полностью… Но все мои планы летят в тартарары под натиском матери честного человека, которого я совратила несколько дней назад.
Она перехватывает меня, когда я спускаюсь вниз с письмом для Клер, в котором выражаю свою горячую благодарность и истовую заинтересованность в должности гувернантки-компаньонки. Я даже, стиснув зубы, добавляю пламенный привет Лиззи…
— Ах, миссис Уоллес! Хотите отправить письмо? — Она выхватывает конверт из моей руки и внимательно изучает имя и адрес. — Ну конечно же! Я немедленно отправлю одного из мальчишек к графине Дэхолт. А вы должны выпить со мной чаю, пойдемте.
Она уверенно хватает меня под руку — этот жест навевает неприятные ассоциации с арестом — и препровождает меня в свою гостиную.
Заваривая и разливая чай, миссис Бишоп посматривает на меня выжидательно, и я уваживаю ее, описывая дом графини Дэхолт.
— Жаль, что Гарри не смог с вами попрощаться, — говорит она, наливая мне еще чаю. — Он уехал в деревню рано утром. Вы знаете, он получил новое место управляющего, и это большая удача, если учесть, что всего три года назад — ему было двадцать три — он начал службу дворецким. Он очень умный и невероятно способный молодой человек, и я говорю так не потому, что я его мать. А, мистер Бишоп! Хотите чаю, или мне послать за элем?
Мистер Бишоп-старший в льняном фартуке усаживается в кресло напротив меня и соглашается выпить чаю.
Услышав, что мистер Гарри Бишоп вернулся в деревню, я чувствую облегчение, хотя мысль о том, что он моложе меня, почему-то кажется пугающей. В последний раз я видела его сегодня рано утром — когда засыпала, утомленная его энергичными стараниями…
— Миссис Уоллес как раз говорила, что эта комната напоминает ей гостиную графини Дэхолт, — заявляет миссис Бишоп мужу.
— Правда? — Мистер Бишоп не меньше моего ошарашен этой наглой ложью.
— О да, чистая правда, — мямлю я. — Мода и элегантность в сочетании с комфортом.
— Приятно слышать. — Мистер Бишоп прихлебывает чай. — Обставляя комнату, мы ориентировались на гостиную графа Эдминстера — мы ж как-никак оба там служили. Я около десяти лет был у его сиятельства дворецким, а миссис Бишоп…
Она хмурится, и он прочищает горло. Я понимаю, что надо бы сменить тему, и потому спрашиваю, давно ли они были в театре. Они с радостью принимаются рассказывать о спектаклях, которые им удалось посмотреть. Меня удивляет, что они так стыдятся того, что были слугами, — и при этом раздуваются от гордости из-за должности сына. Время от времени я ловлю на себе пристальный взгляд миссис Бишоп, но так как она не спешит меня обвинить в том, что я бесстыжая шлюха, и выгнать взашей, чтобы не позорила ее дом, меня в принципе все устраивает. Кроме того, наглядевшись на других обитателей «Бишопс-отеля», я понимаю, что такие, как я, тут бывают нередко.
И все-таки я единственная, кому удалось пробить брешь в непоколебимой добродетели мистера Гарри Бишопа. Эта мысль доставляет мне неудобство, причин которого я до сих пор не понимаю и о котором не желаю размышлять. Кроме того, в ближайшие дни у меня дел по горло: нужно продать старые платья и найти им замену, что-нибудь приличное и отвратительно скучное — из тех платьев, что не продаются, потому что предыдущая владелица скончалась от ужасной болезни.
Спустя три дня я получаю письмо, в котором говорится, что я получила должность. К моей великой радости, в газетах ничего не пишут о внезапной и страшной кончине мистера Джейка Словена.
Как бы я хотела, чтобы мне перестала сниться его смерть и кровь на подмостках.
— Какие облака, — мечтательно произносит лорд Шад. — Бишоп, вы только посмотрите. — Он осаживает лошадь и опускает руки на луку седла, любуясь небом.
