– Тогда не говори.
– А если скажу, что тебе будет?
– Поставят на вид.
– А как это?
– Очень просто. На перекресток у моста поставят, движение регулировать.
– Кожаная куртка, белая портупея, белая каска, да?
– Что-то в этом роде.
– Хотелось бы посмотреть, как ты палочкой махать будешь. Ты бы очень хорошо смотрелся. Высокий, сильный… Ты интересный мужчина. – Взгляд у Лены стал вдруг туманиться.
Богдан понял, что пора уводить себя с перекрестка:
– На самом деле меня могут просто уволить. За дискредитацию офицерского звания.
– Жаль. Обидно будет, если такая сволочь, как Гущин, останется, а тебя выпрут, как последнего… Я ничего не видела, товарищ лейтенант. Я даже не знаю, как тебя зовут…
– Богдан.
– Я ничего не видела, Богдан. Так что не переживай. И Егора в обиду не давай.
– Договорились.
Городовой поднялся со своего места, оправил куртку.
– Ты уже уходишь? – расстроенно спросила Лена.
– Мне домой пора.
– Жена ждет?
Богдан глянул на кисть своей правой руки. Не было там кольца.
– Это ничего не значит, – качнула головой Лена. – Я встречалась с одним военным. Он сказал, что вам запрещают носить обручальные кольца. Палец оторвать может, если за что-то зацепишься…
– Не ждет меня жена.
– Подруга?
– И подруги нет.
– Странно. Я думала, что с женщинами у тебя без проблем… Крутой ты. Женщины таких любят… Ладно, иди. А то еще подумаешь, что я тебя удерживаю.
Лена близко подошла к Богдану и вдруг села перед ним на корточки, едва не ткнувшись лбом ему в пах. Он ошеломленно глянул на нее сверху вниз. Но ничего предосудительного не произошло. Она всего лишь взялась пальцами за края разведенной «молнии», чтобы застегнуть куртку.
– Не надо, – со снисходительной иронией улыбнулся милиционер.
– Почему? – поднимаясь, сказала девушка.
– Куртка должна быть всегда расстегнута.
– Не понимаю.
Лена стояла перед ним, опустив глаза. Казалось, она только того и ждала, чтобы он поцеловал ее в губы. Возможно, всего лишь казалось. Но если нет, то все равно ему нужно было воздержаться от искушения. Не важно, какое прошлое было у Лены; может, она и хотела перенести его в настоящее, но Богдан не имел права воспользоваться ее слабостью. Не тот случай. Он представитель закона, а она – жена подследственного. Это Гущин способен на подлость, а он – нет. Вот если бы ее муж не зависел от него, тогда другое дело. Тогда бы он разговаривал с этой красоткой по-другому…
– Все очень просто. Под курткой пистолет, и его надо быстро достать.
– Зачем?
Она сунула руку под куртку, нащупала оружие, но из кобуры вытащить не пыталась. Замерла в каком-то трепетном оцепенении, тускло улыбаясь чему-то.
– Я – опер. В нас иногда стреляют.
– Кто?
– Бандиты. Воры.
– Это опасно?
– Если пуля мимо пролетит, то нет, – усмехнулся Богдан.
– Извини, я говорю какие-то глупости…
Лена ладошками уперлась ему в грудь и вдруг оттолкнула его от себя:
– Все, иди. И не морочь мне голову.
Она не стала открывать ему дверь. Просто отошла в сторонку и повернулась к милиционеру спиной. Похоже, она не хотела, чтобы он уходил. Но, увы, остаться Богдан не мог…
Глава 8
Тяжелый взгляд можно изображать. Именно это и пытался делать подполковник Петухов. Он смотрел на Богдана пристально, из-под нахмуренных бровей. Зубы стиснуты, желваки напряжены. В этом взгляде была опасность. Но не было подавляющей силы. Богдан чувствовал себя неуютно, но из состояния равновесия не выходил.
Он помнил взгляд Махора. Вот там действительно тяжесть. Гигантская глыба вечной мерзлоты из тех краев, где законник мотал срок. Лагерные морозы, кровавые схватки за воровскую власть, отчаянная смелость и беспощадность к врагу, тяжесть оставленных после себя трупов – казалось, все сконцентрировалось в этом взгляде. А что за душой Петухова? В патрульно-постовой службе начинал, потом вдруг в уголовный розыск его занесло, затем возглавлял отдел кадров городского управления, а оттуда перешел в Народовольск с повышением. Видно, под погонами у начальства хорошо вылизывал. Спору нет, оперативно-розыскную работу он знает, вернее, знаком с ней не понаслышке. Но с тем же Измайловым его и близко не сравнить… Какой глыбой казался бывший начальник РОВД, а все равно бандитам продался. И этот, возможно, уже на финансовом крючке. Хотя речь сейчас не о волках из каменных джунглей.
– Городовой, ты хоть понимаешь, что ты сделал?
Петухов хотел сказать это важно, с начальственным баском, но голос вдруг сорвался на истерический визг. Видно, не понравилось ему, что Богдана не пронял его свирепый взгляд.
– А что я сделал?
– Товарища своего избил!
– Не избивал я товарища.
– Конечно, ты не считаешь Гущина своим товарищем, но никто не давал тебе права!..
– Гущина? Я его не избивал.
Подумаешь, с лестницы спустил… И кто скажет, что Богдан врет?
– А это что такое? – Петухов поднял над головой листок бумаги.
– Не знаю, – в недоумении пожал плечами Богдан.
Так и есть, Гущин накатал на него телегу. Не человек, а ничтожество.
– А я знаю! Это рапорт! Где четко отражено, как ты избил капитана Гущина. Избил офицера, который старше тебя по званию! Избил сотрудника милиции, находящегося при исполнении!
– Где я его избил?
– Только дурака здесь валять не надо!
– Где я его избил? – повторил все-таки вопрос Богдан.
– В квартире гражданки Хромцовой!
– Позавчера?
– Вчера.
– Позавчера я у нее был. А вчера не был. Гущин что-то путает.
– И позавчера у нее был, и вчера. И чего ты к ней зачастил? Красивая девочка, да? И легкого поведения?
– Не был я там вчера. А вот что Гущин там делал?
– Он работой занимался! В отличие от некоторых…
Богдан промолчал. А зачем говорить, если Петухов его не слушает? Ему лишь бы самому прокукарекать.
– Ты избил старшего по званию, Городовой! Ты должен понести наказание!
– Ничего не было, товарищ подполковник.
– Есть свидетели, они подтвердят. Но тогда снисхождения не жди…
