Голливудом назидательностью Горького и Макаренко в век реалити-шоу и поколения индиго так же бесперспективно, как атаковать масайскими копьями американский авианосец.
Прежде всего, ничего не поняли в библиотеках Риги местные латыши-библиотекари. С тех пор как Латвия приобрела независимость, русская литература местными латышскими обывателями считается оккупационной. А Пушкин, Лермонтов и Толстой – что-то вроде оккупантов-лайт. Даже в телепрограммке перед показом «Семнадцати мгновений весны» пояснили: «Художественный фильм о том, как русские разведчики мешали работе гестапо». В общем, когда дети поголовно в библиотеках стали спрашивать «Фрегат «Палладу»», местные библиотекари-аборигены смотрели на русских тинейджеров глазами лошади Мюнхгаузена, когда тот летел на ядре. Детектив? Бестселлер? Или суперпопулярная книга о каких-то новых, суперских диетах?
Через неделю в назначенное время в конференц-зале газеты, в которой я поместил объявление, собралось немало молодых людей. Точнее, плотность молодых людей была как в баре крутого боулинг- центра. Те, кто помладше, пришли со своими мамами. Видимо, мамам хотелось убедиться, что в этом странном мероприятии не таится для их детей никакой опасности. Все-таки в Латвии развита педофилия. Вдруг это какой-то своеобразный ход для заманивания детей в секту под названием «Фрегат «Паллада»? Это же нереально, чтобы кто-то платил деньги за то, что их дети что-то прочитали. Вполне возможно, именем Задорнова просто прикрылись какие-то сектанты.
Из школы, где я учился, редакция газеты пригласила учительницу литературы помочь провести экзамен. К сожалению, западная компьютерная логика одолела в Латвии даже молодых русских учителей. Хорошенькая, в веснушках, с рыжими, как костер в ночи на Ивана Купала, волосами, она задавала вопросы, совершенно не соответствующие ее славянской внешности, как будто это была не родная литература, а западный справочник по морскому делу: как звали боцмана корабля, сколько дней длилось путешествие из Петербурга в Кейптаун? Полуматематика-полулитература. Дети волновались, отвечали сбивчиво, краснели. Вроде как их хотели уличить в жульничестве, в обмане за двадцать долларов. Естественно, всех имен и цифр не помнили. Им даже в голову не приходило запоминать, на ком женат капитан корабля или как звали женщину, которой писал письма Гончаров? Еще бы спросила, был ли кто-то из моряков трансвеститом?
Я не выдержал и у девочки, которая показалась мне младше остальных, спросил, где бы она хотела побывать из тех мест, о которых прочитала?
– Ой, я бы хотела съездить в Кейптаун!
– А я в Сингапур, – перебил ее сидящий рядом голубоглазый пацан.
Интересно, что первой начала спорить совсем малышня. Кто-то стал доказывать, что на Суматре жизнь диковиннее, чем в Нагасаки, и он заставит своих родителей его туда свозить вместо Парижа. Один из мальчиков признался, что ему особенно запомнилось описание Гончаровым заката, когда фрегат стоял на рейде. Он никогда не думал, что можно так красиво приставлять слова друг к другу, как в пазле – чтобы получилась картинка.
Как правило, старшее поколение всегда критикует молодое за безнравственность и недообразование. Правда, потом из этого недообразования вырастают Пушкины, Толстые, Королевы и Гагарины... Сегодняшнее поколение особенно отличается от нашего тем, что оно... – способнее! Выражаясь современным языком, у них в голове модемная плата шире и процессор срабатывает быстрее... Вот только диски пустоваты! А маячки их интересов – человеки-пауки, бэтмены, черепашки-ниндзя... Учителя, и те растерялись. Не знают: что и как им преподавать. В этот день удивилась даже огненноволосая учительница литературы: «Надо же! Оказывается, в глубине души наши дети остались нашими в почти уже не нашей стране!» Казалось, от восторга ее прическа запылала еще ярче.
За одного из мальчиков двадцать долларов взяла мама.
– Это ему на учебники! – уточнила она с интонацией масайского вождя.
Другая мама попросила меня подписать купюру. Объяснила, что они и так хорошо живут. Эта мелочь без автографа для них не имеет смысла. Правда, не без гордости призналась, что сынишка читал Гончарова взахлеб. Они с папой раньше не могли заставить его читать даже букварь. Вот только плохо, что теперь он бредит желанием побывать в Шанхае, в Петербурге и отказывается ехать с ними летом на Красное море. Зато теперь они знают, как надо его заставлять читать книги. Ему просто надо за чтение платить! Да будь моя воля, я бы сегодня за чтение книг платил в России всем. Более того, я бы платил за учебу так, чтобы все молодые люди захотели учиться. Вообще, учитывая, сколько у нас в стране полезных ископаемых и какова их стоимость на мировом рынке, я бы платил в России каждому родившемуся в ней. Такой бонус «за отвагу». Появился на свет – распишись в получении пятидесяти тысяч долларов. За второго ребенка – сто тысяч маме и столько же папе. За мужество! Через пятьдесят лет мы бы наводнили своими рабочими Китай!