— Очень красивые, милорд.
— Вон то похоже на собор.
Из «собора» сеется морось.
Интерес лорда Шада к облакам восходит отнюдь не к дням его службы во флоте — это его тонкая душевная организация проявляет себя в любви к родным и необычном хобби. Он рисует пейзажи. По всему дому висят его прозрачные нежные акварели. Поначалу я думал, что это творения леди Шад, но когда отметил ее вкус и мастерство, она громко расхохоталась и сказала, что сама навряд ли отличит один конец кисти от другого.
Я понимаю, что он имеет в виду. Небо в этих краях просто огромное, потому что земля совсем плоская, а облака, подгоняемые ветром с моря, до которого всего полдня езды, беспрестанно бегут по небу и меняют форму. Вокруг раскинулись зеленые луга, и по морю травы ходят волны. Неподалеку от нас в воздух с тяжелой грацией поднимается цапля. Ландшафт исчерчен канавами и небольшими каналами, а в каждом доме на втором этаже есть дверь — это суровое напоминание о том, что при неблагоприятном стечении обстоятельств — я имею в виду приливы и ветер — может случиться наводнение.
Лорд Шад рассказывал, что последнее крупное наводнение произошло примерно двадцать лет назад, незадолго до того, как он ушел во флот. Он воспринимал его как некое приключение, хотя несколько арендаторов расстались с жизнью, а урожай и собственность понесли немалый урон.
— Люди считали, что во всем виноват старый виконт, мой отец. Поговаривали, что он заключил сделку с дьяволом.
На кухне мне довелось услышать немало сплетен о старом злодее виконте, его жестокостях и прочих прегрешениях. Судя по всему, его старший сын, к которому ненадолго отошел титул после смерти старика, недалеко ушел от папаши.
— Пора домой. — Лорд Шад выпрямляется в седле и разворачивает свою гнедую кобылу. — Я обещал Шарлотте выпить чаю с ней и компаньонкой, которую мы наняли для Амелии. Полагаю, она уже прибыла.
Не много найдется таких господ, которые пригласят слугу прокатиться с ними только ради удовольствия пообщаться. У меня не много обязанностей касательно поместья: лорд Шад предпочитает сам следить за делами с землей. Правда, когда в конце лета начнется очередная сессия парламента, он будет проводить в Лондоне больше времени и передаст основную часть дел в мое ведение. Мы иноходью едем через его земли. Лорд Шад смотрит на облака и время от времени сообщает мне что-нибудь об арендаторах и скоте. И вдруг спрашивает:
— Бишоп, а вы не думаете жениться?
Я нечаянно дергаю поводья, и серый мерин, на котором я еду, переходит на рысь. Я что, вернулся из Лондона с особенным голодом в глазах?
Я придерживаю коня.
— Нет, милорд.
— Позвольте мне высказаться без обиняков: это было бы кстати человеку на вашей должности. Но предупреждаю: на мою подопечную заглядываться не стоит.
— Но ей же всего шестнадцать! — И она красавица, хотя мне кажется неподобающим произносить это вслух. Более того, брак между незаконной дочерью хозяина и управляющим, даже незнатного происхождения, не такая уж плохая вещь.
— Вот именно. Она слишком юна, и мне бы хотелось, чтобы Амелия сначала повращалась в обществе, а уж потом рассматривала какие-то предложения. С другой стороны, я уже понял, что женщины, так или иначе, получают желаемое, так что если она сделает ставку на вас — удачи вам, Бишоп.
— Уверяю вас, милорд, у меня нет никаких намерений касательно мисс Амелии, и я уверен, что и она ко мне равнодушна.
— Что ж, хорошо. Тогда не будем больше говорить об этом. — Он бросает на меня дружелюбный взгляд. Неловкости удалось избежать. Тут его глаза начинают сиять — он видит приближающуюся двуколку и в знак приветствия, приподнимает шляпу.
— Легка на помине.
