– Брось, Лив. Дело не только в этом. Ты что, изучала дизайн?
– Нет, не изучала. Просто я так представляла себе центр.
– Что ж, у тебя получилось. Во всяком случае, здесь ничто не напугает маленького ребенка, никто не читает скучных лекций и не демонстрирует графиков, вызывающих мигрень у родителей. Просторно, красиво… А что там?
Он миновал столик, на котором были тщательно разложены выставленные на продажу брошюры и открытки, и вышел в широкий проем.
– Ого! Вот здо?рово! – В центре зала, уставленного витринами и слайдами с изображением местных растений и животных, находился макет долины. – С высоты птичьего полета, – сказал Ной, наклоняясь над ним. – А вот мы! База отдыха, центр. – Он постучал пальцем по защитному стеклянному колпаку. – А вот маршрут вдоль реки, по которому мы шли в тот день, верно? И даже бобровая плотина есть. Слушай, а где же дом твоих дедушки с бабушкой? Почему его здесь нет?
– Потому что это частное владение.
Он выпрямился и посмотрел ей в глаза.
– Лив, ты по-прежнему живешь под стеклянным колпаком, где никто не может тебя достать?
– Я живу именно там, где хочу.
– Моя книга не изменит этого. Она может сделать только одно: прогнать тени, которые все еще висят над тем, что случилось в тот вечер. У меня есть возможность рассказать правду. Всю правду. Сэм Тэннер заговорил, впервые со времени суда, а умирающий человек часто стремится перед концом облегчить свою совесть.
– Умирающий?
– Опухоль… – начал Ной и вдруг с нарастающей тревогой заметил, что ее лицо побелело. – Извини. Я думал, ты уже знаешь.
У нее тут же распухло горло. Во всяком случае, слова вырывались из него с трудом.
– Ты сказал, он умирает?
– У него рак мозга; осталось всего несколько месяцев. Пойдем. Тебе нужно сесть.
Он взял Оливию за локоть, но она вырвала руку.
– Не прикасайся ко мне! – Она повернулась и шагнула к проходу.
Ной готов был отпустить ее и уже открыл рот, чтобы сказать это. Но глаза Оливии остекленели. Он чертыхнулся себе под нос и пошел следом.
Она шагала размашистой, целеустремленной походкой человека, который не остановится ни перед какими препятствиями на пути к финишной прямой. Придется запомнить это, если он когда-нибудь решится встать на ее пути…
И все же Оливия едва не застала его врасплох. Она прошла мимо кинозала, свернула в кабинет и резко захлопнула за собой дверь.
Слава богу, что Ной успел удержать дверь, иначе он врезался бы в нее физиономией.
– Это служебное помещение. Посторонним вход воспрещен. – «Наглая ложь», – подумала Оливия, но ничего другого ей в голову не пришло. – Марш отсюда.
– Сядь. – Казалось, Ной все же решил встать на ее пути, потому он снова взял ее за руку, провел мимо письменного стола и усадил в кресло. Кабинет был маленьким, обстановка его была тщательно продумана и идеально отражала личность его хозяйки.
– Извини. – Он продолжал держать Оливию за руку, но никто из них уже не обращал на это внимания. – Я не знал. Думал, что Джейми уже сказала тебе об этом.
– Не сказала. Но это не имеет значения.
– Конечно, имеет. Дать тебе воды или чего-нибудь еще? – Он обвел кабинет глазами, ища холодильник или графин. Нужно было что-то делать.
– Ничего мне не нужно. Я в полном порядке. – Оливия опустила глаза и увидела, что их пальцы переплелись. Сгорая от смущения, она освободила руку. – Ради бога, встань. Не хватало, чтобы кто-нибудь вошел и увидел, что ты стоишь передо мной на коленях.
– Я и не думал вставать перед тобой на колени. – Все же он выпрямился и присел на уголок стола.
Изменилась не только ее прическа. Эта Оливия была намного более жесткой и колючей, чем застенчивая студентка колледжа, которая свела его с ума.
– Но ведь Джейми сказала, что я хочу поговорить с тобой, верно?
– Да.
– Тогда почему она не сказала тебе, что Сэм умирает?
– Мы поссорились. – Оливия откинулась на спинку кресла. В голове шумело. Она чувствовала усталость. – Мы никогда не ссорились, и произошло это только из-за тебя и твоей книги. Если она и собиралась об этом сказать, то не успела.
– Перед смертью он хочет рассказать свою историю. Если Сэм этого не сделает, она умрет вместе с ним. Ты хочешь этого?
Желание, которое она отчаянно пыталась скрыть, пробивалось наружу зубами и когтями.
– Какая разница, хочу я этого или нет, если ты все равно настоишь на своем. Ты всегда хотел написать эту книгу.
– Да, хотел. И на этот раз говорю тебе об этом прямо, ничего не скрывая. Именно так я должен был поступить с самого начала.
– Я уже сказала, что не хочу об этом слышать, – отрезала она так же решительно, как недавно захлопнула за собой дверь. – Ты хочешь написать книгу. А он хочет очиститься перед смертью. Но чего он ищет? Прощения? Искупления грехов?
– Может быть, понимания. Думаю, он сам пытается понять, как это случилось. Лив, я хочу, чтобы ты приняла в этом участие. Все, с кем я уже разговаривал, являются частями этой головоломки, но ключ к ней – ты. Твой дед говорит, что у тебя фотографическая память. Это правда?
– Да, – рассеянно ответила она. – Я вижу слова. Это… Мой дед? – Оливия вскочила. – Ты говорил с дедом?
– Только что. За завтраком.
– Отстань от него!
– Он сам подошел к моему столику. Судя по тому, что я заметил, у него есть привычка разговаривать с гостями. Я сказал ему, кто я, и объяснил, зачем приехал. Если тебе не нравится его согласие поговорить со мной, предъявляй претензии ему.
– Ему за семьдесят. Ты не имеешь права подвергать его такому испытанию.
– Дай бог мне так выглядеть в семьдесят лет. Ради бога, я же не хватал его за горло и не тянул из него слова клещами! Мы побеседовали за чашечкой кофе. Потом он согласился подняться ко мне в номер и записать его интервью на диктофон. А когда закончили, он вовсе не выглядел расстроенным и разбитым. Наоборот, ожил. Лив, Сэм не единственный, кому хочется очиститься.
Пораженная до глубины души, Оливия нервно провела рукой по волосам.
– Он согласился? Он говорил с тобой? Что он сказал?
– О, нет. – Заинтригованный Ной изучал ее взглядом. – Так не пойдет. Я хочу, чтобы ты рассказывала то, что хочется тебе самой, а не излагала свое мнение о том, что сказали другие.
– Он никогда не говорит об этом.
«Что кроется под этим удивлением? – гадал Ной. – Боль?»
– Сегодня он это сделал и согласился дать еще одно интервью до моего отъезда.
– Что это? Я не понимаю, что происходит.
– Может быть, просто настало время. Почему бы не попробовать? Я расскажу тебе о своей беспутной и захватывающей жизни и изложу свои философские взгляды. А когда ты поймешь, какой я замечательный, тебе будет легче поделиться со мной своими воспоминаниями.
– Ты вовсе не такой замечательный, как тебе кажется.
– Ничего подобного. Слушай, давай пообедаем.
«Это мы уже проходили…»
– Нет.
