Интересно, долго ещё я буду так ходить и всё записывать? Так ведь и писателем недолго стать.
Всё такое знакомое, но ничего не приходит в голову. Как будто я уловила какой-то смысл, но пришло это откуда-то свыше. Тайное откровение.
Выхожу на дорогу и поднимаю руку. Подъезжает убитая «шестёрка». Открываю дверь и вижу небритого таксиста с лицом кавказской национальности.
Он с ярко выраженным акцентом спрашивает:
— Куда ехат?
— Какую-нибудь недорогую гостиницу знаете?
— Канэщна знаю. Садысь, падвизу, красавэц.
— Обойдёмся без любезностей. Сколько будет стоить?
— Алфа на Партизанской. Тыща для тэбя, красавэц.
— Идёт. Поехали.
Через три часа, пробившись сквозь московские пробки, оказываюсь на Партизанской. Возле нескольких огромных многоэтажных зданий. Очевидно, все они гостиницы. Кажется, раньше я здесь не была.
Расплачиваюсь с таксистом, захожу в гостиницу, в ту, что называется «Альфа», оплачиваю наличными номер на две недели. Теперь это будет мой дом. На ближайшую половину месяца. А дальше посмотрим. Может, знакомые позвонят, расскажут что-нибудь обо мне.
Пока я ехала, листала список контактов в мобильном телефоне и никак не смогла найти «мама» или «папа». Что, у меня нет родителей? Или я так сильно с ними поссорилась, что даже стёрла их номера из телефона? Надо постараться вспомнить всё за две недели, а потом уже заявиться по адресу прописки. А то как-то страшновато ехать туда, ничего не помня. Откуда мне знать, может, я вообще просто прописана в той квартире, а жила в другой?
Я поднимаюсь на этаж, вставляю в замок магнитный ключ. Захожу в номер, вешаю с обратной стороны двери табличку стороной, на которой написано «НЕ БЕСПОКОИТЬ», закрываюсь и сразу падаю в койку. И улетаю…
И это был не просто рак мозга. Это был рак мозга, по примерным подсчётам развивавшийся в течение семи лет. Хотя, мне уже было не так важно, семь лет, десять или месяц. Я уже знал, что умру. Мне сказали, что у меня есть максимум месяц, от силы два.
Это было год назад.
Каждый день, который я прожил с тех пор, был для меня потенциально последним. После того, как я узнал о своей болезни, боли лишь только усилились, но со временем я сумел отказаться от лекарств, кроме тех, что помогают жить раковым больным. Я научился не замечать свою боль, я как бы отключил этот участок своего сознания.
И сейчас я понимаю, что весь этот год я протянул только лишь потому, что кое-что не закончил. Потому что у меня осталось одно незавершённое дело. Я жил и мучился, никак не понимая, что я должен сделать. И вот сейчас, кажется, этот момент настал.
А теперь представь себя на моём месте.
Тебе говорят, что у тебя опухоль мозга, и что оперировать её уже невозможно. Тебе говорят, что это ещё можно было сделать примерно четыре года назад, как раз тогда, когда ты начал глушить симптомы колёсами. Первые три дня пролетают, как будто тебя и не было в живых.
Меня не было в живых. Не тебя.
Я жил так, будто уже умер. Жизнь, оказывается, пролетает перед глазами не только перед самой смертью, но и тогда, когда узнаёшь, что точно умрёшь, то есть, от осознания самого факта скорой смерти.
А что там будет перед самой смертью, у меня ещё будет возможность проверить. Я уверен, очень скоро. Непременно.
Затем я просто понял, что сделать с этим уже ничего невозможно, и просто продолжил жить. Ловить каждый момент. Наслаждаться каждым вздохом, понимая, что последнее моё время — это вроде как подарок. Денег я за свою жизнь заработал достаточно, что позволило мне продолжить моё беззаботное существование.
Естественно, я продолжил и работать, только принимал уже не по пять пациентов в день, а по одному, взяв к себе в клинику ещё одного психотерапевта.
И каждый день я чувствовал, будто меня что-то преследует. Какой-то то ли фантом, то ли что-то ещё. Что-то такое, что обязательно произойдёт. Нет, это была не смерть, отнюдь. Я чувствовал, что ещё при жизни со мной должно произойти нечто важное.
Самое важное.
Пациентов я брал себе наиболее перспективных, то есть, молодых девушек с какими-нибудь незначительными расстройствами, вроде нервного срыва по поводу расставания с любимым молодым человеком. Или даже любимой девушкой. Остальных посетителей я сливал своему коллеге. Это был один из элементов моей счастливой — насколько, разумеется, я мог себе позволить считать её счастливой — жизни.
Если честно, у меня даже порой возникали мысли заделаться каким-нибудь маньяком вроде Конструктора из «Пилы». Учить людей, как правильно жить. Показать им то, что они не замечают, что не ценят, на что не обращают внимания в своей повседневной суете. Вскоре, однако, я отказался от этой идеи потому, что не считаю себя человеком, который имеет право наставлять людей на путь истинный, в то время как сам уже давно с него сбился.
Вообще, что-то я углубился в дебри. Думаю, стоит рассказать о себе побольше, тем более, мне уже давно всё равно, что со мной будет — я и так знаю, что будет в итоге. Более того, я точно знаю, что рано или поздно, то же самое ждёт и всех остальных. Большую часть своей жизни я уже прожил, стало быть, не так уж и жаль мне покидать этот свет. Всё равно все встретимся.
Где-то там.
Мы с моей девушкой едем в метро. Как она сообщила, в компьютерный центр. На станцию «Кузнецкий мост».
Мы в вагоне.
— Видишь всех этих людей? — спрашивает меня она.
Глупый вопрос.
— Они все что-то делают, — продолжает она. — Все живут какой-то своей жизнью.
А дальше будут банальные рассуждения о людях и о том, как они живут?
— Но мало кто из них задаёт себе вопрос: а зачем я живу? Что я делаю? Нужно ли это мне?
— А мне-то что с того? — спрашиваю я.
— Не спрашивай. Просто запоминай, чтобы потом записать. Напечатать. Всё, что я говорю, всё, что происходит, ты должен это запомнить, а потом написать в своей книге.
— А не проще ли будет, если ты сама её напишешь?
— Нет. Я хочу, чтобы ты сам это сделал. Чтобы ты сам это понял и прочувствовал. Ты сам должен сделать все выводы. Понять суть.
— Какую ещё суть? — спрашиваю я.
— А вот такую. Ты должен сам понять, как пришёл к такой жизни. Понять, почему я тебя бросила, — отвечает она.
Какая-то женщина смотрит на мою девушку. Пристально. Прямо. Кажется, ей интересно. Или что-то ещё. Смотрит она почему-то так, словно её что-то удивляет. Или интригует.
Её удивляет то, что в наше время кто-то пишет книги?
Или что в наше время тёлки бросают своих парней?
Моя девушка тоже замечает, что на неё тупо смотрит какая-то женщина и, обращаясь к ней, спрашивает:
— Я могу вам чем-нибудь помочь?
Женщина, как будто вдруг опомнившись, резко замотала головой и отвернулась.