облаком клубилась вокруг и исчезала без следа. Дорога прекращала существование. Я прибавил скорости, догнал границу разрушения и, движимый внезапным желанием, на бегу захватил горсть оранжевого песка и камешков, сунул в карман комбинезона, захватил еще…
Простите, дорогой капитан Чаушев, извините, Евгений Викторович: не сподобился я забрать ваш груз из этого чертова места! А раз не получилось, так хоть этого щебня руками зачерпну — вдруг сойдет?
Поднимался ветер: воздух явственно заструился вокруг меня в обратном направлении, намного быстрее той скорости, с которой я бежал. Мимо снова полетел мусор, снежная пыль… Зона всасывания нас настигла. Каждый шаг становился все труднее и труднее. Я рвал легкие и сухожилия в тщетных попытках ускориться и не отстать от мелькающей в снежной пыли спины незнакомца, хрипел, толкался ногами изо всей силы, но чувствовал, понимал, что катастрофически не успеваю…
Крепкая рука схватила меня за ворот комбинезона, поволокла вперед. Снежный буран, несущийся мне навстречу и дальше, мимо меня — в ненасытную глотку синего сияния, потемнел и стих. Я словно потерял контроль над телом, поплыл в серой, заволокшей все вокруг субстанции Перехода, отдался на волю сильной, влекущей меня руки…
И выпал на твердый, теплый псевдоасфальт Дороги. Не удержался на ногах, упал на колени, потом, вообще, лег на манящую и такую дорогую мне сейчас монолитную,
Сколько времени утекло с тех пор, как я, Данилыч, Санек, Нэко со своей сестрой Ками прошли из этого (а я был уверен, что именно из этого) мира в грязно-розовый ад Пиона? Пять дней, неделя?
Здесь все так же пахло опавшей листвой, сыростью, туманом… С серого, такого милого мне сейчас неба моросил мелкий, но настойчивый дождик, остужал мое разгоряченное лицо…
— Вырвались, — проговорил голос со мной рядом.
Незнакомец. Я совсем забыл про него — он словно выпал из моего внимания, слишком занятого возвращением в этот осенний мир.
Я повернул голову: он тоже лежал на спине, вольготно раскинув руки. Только под голову он рюкзак положил, чтобы было удобнее. Что ж, у меня-то рюкзака не наблюдалось, да, в принципе, и так было неплохо…
— Отдышался? — спросил незнакомец. — Мне уходить нужно, но ты тоже не залеживайся, а то наедет кто- нибудь — место здесь оживленное, транспорта хватает. Впрочем, это для тебя хорошо — легко попутку поймаешь.
Я было вскочил, но тут же ощутил, что явно переоценил свои силы: позорно плюхнулся на зад. Незнакомец же, оставив рюкзак и винтовку, углубился в придорожный лес, исчез за деревьями. Через минуту раздался рык мотора, и незнакомец выехал на Дорогу, сидя на седле мощного мотоцикла. Не «харлей», не «БМВ», но что-то вроде: большое, солидное и весьма мощное с виду.
— Тут тебе посылку оставили. — Незнакомец отцепил от багажника мотоцикла сверток и кинул мне, потом стал прикручивать на место свертка свой рюкзак.
Я молча развернул брезент свертка, обнажая серому осеннему свету до боли мне знакомую кожаную куртку. Куртку из шкуры плазмозавра, которая имеет великолепное свойство противостоять огнестрельному оружию даже довольно крупных калибров. Когда-то мне ее подарил один из баронов Братства контрабандистов, и я был абсолютно уверен, что это та самая куртка.
— Откуда она у вас? Кто оставил?!
Незнакомец подмигнул мне серым глазом.
— Друзья твои оставили. Я с ними на Пионе возле Перехода встретился. Спешили твои друзья — за ними целая погоня при поддержке воздушных сил увязалась. Пришлось живенько сюда переправить. Они узнали, что я обратно на Пион иду, и просили меня тебя дождаться и передать — если ты жив, и я тебя увижу, — что у бара будут тебя караулить. Возле того, что недавно изрешетили из пулемета, — здесь неподалеку. Или — на Дахафе. Как я понял, вы с Земли, но туда вам возвращаться нельзя.
Я кивнул. Конечно. Нам теперь много куда нельзя возвращаться. На Шебек, к примеру… Ведь мы провалили задание и не вытащили с Пиона того тощего «сынка мафии», да и Нэко из пулемета разнесли… ну не мы разнесли, а его несостоявшаяся сестренка, но все-таки…
Да уж, положеньице. Теперь нам, если я все-таки встречусь со своим экипажем, придется немало поломать голову над достоверностью «легенды», которую мы преподнесем Межмировому Торговому Обществу.
— А Дахаф, это где? И вообще, что там на Пионе происходило? И вы что там делали? Да, и зовут-то вас как?
Мужик усмехнулся, пожал плечами.