Но больше всего мне запомнился на этой встрече парень лет двадцати. Пока шла беседа, он стоял в углу комнаты и молча за всем наблюдал. Нахмурившись, исподлобья. Когда я подошел к нему и протянул купюру в десять латов, он отказался и довольно жестко ответил:
– Я не возьму. Мне есть на что жить. Я тоже читал не для денег. Только не подумайте, я никого здесь не осуждаю. Но лично для меня унизительно брать деньги за то, что я прочитал интересную книжку.
Когда пришло время расходиться, случилось то, чего даже я не ожидал. Дети стали просить меня расписаться на розданных им купюрах. Оказалось, чуть ли не все читали «Фрегат «Палладу» не столько из- за денег, сколько из-за той необычайной игры, которая затеялась. Бесовское реалити-шоу со знаком плюс! Я уточнил, что купюра с моим автографом после моей смерти подорожает в два раза. Кто-то из детей пошутил весьма не по-детски:
– К сожалению, долго придется ждать!
Я сделал вид, что его шутка мне понравилась.
Почему я вспомнил эту историю с «Фрегатом «Палладой», покидая Африку? Потому что со мной в путешествии были моя дочь и ее мама. Отец, уходя из жизни – дочери тогда было всего годика два, – перекрестил ее, благословляя. Потом – говорить ему уже было трудно – посмотрел на меня внимательно, и я понял этот взгляд: «Не забудь ей прочитать то, что мы читали с тобой в детстве. Это ей когда-нибудь пригодится».
Последние годы мы с отцом много ссорились. Я не принимал его взглядов, потому что верил в наших демократов и в капитализм с человеческим лицом. Однажды он сказал мне: «Будешь воспитывать своих детей, тогда и поумнеешь!»
Мудрецы, живущие высоко в Тибетских горах, считают, что это дети выбирают себе родителей, а не родители выбирают их. Детские души оттуда, сверху, как с некой смотровой космической площадки, наблюдают за нами, и потом одна из них говорит: «Пойду-ка я вот к этим. Симпатичные, но очень глупые. Только воспитывая меня, они наконец-то поумнеют!»
Я думаю, что, воспитывая меня, мой отец многое в жизни понял. Теперь пришла очередь умнеть мне. После его ухода я стал его послушным сыном. Мне тоже удалось для дочери собрать неплохую библиотеку. Когда она была маленькой, из этой библиотеки я читал ей вслух Гоголя, Конан Дойля, стихи Маяковского, Есенина... И, конечно же, Пушкина! Еще мы много с ней путешествовали. И не только по книгам. Для современных детей Вена, Париж, Израиль – как некая обязательная программа для фигуристов. Зато в произвольной программе мы побывали во Владивостоке, в Хабаровске, проехали на машине по Уссурийскому краю, были на Урале... В Магнитогорске я попросил показать нам самый большой в мире Магнитогорский металлургический комбинат, а в Челябинске – один из самых современных трубопрокатных цехов. Казалось бы, зачем девочке все это? Да чтобы слышать в жизни не три ноты, а семь! Чтобы перед ней когда-нибудь, пускай даже когда меня уже не будет, открылся многополярный мир ощущений, а не двухполярных удовольствий. А значит, чтобы в ее жизни тоже случилось как можно больше счастливых моментов!
Когда мы путешествовали по Африке, она уже была в таком же подростковом возрасте, что и те косули, и поросята, на которых охотились гепарды. Излишних восторгов в путешествии не выражала. С тех пор как стала носить гордое звание «тинейджера», никогда в присутствии родителей не снимала кислое, как осень в Латвии, выражение лица. Оно прилипло к ней, как маска Панталоне к туристу на Венецианском фестивале. Я не сержусь на нее за это. Понимаю, что, по понятиям ее возраста, это не круто – восторгаться тем, что нравится шнуркам-родителям. Им надо сопротивляться, с ними надо бороться, как с элементами, чуть менее вредными, чем учителя. Поэтому в Африке даже жирафами она любовалась исподтишка, чтобы мы с мамой ни в коем случае не заметили ее детского восторга. Сделала вид, что не впечатлил ее и Килиманджаро. Но
