– Кате домой надо было.
– Так не плачь. Еще придут.
– А вдруг не придут.
– Куда ж они денутся?
– Им не понравилось со мной играть. Особенно Кате. Даже, несмотря на кукол, ушла.
– Эх, милая моя, если бы всех можно было игрушками приманить. Надо самой уметь людям нравиться.
– А как же мне ей понравиться? – хлюпала носом Зоя.
– Как-как? Кабы все знали, как понравиться, и горя б не было. Не знаю, чем люди друг дружке нравятся. У каждого свое. А ты не плачь. Пойдем чайку попьем, может, и папка придет. Пойдем, моя хорошая. Не стоит из-за этого...
Полина обняла свою воспитанницу, они сели на кухне, и время незаметно пролетело за разговорами. Владимир Михайлович так и не пришел. Пора было спать. И только тут Зоя с няней вспомнили, что уроки на завтра так и не сделаны, но было уже поздно, темно и хотелось спать. А задания выучить можно и утром, надо только пораньше проснуться.
Зоя умылась, легла, обняла подушку, зарылась под одеяло.
– Может, почитать тебе? Давно я тебе на сон сказки не читала.
– Почитай, пожалуйста.
Няня села рядышком, раскрыла книгу и тихим, ровным голосом стала читать. И читала, читала, а Зоя слушала, слушала. И было так спокойно и хорошо. Перед глазами проносились леса, реки, холмы, замки, волшебные сады, королевны и королевичи, и наступил сон.
Сон № 3
Мама вошла по-будничному, так, как всегда заходила в ее комнату перед сном сказать спокойной ночи, поговорить или почитать. В простом домашнем платье, в тапочках. Присела у кровати. Таким реальным все это казалось, будто и не было прошедших лет, войны, мама не умирала и Зоя не видела страшных снов. И дочка, маленькая девочка, взяв маму за руку, тихо разговаривает с ней. Спокойно так, легко. А на улице поздний вечер, и фонари светят размытым желтым в окно. Падает снег.
– Как ты, доченька?
– Хорошо, мама.
– Как учеба?
– Хорошо, почти все пятерки.
– А какие девочки? Есть у тебя подруги?
– Девочки у нас все хорошие. Подруга у меня Лена, и Варя немного со мной дружит, мы сидим вместе. А больше всего я хочу дружить с Катей, она такая замечательная. Но у меня никак не получается. Она не хочет, кажется. Вот, думала, ей куклы мои понравятся.
– И пусть, пусть. И не надо, Зоя. Катя нехорошая девочка. Не надо с ней дружить. – Вдруг мать поднялась и стала ходить по комнате, вытянув вперед руки и шаря ими в пространстве будто слепая, и повторяла, что Катя нехорошая, потом остановилась у кровати дочери и, вперив в нее невидящие глаза, понесла какую-то бессмыслицу.
– Две женщины будут... Горе будет... Из-за сердца большая беда... Горе будет... Две женщины придут... Скоро уже, скоро... Зоя, берегись, дочка. – И уже тянула руки, трясла девочку за плечи, горели безумные глаза. – Зоя, слушай меня. – Девочка пыталась вырваться, отодрать от себя цепкие пальцы. Ком в горле не давал крикнуть, позвать на помощь. Нужно открыть глаза, это сон, всего лишь сон. Только открыть глаза. Она сделала над собой усилие. Няня тихонько трепала ее за плечо:
– Зоя, послушай, ну вставай же, проспишь школу.
Зоя умывала лицо ледяной водой. Холодная струя прозрачным столбиком лилась из крана, разбиваясь о стенки раковины. Прохлада воды приводила в чувство, неприятный осадок сна стекал вместе с ней в слив и уплывал по трубам в неизвестном направлении. Начинался новый день.
Никто не знает, почему один ребенок хочет дружить с другим. Наверное, так же, как и взрослые, дети ищут в общении со сверстниками или общие интересы, или то, чего нет в них самих. Зоя была мягким, податливым и открытым человечком. Она не считала себя какой-то особенной, чем-то выдающейся. На самом деле это было не так, но, как известно, если ты сам в себе никаких достоинств не видишь, то и другим это заметить сложно.
