этого мероприятия там всегда с избытком. Кроме того, с тобой поедет Марта…
Марта Гинсбург была второй, с кем встретился в тот день Густав. Она тоже была посвященной, да и просто с ней было легче, – ненависть к царствующему режиму буквально сочилась из нее, как сок из раздавленных ягод…
Марте Михайловне Гинсбург было двадцать три года. Она была неглупа, резка в суждениях и остро ненавидела Россию. Красивая черноокая еврейка родом из Керчи, навсегда, как она думала, покинувшая ненавистную ей империю. Так захотела она сама. Ее папа Мендель Шмуэлевич никуда из России выезжать не хотел, и мама Бейла Лейбовна – тоже. Равно как и ее старший брат Натан, владелец мукомольной фабрики и акционер консервного завода «Монблата и Копеловича». Всем им нравилось жить в Керчи, на Митридатской – улице купцов, факторов, комиссионеров, хлебников, ростовщиков, почетного мирового судьи и даже двух членов Земской управы – и ходить в Главную синагогу в Митридатском переулке.
Но Марта Гинсбург пылала негодованием и желанием мстить. Когда она начинала говорить о революции и о том, что в царской России не только жить, но и дышать свободно невозможно, ее ноздри раздувались, словно у скаковой лошади. Слова об осторожности и осмотрительности в суждениях и поступках, иногда произносимые папой Менделем, отскакивали от нее, как горох от стены. Папу она слушала, но слышать при этом не хотела.
Первое потрясение она получила в шестилетнем возрасте, когда вместе с отцом и матерью гостила в Одессе у дяди Давида. Дядя с папой были погодками и очень походили друг на друга, как братья-близнецы. Тогда, в семьдесят первом году, случился в Одессе мощный трехдневный еврейский погром, когда разъяренные греки разгромили сотни шинков, лавок и магазинов, принадлежащих израилевым сынам. Имущество их – бакалейные и колониальные товары, часы, ювелирные изделия и прочее – греки не рассовывали по карманам, а выносили на мостовую и растаптывали ногами. А произошло такое потому, что после Крымской войны наступила торговая, в результате которой евреи оттеснили греков, присвоили себе всю торговлю бакалейными и колониальными товарами и прибрали к своим рукам все внешнеторговые операции, включая контрабандные. Плюс завладели контролем над банками и банкирскими конторами. Теперь уже не имелось в Одессе банкирских домов и разменных лавок Канарисов, Пасхалисов, Пипирко, Хасисов и Митрополусов. Зато были – Рафаловичей, Писаржевских, Бродских, Гуровичей, Зусманов и Давида Гинсбурга.
В тот год греки разнесли все, что попалось им по дороге. В том числе и разменную лавку дяди Марты – Давида Шмуэлевича Гинсбурга. А самому ему выбили левый глаз. Жестокий погром и одноглазый дядя оставили в душе Марты неизгладимое впечатление. И в ее душе поселилась ненависть к режиму, который не сумел защитить их.
А потом был погром в Керчи, в июне восемьдесят первого года. Тогда, после убийства императора Александра Освободителя, еврейские погромы прокатились по всему югу России, Новороссии и Украине. Убийство 1 марта 1881 вызвало – и в этом мало удивительного – всенародное смятение умов. Для простонародья, и особенно крестьянских масс, основы жизни и вера в завтрашний день крепко пошатнулись, ежели не рухнули вовсе. А шатание основ жизни вызывает отчаяние. Особенно когда нечего терять.
Первый погром произошел в Елизаветграде 15 апреля и был подавлен 17 апреля войсками, стрелявшими в толпу громил. 20 апреля начались погромы в Кишиневе и Конотопе, вызванные дороговизной хлеба, подавленные тотчас в зародыше с человеческими жертвами. 23 апреля возникла погромная вспышка с разгромом меняльных контор и лавок в Киеве, остановленная также военными силами.
Отголосками киевского погрома явились погромы еврейских шинков и лавок в Жмеринке, а в начале мая – в местечке Смела, куда даже пришлось вызвать роту правительственных войск.
В мае – июне погромы вспыхивали в Екатеринославской и Полтавской губерниях, где богатые евреи, арендуя помещичьи земли, сдавали их крестьянам по непосильной цене.
