотаться отсюда в Манчестер и обратно.
— Могу себе представить, — согласился Билл. — Эмили тоже пришлось несладко, когда у ее сестры нашли волчанку. Зимой они провели два месяца в Берлингтоне, взаперти в крошечной квартире. Они там обе опсихели. Под-конец сеструха выставила за дверь чемоданы Эм, сказав, что как-нибудь проживет одна. И я ее не виню.
Кевин отпил пива и заученно улыбнулся шутке. Эмили была женой Билла вот уже тридцать лет, и Билл любил повторять, что это шесть лучших лет его жизни. Все в отделении знали эту остроту, слышали ее раз пятьдесят за последние восемь лет и почти все присутствовали сегодня на барбекю. В День памяти Билл традиционно приглашал отдел к себе, и практически все, кто не был на дежурстве, приходили. Не только из подхалимажа, но и потому, что брат Билла торговал пивом и щедро снабжал им барбекю. Жены, мужья, подружки, бойфренды, дети собирались компаниями, одни в кухне, другие в патио. Четверо детективов играли в подковки — песок взлетал вокруг колышков.
— В следующий раз, когда она приедет, — добавил Билл, — приводи ее на ужин. Эм все о ней спрашивает. Если, конечно, вы не приметесь нагонять упущенное, — подмигнул он.
Кевин задался вопросом, искренне ли Билл их приглашает. В неформальной обстановке капитан любил прикинуться свойским парнем, будучи на самом деле жестким, хитрым и властным, скорее политиком, чем ищейкой.
— Я ей передам.
— Когда она уехала?
— Сегодня утром. Она уже в Манчестере.
Бургеры шипели на гриле. Капли сока падали в огонь, и языки пламени разлетались в стороны.
Билл прижал к решетке мясную лепешку, выдавливая сок. «Он же ничего не смыслит в готовке, — подумал Кевин. — Без сока мясо будет как камень — сухое, жесткое и без запаха. Несъедобное».
— Помнишь дело Эшли Хендерсон? — спросил Билл, меняя тему. — По-моему, наконец-то можно предъявлять обвинение. Хорошо поработал, молодец.
— Давно можно было, — удивился Кевин. — Я думаю, мы собрали достаточно улик.
— Я тоже, но я не окружной прокурор. — Билл прижал вторую лепешку. — Я хотел поговорить с тобой о Терри.
Терри Кентон, напарник Кевина уже три года, слег в декабре с инфарктом, и все это время Кевин работал один.
— А что с Терри?
— Он не собирается возвращаться. Я был у него сегодня. Врачи рекомендовали ему уйти с работы, и он сразу согласился. Говорит, и так двадцать лет в полиции отпахал, пенсия в любом случае обеспечена.
— Так. И?
Билл пожал плечами:
— Мы дадим тебе нового напарника, но не сейчас. Город заморозил нам бюджет. Попробуем дать после утверждения нового бюджета.
— Попробуете или дадите?
— Да будет у тебя напарник, будет. Но не раньше июля. Уж извини, придется тебе работать за двоих, но тут я ничем не могу помочь. Обещаю поменьше тебя нагружать.
— Спасибо за заботу.
Чьи-то перемазанные дети пробежали через двор. Из дома с мисками чипсов вышли две женщины, занятые оживленным разговором. Сплетничают, наверное. Кевин органически не переносил сплетни.
Билл указал лопаткой на перила:
— Слушай, подай мне вон ту тарелку. Мясо, по-моему, готово.
Кевин взял блюдо, то самое, на котором к грилю принесли сырые мясные лепешки. На нем еще виднелись неаппетитные потеки и частицы сырого мяса. Отвратительно. Эрин достала бы чистую тарелку, без следов сырых бургеров и жира.
Кевин поставил блюдо возле гриля.
— Хочу еще пива, — показал он свою бутылку. — Вам принести?
Билл покачал головой и испортил еще один бургер.
