мальчишку, который пробегая крикнул: «Извините!») были полны животного страха, и руки инстинктивно обхватили живот. Но руки не помогли. Слишком сильный был удар. Стас ринулся за пацаном, но понял, что смысла нет в этом никакого. Надо спасать Ладу. Он рванул наверх к Грише вызвать «Скорую». А Сергей только обнимал ее и повторял: «Ладочка, не волнуйся, моя хорошая. Все будет отлично. Сейчас приедет врач. Все будет хорошо...» А Лада полулежала, беззвучно плакала, слезы катились ручейками по ее щекам, размывая тушь. И уже вся ее юбка и ноги были в крови, и она повторяла два слова: «Мой ребенок. Мой ребенок».
Катя, вжавшаяся в стенку, твердила про себя как заклинание: «Господи, прости, это не я. Я не хотела. Господи, прости, это не я...» Потом ее увел Стас. Было несколько дней шока. И все забылось, как это обычно бывает, когда случается не с тобой. А помнят все только те люди, с которыми это произошло. И будут помнить всегда. Катя о своем не забыла, и Лада тоже не забудет. Но шок прошел. Она узнала от Стаса, что Ладу выписали из больницы и они поедут к родителям Сергея на море.
– А почему мы не ходили ее навещать?
– Она никого не хотела видеть. Сергея тоже.
– А свадьба у них была?
– Не знаю, Катюш. Не спрашивал. Может, расписались, и все.
Такой состоялся между ними разговор. Сергея они больше не видели.
Она не находила себе места, думая, что виновата в том, что произошло с Ладой. А потом, в начале лета, Стас сказал Кате, что Сергей получил диплом и завтра они с Ладой уезжают в Германию. Визы уже получены, они хотят начать какой-то бизнес и сидят на чемоданах.
Все! Это все! Отчаянью Кати не было предела. Она потеряла его навсегда.
Прошло время. Катя закончила институт. Ушла с работы. Ей не хотелось ничего делать. Она занималась домом и ездила помогать в больницу – это было единственное, что давало ей успокоение и переключало мысли в другое русло. Отношения со Стасом у нее были очень хорошие, но время не лечило, она лишь перестала ждать, перестала надеяться, успокоилась, и любовь к Сергею жила внутри маленьким неугасающим угольком.
С помощью отца Стас разменял родительскую большую квартиру, и они переехали из своих съемных. И все считали их чудесной парой.
А потом наступило то самое утро, и голос в трубке спросил:
– Привет, Катюш, узнала?
Как она могла его не узнать?
«Надо все-таки сказать Стасу, что мы встречались. А то позвонит Сергей, позовет снова куда-нибудь, все выяснится, и муж обидится. Боже, ну зачем ты появился? Ну кто тебя просил?» Ответ пришел изнутри – ты сама просила. Все эти годы. И, услышав это, Катя по-настоящему испугалась. Время ничего не вылечило.
Родственник
Она проснулась поздно. Яркий солнечный свет заливал комнату, за окном пели птицы, и веточки тополя, покрытые молодыми клейкими листочками, постукивали по стеклу. Она села на краешек кровати и улыбнулась. Рядом была Полина, которая не смогла ничего сказать и только заплакала. И впервые за много дней не няня утешала свою девочку, а наоборот.
И тут раздался звонок в дверь.
– Открою! – крикнула Лиза. Последнее время Степан повадился к ним ходить, иногда бывал очень пьян. Мачеха пускала его всегда, а Лиза старалась выгнать. Иногда он засыпал на лестнице и ждал Наталью.
Но в этот раз на пороге стоял совершенно неизвестный мужчина. В руке он держал небольшой чемоданчик. Лиза вопросительно смотрела на него.
– Разрешите войти?
– А вы к кому, собственно?
– Простите. – Незнакомец приподнял шляпу и представился: – Алексей Дмитриевич Светланов. Троюродный брат Владимира Михайловича.
– Ну что ж, – Лиза подозрительно поджала губы. – Проходите, но обождите здесь минуточку.
Она приоткрыла дверь в Зоину каморку.
