При этом каждый из этих городов–государств гордился своей собственной историей, подчеркивал, что восходит она к глубокой древности. У каждого были свои мифы и герои, своя космогония, а нередко и свои боги, почитавшиеся в пределах лишь одного полиса.
Все это сохранилось и в христианстве: католичество немыслимо без Рима и полностью ориентировано на «Вечный город».
Православие живет не только не имея единого центра, но и не испытывая в нем потребности. Множество поместных церквей существуют абсолютно независимо одна от другой; от каждой из них с течением времени как бы отпочковываются новые церкви, которые обретают полную независимость, иногда даже вопреки желанию церкви–матери или без ее ведома.
История распространения православия по всему миру живо напоминает греческую колонизацию VIII?VI веков до н. э. Греческая колония где?нибудь в Северном Причерноморье или на средиземноморском побережье современной Франции очень быстро обретала полную независимость от города, жители которого стали ее основателями и составили костяк ее населения. При этом она продолжала жить по законам этого города, сохраняя все особенности его государственного устройства, религиозной жизни, все его обычаи и традиции — на новом месте как бы заново рождался полис–двойник, город–дублер, ничем, кроме своего расположения, не отличающийся от метрополии. Именно такой была история поместных церквей России, Болгарии, Румынии, США и Канады и других.
Совсем другими путями распространяется католичество. Этот процесс весьма похож на историю Древнего Рима, где провинция всегда оставалась зависимой от центра и вообще существовала только в силу своей связи с Римом.
Римский мир с легкостью усваивает новое и, в сущности, живет именно этим. Трудно найти более римского поэта, чем Гораций, но вместе с тем вся его поэзия пропитана греческой культурой, техникой стиха, в целом эллинским началом. Все это делает его не столько специально римлянином, сколько человеком, принадлежащим всему «космосу» античной культуры.
Греческий мир, подаривший человечеству величайших мыслителей, скульпторов и поэтов, наоборот, упорно и даже ожесточенно защищается от всего негреческого. Именно поэтому возможен восточный (византийский, а равно и любой другой, например, армянский) обряд в католичестве и в то же время «православие западного обряда» — это абсурд.
Католическая церковь именно благодаря тому, что она усвоила культуру Древнего Рима, будет всегда открыта для внешних влияний. Почитая святых православного Востока, например, Серафима Саровского, изучая и усваивая молитвенный опыт Афона и нашего «Странника» с его откровенными рассказами, католический Запад оказывается верным тому римскому пути, на который он ступил почти две тысячи лет тому назад. Именно такое отношение к духовным сокровищам других народов было типично для Рима со времен Ливия Андроника, который перевел на латинский язык гомеровскую «Одиссею» в середине III века до н. э. (кстати говоря, именно с этого события начинается история римской литературы).
Что же касается православия, то оно, идя путем греческой культуры, до сих пор остается закрытым каким бы то ни было внешним влияниям. Константинополь мыслится как новый Рим, а Византия — как римская империя, воссозданная на Востоке. Греки на Кавказе и сейчас называют себя по–турецки «урум», т. е. римлянами.
Константинополь, а вернее? Средневековая Греция в целом приняла римскую политическую систему, однако при этом греческая культура осталась никак не затронутой романизацией, которая имела место исключительно в сфере политики. Греческий мир не смог или, быть может, оказался не в силах ни отказаться от своего полицентризма, ни усвоить открытость римского сознания. И в результате еще больше стал замыкаться внутри самого себя, отвергая как Запад, так и Восток.
Для римской цивилизации характерно развитие, движение вперед; для греческой — возвращение к идеалам древности. Гомер, живший много раньше, чем кто?либо другой из греческих авторов, в сознании греков навсегда остается поэтом, уровня которого теперь достичь уже невозможно никому. Во II веке Плутарху было ясно, что все великое осталось в прошлом. Задачу свою и своих современников он видел только в том, чтобы собирать, коллекционировать, систематизировать и описывать факты истории былого. Максимум, которого, по мнению Плутарха, может достигнуть человек его эпохи, заключается в том, что он будет хотя бы немного походить на героев древности. А в Х веке ту же позицию занимал патриарх Фотий с его «Библиотекой».
Что получается в результате?
Западный мир сегодня продолжает развиваться и порождает все новые формы культуры, а греческий живет почти исключительно далеким прошлым своей истории и памятью о том, что было в те времена, когда Эллада рождала героев. Сегодня Греция превратилась в своего рода огромный музей под открытым небом. В диаспоре поселения греков давно стали замкнутыми и изолированными от любого внешнего влияния анклавами, где уже не развиваются ни язык, ни культура. В лучшем случае они здесь консервируются, на деле — забываются и приходят в упадок.
Нечто подобное происходит и с православием, для которого «золотой век» — тоже в далеком прошлом.
Если мы, христиане, не хотим повторить путь греческого этноса, то нам необходимо вспомнить, что главное в православии — это все же не его греческая форма, а арамейская сердцевина. Арамейская — разумеется, не сколько в историко–культурном понимании, столько в смысле реального ощущения атмосферы той Пятидесятницы, что была пережита рыбаками из Галилеи, как это описывается в «Деяниях апостолов». Сегодня особенно актуально звучит призыв Христов: «Пойдите, возвестите братьям Моим, чтобы они шли в Галилею, и там они увидят Меня».
Главное в христианстве — евангельская проповедь, таинство евхаристии, жизнь и развитие церковного организма — никак не связано ни с греческой, ни с римской культурной историей. Не связано с античной культурой и наследие первых поколений христиан, доникейское богослужение и тот религиозный опыт, который в какой?то степени сохраняют сирийцы, арабы, копты, эфиопы, эритрейцы и другие. Сохраняют не в последнюю очередь благодаря тому, что их культура, язык и сама жизнь много ближе к той, которую вели апостолы и люди их окружения, чем у нас, европейцев, вне зависимости от того, кто мы — греки или римляне.
Можно, конечно, сказать, что многие из них — еретики, монофизиты, несториане и прочая, но здесь