Погром в Керчи начался в начале июня. Марта тогда только-только окончила Керченскую гимназию и собиралась ехать в Санкт-Петербург поступать на Надеждинские акушерские курсы.
Погромщики прошлись по Большой и Малой Митридатским улицам и переулкам, разбили в мелкие осколки витрину магазина готового платья Шмулевича, фотографический павильон Зильбермана и семь ростовщических контор и меняльных лавок. Два погромщика забрались в контору мукомольной фабрики Натана Гинсбурга и принялись рвать долговые обязательства. А когда Натан появился, чтобы их унять, то погромщики молча спустили его с лестницы, в результате чего он сломал ногу в двух местах.
В доме Гинсбургов погромщики разбили окна на втором этаже, и один из осколков попал папе Менделю в правый глаз. Глаз вытек, и папа стал таким же одноглазым, как и его брат Давид в Одессе. Два глаза теперь у них было на двоих. После этого случая Марта и решила покинуть Россию навсегда, чтобы издали мстить за одноглазых родственников и сломанную в двух местах ногу брата Натана.
Вначале она уехала в Париж, затем перебралась в Берн, где стала изучать прикладную медицину – верно, для того, чтобы человек после покушения уже не смог оправиться и встать на ноги. А еще рьяно включилась в работу самых радикальных революционных кружков, в результате чего была замечена «Центром».
Скоро Марта самостоятельно научилась делать метательные разрывные снаряды. При опытах, проведенных недалеко от Цюриха, в местечке Петерстобель – резиденции Исаака Дембо, – обе ее бомбы разорвались, да к тому же быстрее других. Потом была стажировка при Техническом отделе «Центра», где Марта Гинсбург познакомилась с Густавом. Какое-то время он был ее непосредственным начальником, но после ее посвящения в 1885 году их пути разошлись. И вот, с момента несостоявшегося покушения на императора Александра Александровича 1 марта 1887 года, она снова была в подчинении Густава…
– Собирайся, поедешь в Россию, – заявил ей Густав, как только она переступила порог.
– Одна? – только и спросила Марта.
– Нет, с Дембо.
Марта чуть поморщилась, что не ускользнуло от внимания Густава. Похоже, Дембо ей не нравился. Однако сумела промолчать. Она прекрасно осознавала, что такое быть посвященной. А еще более, что такое приказ «Центра»…
– Твоя задача, Марта, заключается в том, чтобы собрать рассеянные охранкой остатки «Народной воли» и создать новую «Террористическую фракцию». Цель – убийство русского царя весной следующего года. Ранней весной, – уточнил Густав…
– Опять первого марта? – без улыбки спросила Марта.
– Желательно, – услышала она ответ.
Ноздри Марты раздулись, как у боевой лошади, услышавшей призыв трубы. Все ясно. Она сделает это. Если надо – ценой собственной жизни…
– Сама не лезь, – словно догадался об ее мыслях Густав. – Максимум твоего участия в акции – написание прокламации от лица «Народной воли» про покушение. И изготовление бомб. А еще лучше – научить кого-либо из новых героев самим готовить метательные снаряды. И помни, – Густав дольше обычного посмотрел в глаза собеседнице, – на сей раз осечки быть не должно. Ты меня поняла?
– Да, – коротко ответила Марта.
А что еще было говорить? И так все ясно.
Глава 6
В ЦЮРИХЕ, или ДЕСЯТЬ ДНЕЙ НА ВСЕ ПРО ВСЕ
Аудиенция у Густава состоялась в самый день приезда Плотного-«Первопрестольного» и Долгорукова в Цюрих. Когда они вошли, Густав пытливо посмотрел в глаза Всеволода Аркадьевича, но страха в них не обнаружил. А вот решимость – имелась. К чему бы это?
«Похоже, с этим господином из России придется повозиться», – подумал дважды посвященный и, указав рукой на кресло против своего стола, спокойно произнес:
– Слушаю вас.
Затем он кивнул Плотному, чтобы тот вышел, и, подождав, когда Всеволод Аркадьевич усядется, весь обратился во внимание.
Сева кашлянул.
– Во-первых, я бы хотел принести свои извинения за причиненные вам неприятности, – начал он. – Мы