— Сколько вопросов… Что произошло? Ну на Пионе просто главный генератор общегородской энергетической сети рванул. В войне уцелел, а сейчас вот рванул. Масса энергии, но энергии странной, необычно влияющей на окружающую физику. Что-то вроде миниатюрного коллапса получилось. Идеальная вакуумная бомба, кстати. Как я понял из радиопереговоров, город схлопнули вместе со всеми наводнившими его повстанцами местные партизаны. Такой себе акт отчаяния…
— Ага, мол, если не мне, то не доставайся ты никому… Знакомая тема…
Незнакомец кивнул.
— Точно.
— А Дорога? Ее-то кто заставил распадаться?
Он снова пожал плечами, словно недоумевая при виде моей наивной глупости.
— Я.
И улыбнулся, увидев, как расширяются мои глаза.
— Нельзя было выпускать на Дорогу все то зло, что накопилось на Пионе. Мне кажется, что последним нормальным человеком, выбравшимся оттуда, был чернокожий парень, возомнивший себя носителем справедливости и пытавшийся мне угрожать, чтобы я его с твоим экипажем вывел с Пиона. А потом — чтобы вернул его за тобой обратно.
Я тоже улыбнулся: Проходимец работает только добровольно — это все знают. Иначе — перехода не будет. Вот только в закрывающемся мире Пиона могли об этом не знать. И последним нормальным человеком, вырвавшимся оттуда, должен был быть пожилой чех-инвалид. Блин, Жипка! Зачем все так с тобой произошло!
Незнакомец внимательно посмотрел на меня, видимо заметив мою внезапную грусть.
— Пришлось им помочь. Добровольно, не под дулом. Вот только мне кажется, что их кто-то здесь уже ждал. Не знаю, кто. Есть такое предчувствие. Так что вряд ли они будут в баре. Ищи их на Дороге. Или, — незнакомец прищурился, — на Дахафе.
— Дахаф?
— Да-хафа. Это мир, имеющий Переходы с Землей. Когда-то через него поселенцы Нового Света прошли.
Я встрепенулся: Новый Свет! Мир капитана Чаушева!
Незнакомец оставил свой мотоцикл, подошел ко мне, протянул руку, помогая встать.
— Меня зовут Доминик. Но чаще называют — Инспектор.
Я оторопело глазел на него. Инспектор, конечно! Кто же еще мог закрыть мир, разрушив часть Дороги, как не легендарный, полумифический Инспектор!
Доминик, разглядев тысячу вопросов в моих глазах, покачал запрещающе пальцем, напомнив мне этим Данилыча, снова оседлал свой мотоцикл, надел поверх наушников шлем…
И я понял, что мои вопросы останутся без ответов.
— Иди своим путем, — сказал Доминик, заведя двигатель. — Иди и не оглядывайся. Бог да хранит тебя, Проповедник. Сохраняй свой дар.
Он скрылся в осеннем тумане, а я, постояв растерянно, стал натягивать куртку, с трудом налезающую на комбинезон, обнаружил в ней нарукавь «Удара», снял куртку, снял верхнюю часть комбинезона, надел нарукавь, снова надел комбинезон и куртку, обнаружил в ее кармане браслет с Шебека…
За всеми этими манипуляциями я чуть было не пропустил движущийся по Дороге автомобиль. Сначала я подумал, что Инспектор вернулся, но звук двигателя был иным: не таким мощным — тонко воющим от натуги. Затем прямо на меня из тумана вынырнула скрипящая, громоздкая, нелепая конструкция, больше напоминающая крытую телегу с двигателем, чем нормальное транспортное средство.
Я поднял руку. К моему удивлению, телега остановилась. Жутко скрипя и содрогаясь всем своим хлипким естеством, скользя по Дороге спицованными колесами, но — остановилась. Правда, тормозной путь ее превышал путь нормального земного грузовика раз в пять… ну… хорошо хоть не в десять. Трудно, наверное, тормозить, когда у тебя колеса в три пальца шириной. И без протектора.
Я поспешно побежал вдоль дощатого борта к уродливой кривой кабине, откуда на меня равнодушно смотрела какая-то запухшая усатая физиономия. За бортом что-то хрюкало. Свинарник на колесах?
— Мне до бара, — просительно произнес я, изо всех сил стараясь не пялиться на огромные иссиня-черные усищи водителя свинарника.
Усач лениво сплюнул через свисающую из-под усов нижнюю губу, фаталистично вздохнул.
— Того, шо расстреляли?
Даже его слова были какими-то усатыми.
Я сделал удивленный вид:
— А что — еще не отстроили?
Усач пожал плечами, открыл дверку хлев… кабины.
— Пить там уже можно. Залазь.
Через пару часов наша колымага подъехала к бару. К моему удивлению, передвигались мы довольно шустро для деревянной развалины. По крайней мере с горок назад не скатывались. Бар тоже меня удивил: свежая стена, вместо иссеченной пулями, красивая входная дверь. Да, работать здесь умели. И многочисленные транспорты вокруг показывали, что бар остался популярным заведением в этих местах. Места-то были бойкие — перекресток Дорог. Или Дороги? Ведь мне говорили, что она — одна?
Я поблагодарил усача, стал рыться в карманах комбинезона, тщетно пытаясь найти хоть что-то, чем можно расплатиться, вспоминая, какая валюта тут в ходу, но в карманах
