доброй Зоей, постепенно превращая ее в жестокую, хитрую и грубую мстительницу.
Она сложила чистые куски ткани, сделала аккуратно прокладочку, будто бы делала это всегда. «Эта кровь – сила, которую мне дали родители. Теперь я ничего не боюсь». Потом она с остервенением терла старыми использованными тряпками по лицу куклы-мачехи. «Умойся моей кровью, ведьма. Теперь мы посмотрим, кто сильней». Гипсовое лицо, все в грязных разводах и мазках, смотрело на девочку неподвижными, широко раскрытыми глазами, а судьба в другом конце квартиры уже начала ткать узор нового поворота страшных событий. Ибо желания наши имеют несчастье сбываться.
Катя решила играть в строгую и неприступную даму:
– Что за аттракцион невиданной галантности?
– Соскучился по тебе, Катюша. Хочу с тобой серьезно поговорить.
Чтобы занять руки и скрыть напряжение, Катя пила сок и чуть не поперхнулась, однако от комментариев воздержалась. Ждала.
– Я понимаю, – он растягивал слова и делал между ними паузы, – то, как я поступил с тобой, не заслуживает никакого прощения. Вообще удивительно, как ты согласилась со мной встретиться. Но, поверь... я думал о тебе постоянно. Случившееся тогда с Ладой на Гришином дне рождения – наказание мне за то, что я сделал. Может быть, я заплатил сполна за тот поступок отсутствием детей, не очень удачным браком. Но это чувство вины... Оно не проходит.
– Разве твой брак неудачный?! Все только и говорили, как вы счастливы вместе.
– Безоблачным его не назовешь. Понимаешь, тогда я во что бы то ни стало хотел сам пробиться, стать богатым... Думал, это сделает меня счастливым. Надеялся, что полюблю Ладу, но на самом деле любил только тебя. Прости меня, Катя, если сможешь. – Он взял ее руку и поднес к своей щеке. – Нам с тобой, конечно, тогда и папа мой мог помочь, но я всего хотел добиться сам.
– Господи, ну при чем тут папа? Такое впечатление, что мы голодали и жили на улице?! Ты позвал меня, чтобы попросить прощения?
– Не только. Хотел сказать, что я люблю тебя. Что все время думал о тебе. И сделал все для того, чтобы приехать в Москву и быть с тобой. Я просто хотел другого будущего. А если бы мы тогда завели ребенка, то осели бы в этом болоте. У меня ничего бы не получилось, и мы бы все равно разошлись.
Катя не нашлась, что сказать, и промямлила:
– Но у меня семья, Стас.
– Я не прошу тебя оставлять Стаса. Пока не прошу. Но мы же можем встречаться. Я снял квартиру.
– Но это предательство по отношению к Стасу. Ты гнусно поступил со мной, а он меня спас, всегда был рядом, и он по-настоящему меня любит.
– А я? Я? – Сергей так вошел в роль, что даже вскочил со стула в порыве вдохновения. – Я тебя по- настоящему не люблю? Я же вернулся. Я придумал открыть магазин, чтобы быть с тобой здесь, всегда. Я же раскаиваюсь, Катя. Ну прости, хочешь, я встану на колени. Я был молод, глуп, ну нельзя же всю жизнь мне это припоминать. И потом, ты же его не любишь. Разве это не предательство по отношению к себе? Думаю, Стас понимает, что ты не любишь его. Или я не прав?
Она молчала. Продавливала вилкой борозды в салфетке.
– Кать, ведь ты меня любишь. До сих пор. Несмотря ни на что. Ты меня все еще любишь?
В некоторых местах мягкая бумага пыталась вернуться в свое первоначальное состояние, в некоторых рвалась. Где тонко, там и рвется.
– Да.
– Катенька, Катюша... я знал, я верил. – Он опять вскочил, подвинул стул, сел рядом с ней и посмотрел в глаза. – Спасибо тебе, спасибо, солнышко мое. Ты такая, такая... Ты добрая. Да, ты очень, очень добрая. И мы постараемся сделать так, чтобы Стас ничего не узнал. А потом придумаем, как быть, чтобы его не обидеть. Я тоже не хочу причинять ему боль.
– Мне надо подумать.
– Я не буду тебя торопить. Мне главное знать, что ты меня любишь. Что я не зря к тебе ехал. Думай, сколько надо. Вот тебе мой телефон. – Белый прямоугольник визитки упал в карман Катиной куртки.
Сели в машину, и он довез ее до дома. Букет она попросила оставить.