Зоя любила папу, Полину и своих кукол. Любила маму и хранила о ней память. Видела странные сны. Овладевала кукольным ремеслом. Но все это казалось ей обычным. Что такого, что в дневнике у нее одни хорошие оценки, и куклы такие, каких больше ни у кого нет, и сны. Очки с толстыми стеклами, под которыми блеклого цвета глаза смотрятся особенно по-рыбьи, рыхлая фигура, короткие круглые ногти, редкие бесцветные волосы – это было для нее важным, и она оценивала себя, рассматривая иногда в зеркале – так, ничего особенного. Вот Катя – это другое дело. Вот у Кати глаза, и волосы, и фигура! И пальцы длинные, ногти красивые. Не то что у нее – обгрызенные кругляши. Раньше она не задумывалась о своей внешности. Жила себе и жила. Не до внешности было. Да и возраст другой. А сейчас... Да сравнить хоть с той же Варей. Ей, конечно, до Кати далеко. Но все равно, у нее нет прыщиков на лбу, как у Зои. Вот такие мысли стали появляться у девочки, которая незаметно для себя выросла за эти годы. А пятерки, ну что пятерки. Ей приходится сидеть, корпеть над книжками, а Катя все на лету схватывает, ей зубрежка не нужна. Да та же Варя – спишет на перемене, а на уроке уже отвечает так бойко, будто весь вечер, как Зоя, сидела, уткнувшись в книжку.
В Кате чувствовалась воля, стержень. Было в ней много высокомерия – общаться с одноклассницами и обсуждать с ними их дурацкие девчачьи проблемы – это не для нее. Она уже со всей серьезностью думала о взрослой жизни. Что будет делать после школы, за кого нужно выходить замуж, и вообще, как жить, чтобы выбраться из этого убогого барака, где они с матерью ютились в комнатке с полом, доски которого лежали на земле, и клопы с блохами кусали прям через чулки. Где вечно пьяные мужики-соседи орали песни, матерились и распускали свои грязные вонючие лапы. А побиваемые ими жены вкалывали на заводах и фабриках, прятали синяки и помалкивали. Нет, конечно, не все так жили. Попадались среди соседей и тихие, спокойные, интеллигентные люди. Но основная масса была серая, быдловская. Такая жизнь не для Кати. Ее ждут богатство, счастье и любовь.
А материн ухажер тоже хорош. Хоть деньги у него водятся, но вор – он везде вор. Катя мечтала о принце. С чего нужно начинать? Найти более-менее приличную компанию. И уж если так получилось, что Варе хочется ее развлекать, раз уж у этой шутихи есть такой симпатичный старший брат, то почему бы с ней не пообщаться. Может, какой толк и будет из этой так называемой дружбы. К тому же комната в коммуналке – это не барак. У них, кстати, до войны тоже была хорошенькая комнатка, но что ж поделать, если именно их симпатичный старинный двухэтажный домик был разрушенным.
А какая оказалась квартира у этой никудышной Зои! И папочка профессор. Кто бы мог подумать. Ну зачем такой страшиле своя комната с диванчиком, на котором сидят в рядок куклы, а их сам папочка ей же и делает. Одним все, другим ничего. Конечно, самая красивая из кукол Снежная королева. Такая должна быть у нее, у Кати. И папа такой, и квартира, и даже нянька эта дурацкая, которая болтает без остановки! «Зоинька, девочки». Тьфу, противно слушать. Ну у них она еще и за прислугу. У нее, этой прыщавой толстухи, еще и прислуга есть. А Варька тоже хороша, накинулась на картошку, будто никогда не видела. Да еще давай трепать, кто где живет. Хорошо, не успела сказать про барак. А эта страшила носится, «девочки то, девочки это». Дура, дура, дура! Ненавижу! Катя сидела на продавленном, скрипучем диване и пыталась читать книгу, но мысли после посещения одноклассницы пришли в полный разброд. Зависть терзала ее. Она с силой швырнула учебник в стену.
– Ну ничего, я вам еще всем покажу. И этой Зое тоже.
Встреча в «Парусе»
Уже пятнадцать минут Катя сидела в «Парусе» за столиком у окна и поглядывала на улицу. К тротуару подрулила новенькая серебристая «Ауди». Из машины вышел Сергей с букетом белых цветов. Хрюкнула сигнализация, непослушные руки вцепились в стакан с водой.
Он кинул куртку на стул, отработанным небрежным жестом позвал официанта.
– Здравствуй, радость! – Поставил цветы в принесенную вазу, подвинул ее к Кате. – Это тебе. Ты еще