– Поля, очень кстати вы сегодня. Там какой-то брат доктора. Знаете?
– Неужели Алексей Дмитрич? Не может быть?! Господи, сколько лет-то прошло. Я уж думала, вас и в живых нет. – Полина вышла в коридор.
– Полина! Дорогая моя! Мы еще поживем. Нежданный гость крепко обнял ее. – Север не погубил, войну прошли, в Сибири такое понастроили – ого-го!
– Ну пойдемте! Пойдемте. Не по-людски в коридоре-то разговаривать.
– Да, чайку с дороги я бы не отказался выпить. Прости, что не предупредил. Думал, все – разошлись пути-дорожки. Все друг про друга забыли. Сколько лет ни весточки. Будто и не родственники!
Он вел Полину, держа за плечо, в сторону кухни. В гостиной остановился, огляделся.
– Почти все как прежде. А я, как на вокзале вышел, сердце так и потянуло – иди да иди. Ну, я водителя отпустил да пешком! Давай-ка сядем и поболтаем. Ох, простите, – обратил он наконец внимание на стоявшую рядом Лизу. – Не представился. Полина Сергеевна, познакомьте меня с дамой.
– Лиза. Теперь вот вместо меня. А я уж отдыхаю. Владимир Михайлович так решил.
– Ну и правильно, Полиночка. И хорошо. Но живешь-то ты здесь?
– Нет.
Гость замолчал на секунду, увидев в Полинином лице грусть, и предложил:
– Лиза, раз ты тут главная, сделаешь нам чаю?
Лиза пожала плечами, выражая таким образом «ну ладно, один раз так и быть, но вообще я не по этой части – чаи неизвестно кому подавать». Правда, Алексей Дмитрич был к тому же и обаятельный мужчина.
Сели.
– Володя когда будет? Надюша? А Зоинька? В школе давно небось учится?
Лиза хлопотала у плиты к ним спиной, и Полина, как могла, показала выражением лица, что лучше бы при ней разговор не начинать.
– Владимир Михайлович не скоро будет, – лишь сказала она. Алексей Дмитриевич понял: что-то неладно, и не стал настаивать, начал про себя.
– А я, значит, как тогда в экспедицию уехал, думал – пропал. Полгода корабль наш во льдах простоял. Почти все погибли. Вспомнить страшно. Чудом нашли нас какие-то оленеводы, когда мы, взяв последние припасы с корабля, в никуда идти решили. В местной больнице лежал, которую и больницей-то назвать язык не поворачивается. Половина лекаря да одна медсестра. Травами лечили. Выжил я да еще пара человек. Но там, откуда мы пришли, нас уже похоронили.
Лиза подала чаю. Села сама. Все молчали. Ждали продолжения истории.
– Остался я там. На медсестре той и женился. Хорошо жили, дружно. Я охотиться стал. Рыбу научился ловить. Такие простые, бесхитростные люди меня окружали. Мудрости многой я у них научился. Самолет к ним прилетал иногда с продуктами – сахар, соль, мука. Я с «большой землей» связь начал налаживать. Письма слал разные, а только один ответ казенный получил, что нет больше отца. И его не похоронил, и на «большой земле» стал никому не нужен. Списанный товар. Тяжело было на душе. К маме на могилу только после войны попал. Она-то еще до отца умерла. Война когда пришла, мы с женой сразу на фронт. С первым продуктовым самолетом. Каждый тогда сгодился. Погибла она в сорок втором. Хорошо, дети у нас не пошли. Я в самое пекло кидаться стал. На передовую. Ничего не страшно было. Ради чего, думаю, теперь жить.
– Может, выпьете чего? – Лиза расчувствовалась. Няня шмыгала носом и утирала слезы платочком.
– Не пью я. Спасибо. Вот чаю бы еще. Ну что ты все, Полина Сергеевна, реки распускаешь?
– Рассказывайте уж дальше, простите, Алексей Дмитрич, расклеилась.
– Так вот, все пулю свою искал. А находил только ордена да медали. Звания за званиями. В Сибири на стройках после войны работал, потом руководил. Большое назначение в Москву сейчас получил, переводят,