– Поставь у себя в новой квартире.
– Да. Он будет напоминать о тебе.
Гроза
Степан сидел на полу, обхватив голову руками, и плакал. Наталья выгребла все имеющиеся у нее сбережения; прикинула, сколько могут стоить украшения, если их заложить или продать. Но этих денег было недостаточно.
– Этого мало! Не хватит оплатить даже половину долга. Найди еще. Я верну, клянусь тебе. Мы поженимся, я устроюсь на работу и никогда больше не буду играть. Пойми, они найдут и убьют меня. Я пытался их обмануть, оттянуть срок, скрывался, но меня нашли и пригрозили жестоко расправиться, если я не верну деньги.
Наталья никогда не видела Степана в таком жалком состоянии. Унижаться перед кем бы то ни было не входило в его правила. Внутренняя сила переливала в нем через край, он гордился ею и выставлял напоказ. Эта сила притягивала Наталью, она сама такая, и ей сложно было найти похожего человека. Слабаков она презирала. Ей хотелось их уничтожать, что она и делала. А Степан всегда лез на рожон, по-глупому, на пустом месте испытывая судьбу. Теперь судьба решила испытать его, и он сломался.
Перед Натальей сидел жалкий человек. Они не виделись всего пару недель, а как он изменился! Черные, яркие, смелые глаза потускнели, в каштановых грязных волосах она увидела седину, весь грязный, заросший, худой и сгорбленный. Ни следа от прежнего мужчины – красивого, высокого и рискового. Но странно! Возникшее поначалу чувство брезгливости прошло, Наталье стало жаль его, сжималось сердце, и больше всего хотелось помочь, найти эти проклятые деньги. Он обещал на ней жениться. Сейчас они отдадут долг, квартира у них есть. А о Зое и ее дядьке она подумает потом.
Наталья выскочила из комнаты. Она стала обшаривать каждый закуток квартиры. Каждый сантиметр, по порядку. Все шкафчики, все ящички, шкатулки и полочки. Она вышвыривала вещи, перетряхивала каждую тряпку. Не может быть, чтобы здесь ничего не осталось. Ведь где-то хранил деньги этот докторишка! Но денег действительно не было, «докторишка» все тратил на ее наряды и украшения. Лишь камень, огромный ярко-красный рубин, доставшийся в наследство от матери Зои, был спрятан под самым носом. Но ей только предстояло об этом узнать.
Дверь в мастерскую оказалась закрыта. Она подергала ручку, обернулась, увидела Зою, которая стояла и спокойно наблюдала за ней, рявкнула: «Открой дверь!» Девочка развернулась, пошла к себе в комнату, взяла ключ и протянула его обезумевшей мачехе. Трясущимися руками та открыла дверь, вошла, обвела комнату глазами. На полках стояли коробки: «Что там?» – «Разные вещи, чтобы делать кукол: глаза, волосы, ресницы...» – «Я сама проверю». Взяла лестницу, стала проверять. Со дна коробок на нее смотрели фарфоровые глаза, тянулись маленькие ручки... Ей стало немного не по себе. Впрочем, всегда проходя мимо этой комнаты и задерживаясь на секунду, она испытывала чувство дискомфорта и ни разу не решилась зайти сюда. «Действительно, дрянь одна. Надо будет выкинуть, – сказала она, чтобы себя успокоить. – Тебе отец ничего ценного не оставлял?» – «Что вы, Наталья Владимировна, все у вас с Катей. У меня только эти коробки, если вы, конечно, разрешите мне их оставить?» – прозвучало издевательски в ответ. «Да хоть навсегда тут запрись! Но не думай, я не забыла, что мне нужно позаботиться о твоем будущем. – Она захохотала и похлопала девочку по щеке. – Я же тебе мать как-никак? Отвечай! Да или нет?» Она взяла Зою за подбородок и посмотрела ей в глаза. Равнодушный, холодный взгляд. Сейчас в нем мелькала еще и издевка. Нет, надо срочно что-то делать с этой девкой. Но сначала Степан.
Степан продолжал в обреченной позе сидеть на полу. Наталья ходила взад-вперед по комнате. Внезапно она остановилась:
– Я знаю, что надо делать! Мы потрясем одну тупую бабку. Наверняка у доктора что-то было припасено на черный день для своей уродицы. И прятать это может старуха.
– Когда, Наташенька?
– Надо проследить, когда она уйдет из дома, и навестить ее. Думаю, завтра или даже сегодня. А пока
